Юношество, Первое собрание коммунистов, ветеранов

Пятидесятые годы
Беглые воспоминания отрочества

Закончилось строительство Фархадской ГЭС. В трудовой книжке мамы запись: "1944.VI.20 Зачислена артисткой Государственного Узбекского Муз.Драм,ком. Театра, с окладом 800 рублей в м-ц. Приказ по театру №36. Вторая запись: 1945.XI.15 зачислена солисткой певицей 1-й категории "А" театра Фархадстроя, с окладом 900 рублей. Третья запись: "Зачислена солисткой первой категории Джаз ансамбля Фархадстроя с окладом 1000 рублей. И окончание строительства Фархадстроя 1949.III.15 Освобождена. Труппа была распущена. Артисты обзавелись семьями, и большинство остались в Беговате, приобретя новые профессии. Мамутов Шевкет и Эдие Топчи ещё в 1948 году уехали в Янгиюль, где открылся свой театр. Но это было уже легче, приспособились к климатическим условиям, появились знакомые, во всяком случае, от голодной смерти артисты были спасены.

Мама стала кассиром в кинотеатре, работала лаборантом Райгоссеминспекции по качеству семян; ученицей бухгалтерии Сельпо; потом счетоводом; лаборантом инкубатора, мед. Регистратором гор. Поликлиники, но продолжала петь и в 1955 году за активное участие в кружках художественной самодеятельности по подготовке на Республиканский смотр получила "Грамоту Беговатского Отдела Культуры"

Пришлось много трудностей испытать. Судьба меня радостью не жаловала. Но все же буду писать только о хороших впечатлениях. Трудности они у всех одинаковые, и о них много написано. Но всё проходит. Мы выжили. В молодые годы живёшь надеждой. Трудности смягчаются. Да и все так жили.

1954 год среди пионеров не вступивший 1956 год.

Кларнетист Исмаил-ага Меджитов стал печником, каменщиком. Все приобрели другие профессии.

Пятнадцатилетние, шестнадцатилетние начали трудиться, приобретая специальности, благо в советское время не было безработицы. В Кибрае был организован садвинсовхоз, с осени 1945 года был открыт филиал Всесоюзного института "Магарач", директором которого был назначен бывший комиссар Южного соединения партизан Крыма Мустафа Селимов. Там же были им организованы ВИР и НИИХИ. В Андижанской области садвинсовхоз №5 им. Кирова, где более половины рабочих были крымские татары Совхоз им. Пятилетия УзССР. Алмазар и т.д.

На предприятиях Ангрена, Андижана, Алмалыка, Ахангарана, Бекабада, Самарканда, Чирчика, Янгиюля начали трудиться крымские татары. Наступил март 1953 года. Я уже учился в седьмом выпускном классе. В понедельник 2-го марта вдруг резко ухудшилась погода, пошел снег с традиционным беговатским ветром. Утром 3-го марта мы узнали о болезни Сталина. Три дня держалась холодная, снежная c ветром промозглая, в общем, жуткая погода. В четверг 5-го узнали о смерти Сталина. Вечером зашел к соседу Джеппар-аге Акимову, с дочерью которого учились в одном классе. Он, кажется, к удивлению был весел и успокоил меня сказав: "Все умирают". Но зато на следующий день была хорошая погода. На понедельник 9 марта были назначены похороны И.В. Сталина. Мы с ребятами класса договорились сходить в горы и набрать тюльпанов Утром 8-го я, как договорились, пришел на станцию МСБ, но ребят не было. Тогда сам один сел в вагон мотовоза и выехал в сторону Дальверзина. Погода была отличная. Я с большим удовольствием лазил по горам, правда, тюльпанов не набрал, но получил массу удовольствия и только поздно вечером вернулся домой. Общегородской митинг прошел перед зданием управления "Фархадстроя" где был установлен памятник Сталину. Как сейчас показывают по телевизору горе москвичей на похоронах, я лично у нас не помню. Труженики Беговата не проявляли активно своего горя, кажется, наоборот были довольны вдруг резким потеплением, отличной погодой и дополнительным выходным днем, для весенних работ. Во всяком случае, так запомнилась реакция моего окружения на смерть и похороны Сталина.

Вечером, вдруг, к нам пришли сосед Джеппар-оджа, Сеитумер Эминов, Шевкет Алиев и Аблязиз-ага Хатипов, несмотря на то, что я их всех хорошо знал, но у нас их до этого никогда не видел, тем более вместе. Кажется среди них был и Муарем Мартынов, но я его тогда не знал и не могу утверждать.

