19 29-22 57 - 31 05 202 3100114

19.29.31.05.2023. 100% 1 1 4.
Все закончится… закончится в один миг. Почему только сейчас должны гибнуть умные и красивые. А, может,  просто  нужно Вселенной найти новых мучеников, новых вдохновителей и новых святых?

Сейчас на краю смерти те, кто взял оружие в руки, кто подрывается на минах, кого накрывает снарядами, осколками, кого не щадит пуля.

Вот : «К нам война пришла – в наш край». Краснодар полыхает, нефтебазы тушат. Москва обстреляна беспилотниками. А в ответ: «Соблюдайте спокойствие!» А как? Как не потерять самообладание и не спасовать?

У меня одно желание – быть там, в гуще событий, на передовой. Смотреть в глаза этим героям, говорить с ними и писать про них.

Война – это не картинка в телевизоре, а металлический запах крови, это оторванные руки и ноги, эта контузии.

Кто был на войне уже не будет прежним.

Моя мама сказала: «Мы никому ничего не должны». Только с ней я не согласна, хотя промолчала в очередной раз.

- Я должна и буду собирать как и раньше свидетельства о том, что война – это ад на земле. После смерти – звенящая пустота. Но она короткая бывает – мгновение.

Твою судьбу – там, за границей сознания, ее решает Вселенная или Бог.
Пусть это за гранью фантастики, но… Память о прошлом можно сохранить. Если помнить каждое мгновение жизни на земле. По крайней мере – самые важные.
Да, то, что врезалось в память клином – глаза соседки 8 лет, когда она резанула сама себя ножом, и палец на волоске держится. Или мальчишка с сестренкой на руках, который спокойно говорит: «У нас в доме пожар». Это потом – твоя помощь и быстрые действия, которые помогли сохранить палец, спасти имущество. Постоянно , ежедневно события, которые тебя окружают- выхвати что-то одни и запомни. Запомни хорошо. Навсегда,  навечно.

Пусть это будет крест около кровати. Пусть это будет картина трехлетнего сына. Пусть это будет что-то за что ты сможешь зацепится и раскрутить спираль времени на все свои жизни.
 К примеру я помню как сын бегал босиком по росе. Ему было холодно, но столько в этом процессе было радости и счастья. Звонкого смеха и шалости. Невероятно. А я, хотя была моложе, могла мирно смотреть и радоваться. Я запомнила сына навсегда. У него были черные вьющиеся волосы, задорный смех и он во всем хотел быть похож на меня. Отца он любил, но другой любовью. Он слушал любое мое слово и воспринимал его в себя, вписывал, проникался. Звали его Марк. Это имя я ему при рождении дала. Он его и выбрал спусти сто лет «одиночества».

Знаете какой длинный путь к Земле? Нет… Вы не знаете! Миллионы световых лет, чтобы семечком упасть и прорости в теле младенца. Это не фантастика и не фонтом. Лететь, лететь, лететь, ускоряться, преодолевать притяжения планет. А потом в мгновение – быть созданным Богом – Отцом заново.

С новым телом, новым сознанием, новыми родителями, новыми братьями. И хуже всего – то что ты, пройдя сквозь родовые пути, не помнишь ничегошеньки кроме первого своего крика. «Я – родился!» Почему только тебя бьют по попе, чтобы ты закричал? Почему трясут вверх ногами, потому что им – врачам, кажется – ты не дышишь.

 А ты хоти прийти в мир тихо-тихо, чтобы никто не заметил. Бес слез и криков, без боли. Но твое маленькое тело – панцире, который тебе заново дан. Он мал и любая инфекция опасна.

Потом боль, боль, боль – я болела воспалением легких с грудничковом возрасте. Это было страшно, я могла умереть, но мне не дали. Да, и родилась я весом всего 1 килограмм 900 грамм. Могла и не выжить. Моя судьба была проста – смерть. Смерть ходила по пятом за мной всегда. И сейчас мы с ней – не подруги.

Мне страшно ее видеть. Но… порой я знаю кто уйдет, еще раньше, чем это случится.
Потом – в начальной школе, я потеряла возможность видеть. Я просто была ошарашена тем, что я не Ирина, а Марина. Спросите что же так? Просто дома меня всегда называли Иринушка. А в школе учительница назвала мою фамилию и сказала: «Марина, к доске!» А учителя не ошибаются. Они всегда говорят правду.