Жили мы в ИТРовском бараке в центре города, напротив нас был ещё один барак и бывшая гостиница «Фархадстроя», в которой разместилась городская поликлиника. Все три двора имели два выхода на улицу Комсомольскую, одну выгребную уборную во дворе поликлиники, а с тыльной стороны индивидуальные сараи, составляющие общий забор, отгораживающий от городского центрального парка (ЦПКиО). Наша комната была угловой, с торца рядом комната Ганичкиных и дворик с невысоким забором отгораживающим нас от парка. За торцовой стенкой комнаты была комната Джеппара Акимова, а у них за торцевой стенкой располагался городской радиоузел. Когда я собрал детекторный приемник, то в наушниках оглушительно слышалась городская трансляционная сеть. Никакая настройка не помогала, и когда я оставил от своего детекторного приемника одни только наушники, было достаточно слушать наше беговатское радио, такая наводилась индукция на небольшой отрезок провода. С нашего небольшого дворика, отгороженного, как и все остальные комнаты-квартиры от общего двора камышовым забором. Очень легко можно было ходить в парк, что мы дети обычно и делали. Всех жителей обеих дворов мы прекрасно знали, почти у всех были дети одного возраста. У входа во двор располагалась библиотека, перешедшая с небольшой холупы, оказавшейся посередине улицы Садовой, за парком впоследствии снесенной. Соседями были Евсюковы с дочкой, Дроздовы с сыном Курбаном, Тынчеровы с Эдемом и Заремой. Ройтихи с сыном, Мякушко с сыном и дочкой, одноклассница Эльвира, Элозьян Рубик и Алёша, одноклассница Аня Трейгер, Тузовы с сыном Виктором. После окончания строительства «Фархадстроя» многие уехали, некоторые улучшали своё жильё и съезжали из барака. В настоящее время эти бараки полностью снесены и территория вошла в парковую зону.

Так вот, из нашего дворика легко можно было ускользнуть в городской парк, даже не выходя в общий двор. Отчим Сеитумер попросил меня погулять во дворе и присмотреть, не появится ли посторонний человек, о котором мне поручил немедленно сообщить. Хотя днём и было очень тепло, но вечером похолодало, через пару часов я, не дожидаясь пока меня, позовут, сам заявился. Мама так и не пришла, гости по одному разошлись. Возможно, тогда и зародилась беговатская инициативная группа, но до того, как я был посвящен в их предприятие, прошло полных три года.

Вспоминая многолюдные похороны главного инженера Вульфа, на которых, действительно чувствовалась скорбь, да и погода тогда была зимняя и жутковатая. Мост через деривационный канал так и сохранил его имя "Вульфовский мост". Летом 1953 года был в пионерском лагере имени "1 Мая" рабочих строителей Узбекистана расположенный в пригородной зоне города Ташкента "Чиланзар". Объявили о разоблачении врага народа и шпиона Лаврентия Берия. Мне уже было 14 лет. Ещё в школе в пятом классе сидя за партой со своим товарищем с первого класса Струковым Талятом Васильевичем, запомнил его слова обращенные в сторону портрета Л.П. Берия: "Этот сволочь нас выслал". Об этом он узнал от своего отца Струкова Василия Николаевича. Наш класс одновременно являлся и школьным актовым залом. За последним рядом парт начиналась сцена, на которой стояло пианино. На этой сцене на школьных мероприятиях и на переменках часто пела, учившаяся, с нами в одном классе Урие Керменчикли. И вот мне представился случай отомстить за наши беды, за наши слезы, за смерти наших близких, нашему палачу. Я понесся по центральной аллее, где были портреты партийных вождей, и сорвал большой потрет Берии. Повесили на орешник у блока подсобных помещений рядом со столовой и стали расстреливать камнями. Но камней, как таковых не было, а были комки земли и они не пробивали холст. Мне повезло, я нашёл большой болт и запустил его прямо в нарисованное лицо. Ура! Закричали ребята. Нас было, кажется более десяти человек. Болт прорвал холст. Груда камней завершила прорыв. Но странно порвался холст только в районе лица. Ордена, медали, которые в большом количестве были на его груди остались целыми. Я был бесконечно доволен, что мне удалось прорвать его ненавистное с детства лицо.

До 1954 года ещё существовал комендантский режим, летом я устроился на сезонную работу в поселке Хаст. Меня начальник коконосушилки Анатолий Иванович Орлов назначил бригадиром. Днем мы сортировали коконы, отделяя карапачак от целых, а так же отделяли попадающиеся золотистые коконы. Питались исключительно макаронами, а вместо мяса ловили воробьев, множество которых слетались на выклюнувшиеся бабочки шелкопряда. Для этого приспособили ящики из под тары. Ночью загружали морилку, в перерыве между загрузкой и выгрузкой в 45 минут удавалось несколько минут поспать. Похожие на арахис, и пахнущие, как жареный арахис, после обработки горячим воздухом, как в духовке, мешки с коконами носили на многоярусные стеллажи для дальнейшей сушки. Как они вкусно пахли, и как хотелось есть. Шофёром с нами работал мой дядя Февзи Эминов. За лето я отлично заработал, но участвовал в махинациях Орлова, который перестарался, как говорят, жадность его сгубила. Сданные после обработки коконы на Ленинабадскую фабрику после лабораторных испытаний на сухость превзошли все мыслимые нормы. Контрольные образцы после 100% усушки оказались тяжелее взятых влажных образцов. ОБХСС сняли остатки, обнаружили излишки, спрятанные в старой паровой морилке, и Орлов был осужден. Я как несовершеннолетний отделался допросами, на которых твердил одно и то же, что ничего не знаю. Наверное, посадили и приемщика, он всё время был пьян, на что Анатолий Иванович денег не жалел.

Все ещё существовали ограничения в поступлении в ВУЗы хоть и смягчились условия выезда абитуриентов для поступления. Ещё в 1952 году мою двоюродную сестру Нияру Исмаилову-Асанову в поездке в Ташкент для поступления в ВУЗ, сопровождал милиционер. Но, не взирая на строгие запреты, исходящие из Москвы, на местах местные органы допускали на руководящие работы крымских татар исходя из их профессиональной подготовки и трудолюбия.

Нияра училась в г. Самаркандском Торговом институте, моего отца и остальных родственников со стороны матери Нияры, живущих в Беговате пригласили на её свадьбу с молодым интересным, замечательным человеком Шевкетом Халиловым. Отец, как старший из всех беговатских родственников занимался вопросом оформления документов в комендатуре на разрешение выезда из г. Беговата в г. Самарканд в комендатуре. Перед самым выездом, уже когда все сидели в кузове автомашины, подбегает комендант Рахматов Шукур Рахматович(мы в последствии дружили с его сыном Юрой, бывал у них дома, у него были две сестренки Людмила и Галина, а сам Рахматов, после смерти первой жены, женился на крымской татарке и включился в "бригаду беговатских мулл", которые обслуживали центральный район города) и радостно сообщает: - "Вам не нужно никакого разрешения, можете находиться в Самарканде, сколько хотите, с вас сняли комендантский надзор ВЫ СВОБОДНЫ, ВЫ СВОБОДНЫ! ПОЗДРАВЛЯЮ ВАС!" Как только приехали в Самарканд, отец сразу же сообщил всем эту радостную весть, поздравив всех с двойным "козь айдын". Старший брат жениха, дядя Мустафа Халилов, бросив гостей и приготовления к свадьбе, не поверив, помчался в комендатуру, и вскоре вернулся весь сияющий.

Это было 7 августа 1954 года, а основанием послужило: ПОСТАНОВЛЕНИЕ СОВЕТАМИНИСТРОВ СССР №1439 - 649 С.С. О снятии некоторых ограничений в правовом положении спецпоселенцев, подписанное Председателем Совета Министров Союза ССР Г. Маленковым. 5 июля 1954 г., г. Москва, Кремль.

и только через полтора года был утвержден официальный УКАЗ ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР "О снятии ограничений по спецпоселению с крымских татар, балкарцев, турок-граждан СССР, курдов, хемшилов и членов их семей, выселенных в период великой отечественной войны"

28 апреля 1956 г. Без опубликовании в печати.

Летом 1955 года ко мне домой пришел мой преподаватель по физике Николай Данилович Ан и предложил работу лаборанта физ-хим кабинета, во вновь открываемой школе №10 им. Ломоносова.