Я не Марина, - хотела я закричать. Но кричать в школе – запрещено. Я тихо пошла к доске. Ответ был размазанный и нечеткий. Мое смущение перед детьми отчасти было связано с тем, что я не знала как они теперь ко мне относятся. Я с кем то уже успела поговорить и сказала, что я Ирина.

Теперь они искоса на меня смотрели и вертели у виска. «Дура! Даже имя свое не знает» , - кто-то из класса сказал грубо и резко. Это навсегда осталось в сердце занозой. И ее сама я не могла вынуть. Я не хотела смотреть в эти учебники, читать эти тупые книги, учить и зазубривать таблицу умножения, словно от этого может появиться счастье и благополучие. Конечно же, я начала терять зрение. Это было закономерно.
Я  возненавидела школу, и то, что у меня ничего не получается.
Отлично помню день, когда мама меня спросила:

- Как у тебя дела?
- Я громко заявила: хорошо!

А сама знаками показала – тсы! «2»
Мама спросила:
- Что получила?
- Четыре! И показала пальцами «2».

Моя мама была в шоке, но она не кричала. За пять уроков я получила 4 двойки. Да, в первом классе такое возможно. Почему – просто систему образования давно начали реформировать. И ушло самое главное из процесса обучения – желание учителя передать знания.

Когда учитель хочет – он за три минуты объяснит тему и даст время разобраться всем, кто не понял. Учителем можно называть только одного Иисуса и больше никто этой почести не достоин. Он только способен открыть завесу тайну – как устроен мир.

Мама сделала многое – научила меня не бояться огромного пласта информации. Раз в неделю мы с ней занимались, а остальное время – я «отсиживалась» в школе.  К третьему классу я стала отличницей. Но многое пришлось наверстать.

Пришла я в класс неподготовленная – не читала, не писала, не учила стихи и даже не рисовала. Помню, как в садике показали краски, когда фотографировали на память. Нет, мы не рисовали в обычные дни. Не вели наблюдения за природой. У нас не было физкультуры. Да, мы много гуляли на улице, и иногда нам читали сказки. Когда воспитательница уставала, а дети еще не спали - Катя читала нам рассказы, потому что уже  умела читать.

А когда я была совсем маленькая, то не хотела идти на утренник с группой своей и сказала маме, что у нас утренник в другое время. В старшей группе была Света, с нем мы и водили радостно хоровод вокруг елки. И нам никого больше не надо было. Не знаю ни фамилию ее, ни родителей, тем не менее она была моим настоящим другом. Гуляла со мной, играла.

Я отчетливо помню день, когда меня впервые сфотографировали. Посадили на красивый стал и дали подержаться за башмачок куклы. Я и тогда понимала, что нет, этот снимок неправда. Никогда я не играла с этой большущей куклой. Я любила своего заиньку – белого с голубым передником. Я с ним играла. А еще, когда папа сказал, что можно высидеть цыплят, то я решила это непременно сделать.

Я взяла яйцо и его возила в коробочке за собой везде по дому, а на ночь ставила под батарею. Мне очень хотелось увидеть рождение цыпленка. А еще хотела, чтобы кошки не ели птиц. Нашего попугая съела кошка и это была трагедия и для нас – детей, и для самки, которая потом никого не подпускала к себе.

Помню, что часто я играла с машинками папы. Строила мосты и пускала их по склонам. Играла в кубики и… Нет не расскажу, в другой раз. Много ли я рисовала, что я любила – не помню.
Пол крайней мере у меня нет листов с рисункам, которые свидетельствовали о моем гениальном представлении о мире.  Переезд за переездом, чужие квартиры, общежития и, наконец, квартира на окраине города.

Что тут скажешь! У меня нет даже понятия дома. Для меня дом – это я там – в панцире, который никто не пробьет. Я умею быть сама в себе.

Там – в моем маленьком мире есть я и Бог. Событие и реальность. Мои фантазии и планы. Моя поэзия, песни, рассказы… Мой мир, который я берегу. И больше никого нет. Я не жалею  о мужчинах, которые ушли из моей жизни. Значит им не судьба быть со мной. Мне совсем не жаль, что я вернулась обратно, к родителям и теперь проживаю заново «детство».

Я выросла – есть мои тексты, моя работа и я – которое предстоит открыть миру.
Да, мне не хватает корректора… Но будет время, а оно настанет. И мир повернется к вере, к тем, кто несет в эту Вселенную свет. И, возможно, я буду в их числе.