Первая запись в моей "Трудовой книжке" - 16.YIII. 1955 года. "Назначен лаборантом физкабинета средней школы № 10 им. Ломоносова г.Беговата Таш. обл. Приказ №1 от 16/YIII-55г.

Я согласился, мне выделили лимит средств на приобретение оборудования и приборов, и я выехал в Ташкент. Не все, что я хотел приобрести, было в специализированном магазине, расположенном напротив театра "Навои", сейчас там здание УЗСОВПРОФА.

Приехал на следующий день и директор Хван Григорий Наумович, я доложил, что нужных приборов нет, а деньги остались, он велел использовать все выделенные средства и я приобрел фотоаппараты и все для фотолаборатории, и приборы для ремонта и настройки радиоаппаратуры. С 1952 года я все свободное время занимался сборкой различной радио и теле аппаратуры, как говорят, был активным радиолюбителем. Много мне помогали Альберт и Артур Хатиповы. Их отец Абляз Хатипов один из активных участников национального движения 1957 года.

Через месяц в нашу школу устроился преподавателем географии мой учитель пятого класс, Осман Аблаевич Эбасанов ветеран ВОВ капитан-топограф.Репрессированный в 1950 году.  Из «Приговора Судебной коллегии по уголовным делам Ташоблсуда УзССР от 30-31 января 1951 года будучи на свадьбе во дворе спецпоселка у подсудимого Эбасанова Османа, по предложению и ини¬циативе последнего, Гадол Сеит-Халил и Незиров Амза распевали та¬тарские песни «Ак-Яр» («О Севастополе»), «Татарлыгьым» и другие резко антисоветского содержания». Песни 1860-х годов изгнания татар из Крыма.  Реабилитирован  14.01.55 г.
 С этим замечательным человеком мы очень тесно сотрудничали в процессе национального движения. А,когда работал преподавателем, мы уже были с ним сотрудниками, и он со мной общался как с равным. Ещё в седьмом классе это 1952 -53 года у нас был преподавателем военного дела (военруком)стройный, подтянутый майор Борис Иванович, фактически Бекир Османов, впоследствии в восьмидесятых годах в числе первых переехавший в Крым, и обосновавшийся в Симферополе по ул. Алуштинская 32. К нему стекалась информация по репрессиям и прописавшимся нашим соотечественникам. У него я брал эти сведения, для включения в информации и реагирования на нарушения, отправляемые а подписями коммунистов в ЦК КПСС и Правительство.

В канун XX съезда КПСС, по стране «бродили» слухи грядущих перемен. В конце февраля 1956 года состоялся XX съезд. В марте в школе, где я работал, был проведен специальный педсовет, по итогам ХХ съезда. Школа работала в две смены, после педсовета уже было поздно, ко мне в физкабинет спустился Осман Аблаевич, и мы с ним в тот день просидели вместе допоздна. Осман-ода, невысокого роста, в то время худощавый, жил недалеко от школы в спецпоселке. Приходил в школу непосредственно к уроку, в учительской не околачивался, был немногословен. Не раньше и позже, когда плотно сотрудничали над созданием «Кассационного заявления 77», он никогда при мне не вспоминал о годах проведенных в лагерях. Да и я его об этом не спрашивал. В тот вечер он говорил о программных документах коммунистической партии в национальном вопросе сформулированных Владимиром Ильичем Лениным, которые были положены в основу национальной политики Советского государства в довоенный период, явившихся основанием для создания Крымской автономии. Будучи ближайшим другом Джеппр-оджа Акимова, имел сведения и об участниках войны и партизанского движения. Осман-оджа, попросил меня, утром до ухода Джеппар Акимовича на работу, зайти к нему и договорится об их встрече.

Так я стал незаменимым «техническим» средством оповещения о предстоящих встречах и местах их проведения. Джеппар - оджа, Осман-оджа, Абляз ага Хатипов (отец моих друзей - радиолюбителей, их мать тётя Катя была в подругах моей матери), Шевкет-ага Алиев - мужем двоюродной сестрёнки моего отца, Муарем-ага и Сеитумер Эмин- все эти люди стояли у истоков национального движения крымских татар в Беговате.

В 80-х годах моя супруга Эльмира печатала труды Осман-оджа Эбасанова: "Крымские татары в великой отечественной войне 1941 - 1945 г.г." Я переплетал и распространял во многих экземплярах. Один экземпляр отдал Вадиму Константиновичу Гарагуле, когда он работал заведующим Крымским Областным музеем, один отправил Валерию Евгеньевичу Возгрину. Этих книг нами было изготовлено более тридцати, так что можно встретить в домах наших соотечественников. Второй его труд "Архитектурные памятники Крыма" так же был нами напечатан и мною распространен. Самый большой вклад он внес в издание научного труда Института языкознания АН СССР, "Введение в топонимию Крыма". А.В. Суперанской. Весь полевой материал был собран Эбасановым. Я был посредником и почтальоном между ними. В 1985 году Александра Васильевна, отчаявшись, что когда-либо сможет издать этот труд, отдала один машинописный экземпляр в 1000 страниц мне. Сейчас он находится у журналиста Тимура Дагджи. Осман Аблаевич, был активным помощником Джеппара Акимовича Акимова в организации национального движения нашего народа за возвращение на свою Родину Крым, и моего непосредственного наставника.

В том же 1955 году мы притащили на школьный двор списанную автомашину, "скорой помощи ГАЗ АА полуторку", совместно с несколькими ребятами выбросили кузов, сколотили из новых досок настоящий бортовой кузов. На Цементном комбинате с помощью отца, заведующего гаражом комбината, взяли кабину, он же снабдил и запчастями, собрали автомобиль. Только один раз приходил отец и проинструктировал, как производить затяжку коренных и шатунных вкладышей. На этой автомашине я привез все материалы для строительства собственного дома директора школы. Ребята в пойме Сырдарьи грузили камни для забутки фундамента и т.д. Организовал фото и радио кружки. Иногда заменял преподавателя физики в седьмых классах Нептуна Григорьевича Хвана. Преподаватель истории Николай Александрович Аввакумов, сагитировал вступить в члены профсоюза. Так я стал с 1955 года членом профсоюза и все годы работы исправно платил членские взносы, ничего не получив взамен. В пионеры я не поступил, да и в комсомол ни кто не пытался меня затащить, я удивляюсь, когда утверждают, что нельзя было уклониться от членства в политической организации. Как мне помнится, чтоб попасть в их ряды, необходимо было иметь не только успеваемость, но и отличное поведение, написать заявление и ещё держать какой-то экзамен в их главной городской структуре. Говорят, что очкарики отличаются примерным поведением, хоть я и носил с седьмого класса очки, но у меня учителя забирали портфель, потом я стал ходить в школу и вовсе без портфеля, требовали родителей в школу, но мои родители ни разу не пришли на родительское собрание и я учился с переменным успехом в зависимости от моего отношения к предмету и взаимопониманием с учителями. Предметы мне давались легко, кроме языков.

Наступил исторический 1956 год. Март месяц и XX съезд КПСС, разоблачивший культ личности Сталина. Опять мои неизменные политические консультанты и учителя Джеппар Акимович и Осман Аблаевич, пополнил мои знания и о том, о чём ещё не писали открыто в печати. Правда, о многом из репрессий 37 годов мне ещё поведал отец моего товарища Талята Василий Николаевич Струков. Талята эти вопросы мало интересовали, и дядя Вася с большой охотой рассказывал мне всё, что сам знал, а знал он достаточно для того времени много. Ещё в детстве, когда нас малышей обзывали "продажными шкурами" и мы бросались на обидчиков с кулаками, зубами, палками и камнями, я интересовался причиной нашего выселения.

Моими первыми учителями были мой отчим Сеитумер Эминов, и его "оджа" Джеппар Акимов, наш сосед по ИТРовскому бараку. Летом я выехал в Самарканд поступать в строительный техникум. Почему в строительный, наш родственник Сеитмемет Чибишев был прорабом, составлял сметы и для нашего окружения был более обеспеченным. Мама находилась в затруднительном материальном положении и чтоб быстрее начать "хорошо", зарабатывать для мамы, я и выбрал этот техникум, кроме того, в Самарканде жили наши родственники. Ни кто из моей семьи не сказал мне: "Ты прекрасно знаешь физику, математику, химию, иди учиться в Университет. Только преподаватель физики мне советовал, но он получал гораздо меньше, чем прораб на стройке, что и предопределило мой выбор, о чём конечно очень сожалею.

Пока я учился два года, зарабатывал на ремонте радиоприемников, помогал шить тапочки и продавать на базаре. Подрабатывал на стройке подсобником и каменщиком, формовал саманные кирпичи, политическая жизнь страны и моего народа прошла мимо.

За это время были возвращены чеченцы, ингуши, калмыки, карачаевцы, балкарцы, но в отношении нашего народа было заявлено, что Крым не калмыкские степи, и Крым передан недавно в состав Украины. Такое заявление сильно потрясло наш народ, это решение было наравне с повторным выселением. Тем не менее трудолюбие, сохранившее жизнь в тяжелейших условиях не покинуло наших соотечественников, они продолжали активно трудиться со всею отдачей на стройках, заводах, фабриках, хлопковых полях, садах и виноградниках, внося достойный вклад в экономику Узбекистана.

В своей книге "Годы проведенные в Кремле" Нуриддин Мухитдинов пишет: "… зашел к А.Б. Аристову. Далее я просил у него совета. В последние годы войны в Узбекистан, как и в другие среднеазиатские республики, переселили несколько народов с Кавказа и Крыма. Они в своё время были размещены, постепенно акклиматизировались, освоили непривычный им труд, но чувствуют себя крайне ущемленными, хотят на родину, тем более сейчас идет исправление ошибок периода культа личности. Не раз приходилось встречаться с ними. - Вот хочу, - заключил я, на Президиуме ЦК поставить вопрос о них, чтобы ЦК и правительство Узбекистана ходатайствовали об их реабилитации." Это было в сентябре 19576 года. (стр.218)

В середине ноября на заседании Президиума ЦК … "Я поднял вопрос о переселенцах, Тут же Кириченко заявил: О крымских татарах вообще не надо вести разговор. Они сравнительно недавно вошли в состав Украинской ССР, не стоит снова ворошить это".

Н.М. Шверник: "Во все инстанции много поступает материалов от них".

К.Е. Ворошилов: "Читал я несколько писем, где они просятся на прием ко мне".(стр.247)

9 января 1957 года я получил пакет с Указами "О восстановлении Чечено-Ингушской АССР в составе РСФСР" и т.д. балкарцев, карачаевцев, калмыков.

Создали в Республике несколько комиссий по оказанию им содействия и помощи для возвращения в родные места, проводили всех ТОРЖЕСТВЕННО, ОБЕСПЕЧИВ НЕОБХОДИМЫМ В ДОРОГЕ И ДЛЯ УСТРОЙСТВА ПО МЕСТУ ПРИБЫТИЯ. (стр.254)

Четвертого мая 1956 года на бланке УзГТОБ имени Навои. Режиссерского управления Гани Муратов пишет маме о необходимости подготовить песни к записи на студии. Но запись была произведена не в студийных условиях, ибо артистов как профессионалов уже не было, все были заняты на работах. В конце мая 1956 ода в Бекабад приезжают композиторы ЯЯ Шерфединов, который остановился со своей женой в доме у моего отца, и Ильяс Бахшиш был в доме у нас с мамой. Наверное, был и Гани Муратов, его я не помню. Помню, запись проводили в клубе Фархадстроя. Клуб имел окна, правда, затемненные, но звуки с улицы доносились. Условия можно считать полевые. Да и техника звукозаписи тех лет ещё была не совершенной. Благо все артисты, музыканты оставшиеся от ансамбля Фархадстроя были ещё в Беговате. Так прошла первая послевоенная запись, а труппа в дальнейшем вошла в созданный через год в 1957 ансамбль "Хайтарма" при "Узгосфилармонии" под руководством композитора Ильяса Темуровича Бахшиша. В том же 1957 году 10 августа родился у меня братишка Сейран, и мама не могла войти в состав сформированного состава. Ансамбль снискал популярность и признание, в 1970 оду был удостоен звания лауреата премии Ленинского комсомола Узбекистана и дипломантом Всесоюзного смотра художественных коллективов. Репертуар ансамбля был интернационален: исполнялись татарские, узбекские, таджикские, русские, молдавские, азербайджанские, армянские и др. народов песни и танцы.

Но ещё до мая 1956г. по Центральному радио из Москвы прозвучали довоенные записи мелодий и песен крымских татар. В то время вдоль центральных улиц города были установлены громкоговорители (динамики) , как их называли, транслировалась местная сеть и передачи Центрального радио. Использовались во время праздничных демонстраций, звучали поздравления местных партийных руководителей. По ним же транслировались информационные сообщения о болезни и смерти Сталина. Они были неотъемлемой частью инфраструктуры и жизни города. К ним привыкли, и вот внезапно для нас звучит крымско-татарская музыка, сколько лет находившаяся под запретом. У мамы была редчайшая афиша ансамбля "Фархадстроя", где вместо крымско-татарских песен и танцев указаны азербайджанские, уйгурские, туркменские, но не турецкие и тем более не крымские. К сожалению после смерти матери. Я стал искать эту афишу и не нашел. Мама сдавала некоторые свои вещи в крымский краеведческий музей ещё в 1990 году. Не знаю, попала ли эта афиша в музей, или когда невестка наводила порядок, могла выбросить старую выцветшую бумагу, пятидесятилетней давности, приняв её за хлам.

Так вот ещё в начале мая 1956 года, был воскресный день, и этот день врезался мне в память. Радио работало в обычном режиме и мы его не замечали. И вдруг зазвучала крымско-татарская мелодия, как её уловили не знаю, но на улицу начали выходить люди. Я не замечал, что в Беговате столько крымских татар, музыка продолжала звучать, сменяя одну мелодию другой. Если при звуках первой мелодии ещё сомневались, наша ли это крымско-татарская звучит музыка, то когда зазвучали песни в исполнении знакомых артистов, сомнений не было. Звучала крымско-татарская музыка, довоенной записи, сменялись мелодии и песни наши песни, наши танцы, наши мелодии. Я за свою жизнь не помню другого такого дня - всеобщей радости и слез не мало пролитых в тот незабываемый день. Все ждали просветления в нашей судьбе, родилась надежда на возвращение, но впереди была ещё целая жизнь борьбы и повседневных трудов, прошло пятьдесят лет с тех пор, а я всё ещё на чужбине и вместе со мной почти половина нашего многострадального народа.

ХХ съезд

ХХ съезд стал вехой в жизни почти всех людей Советского Союза. Кого-то он разочаровал, многих обрадовал и обнадежил.

Решением съезда были возвращены некоторые народы репрессированные в годы ВОВ. Наш народ не вошел в число возвращенных, но были изменены условия нашего проживания в местах поселения. Ещё до съезда в 1954 году был отменен комендантский режим.05.06.1954 года издаётся ПОСТАНОВЛЕНИЕ СОВЕТА МИНИСТРОВ СССР №1439 - 649 С.С. «О снятии некоторых ограничений в правовом положении спецпоселенцев» 2. Снять с учета в органах Министерства внутренних дел СССР детей спецпоселенцев до 16-летнего возраста включительно, освободить их из-под административного надзора и не применять к ним в дальнейшем ограничений, установленных для спецпоселенцев.

3.Снять с учета спецпоселений детей старше 16 лет, принятых и направленных в учебные заведения, разрешить им выезд к месту учебы в любой пункт страны. 4.Отменить применение штрафа и ареста, как административных мер наказания к спецпоселенцам, за нарушение режима в месте поселения.

УКАЗ ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР "О снятии ограничений по спецпоселению с крымских татар, балкарцев,турок - граждан СССР, курдов, хемшилов и членов их семей, выселенных в период Великой Отечественной войны" 28 апреля 1956 года и отменено Постановление "О уголовном наказании за побег с места спец. Поселения граждан крымскотатарской национальности сроком на 20 лет от 21.11.1947г."

Не этого Указа ждали наши соотечественники. Даже после ХХ съезда согласно законам СССР народ оставался виновным,. ибо указ трактовал снятие со спец учета, как "в дальнейшем не вызываются необходимостью". Тем не менее, местные власти стали проводить лояльную политику в отношении нашего народа, а люди ответили ударным трудом на стройках, заводах, фабриках, садах и хлопковых полях Узбекистана. Начали замечать и отмечать тружеников. С 1-го мая 1957 ода стала издаваться газета "Ленин Байрагъы" Орган ЦК КП Уз, Верховного Совета и Совета Министров УзССР.

Было издано более 5000 номеров и в каждом статьи о передовиках производства, участниках ВОВ крымских татарах. За период с 1965г. по 1990 гг. были удостоены звания Героя Социалистического Труда Мустафа Чачи, Энвер Алиев, Сеит Мемет Таиров, Д.Зинабиддинов. Орденом Трудовой Славы С.Абдураманов, почетный шахтер СССР Т.Ахманов. С.Таиров стал Первым Секретарем Джизакского Обкома артии; Сервер Омеров министром Строительства УзССР, Эскендер Таймазов - министром Легкой промышленности УзССР, Лерик Ахмедов Министром Автомбильного Транспорта УзССР. Доктора наук И. Сеттаров и М. Омеров. Появиись заслуженные артисты УзССР С. Эреджепова, Э.Топчи. Ф. Билялов. Р. Юсуфов. Депутаты Верховного Совета СССР: М. Чачи, Э. Алиев. С. Таиров, Ф. Сефершаев.

Управляющие строительными трестами, директора заводов. Недавно прочел в газете, что в настоящее время в Крыму в Симферопольском ИПИ, по инициативе ректора Февзи Якубова, возводится монумент "Возрождение". И на нем будут высечены слова признательности и благодарности крымских татар узбекскому и украинскому народам, за ту помощь, которую они оказали.

Фото выезд на хлопок 1955 год Беговат шк. № 10

Так вот летом 1956 года я окончил 10 классов школы и отправился в Самарканд, поступать в Гидромелиоративный техникум на отделение промышленное и гражданское строительство.

Учеба давалась легко. В первый год, как обычно всех вывезли на сбор хлопка, но через неделю я поранил ногу, и меня оставили в техникуме на строительстве нового корпуса.

Начал подсобником, а потом стал вести кладку. В общежитии мест не хватало, и нас впятером поместили на частной квартире, в центре города на улице Республиканской.

В Самарканде жили братья моей мачехи, они принимали меня как родного. Да и слово мачеха не подходит к замечательной женщине, я её называл по-татарски Сидика-апте Часто ходил к ним. Младший Зени (Яша) работал на дому и шил женские тапочки, затем продавал на базаре. Я стал ему помогать, мы сдружились. Старший дядя Шевкет работал радиомастером, он давал мне возможность заработать на ремонте радиоприемников. Платил за каждый отремонтированный приемник по 10 рублей. При моей стипендии в 200 рублей это была существенная прибавка, ибо в день я мог отремонтировать несколько радиоприемников. Так что в деньгах я не нуждался и мог помогать матери. На второй год перешел жить к сестре отца тете Фатьме. Помогал её мужу, дяде Исмаилу в строительстве пристройки. Формовал саманные кирпичи, вёл вместе с ним кладку стен. С их дочерью, Ниярой - моей двоюродной сестрой мы из всех двоюродных были наиболее близки и по возрасту и общались больше, и даже жили вместе в 1944 году в Беговате. У неё был замечательный муж Халилов Шевкет.

Летом 1957 года в доме у братишки тёти Сони (так по-русски величали тетю Сидику), дяди Усни я встретился с их двоюродной племянницей Хаваджи Эльмирой. Ставшей впоследствии матерью моих детей. Два года были наполнены событиями до предела, связь с Беговатом была эпизодической.

Я на время перестал встречаться с Джеппаром Акимовичем, а в это время они развернули большую работу по созданию инициативных групп во всех населенных пунктах не только Узбекистана, но и в Москве и Ленинграде привлекли известных соотечественников. В этот период старшее поколение не стало привлекать молодёжь, надеясь, наверное, на скорое решение вопроса, и предоставляли нам возможность учиться. Агитировали учиться и учиться. Во всяком случае, до шестидесятых годов наше поколение не было востребовано национальным движением. В 1958 году с августа я приступил к практике на строительстве кирпичного завода в городе Беговате. Практика была насыщена интересными, запомнившимися ярко в мелочах деталями и кажется, я проработал там не полгода, а гораздо больше.

Получив диплом, 1 апреля 1959 года я выехал в Беговат к отцу. Уезжая на работу в Наманган, зашел к Джеппару Акимовичу, сидели долго, он поведал о проделанной ими огромной работе по организации национального движения. На прощание вручил мне один экземпляр переплетенных материалов, изготовленных на пишущей машинке первых документов национального движения. Впоследствии, находясь в Москве у Сулеймана Асанова, я узнал, что он собрал эти материалы, размножил и привез в Узбекистан.

Таких сборников было более десяти, часть потом была изъята при обысках сотрудниками КГБ, но должны ещё у кого-нибудь сохраниться эти уникальные материалы.

В Намангане большинство нашей молодежи учились в Музыкальном училище. Я со своим товарищем Ниязиевым Зекки приходили к ним на посиделки, я брал с собой этот томик и просвещал собравшихся.

Среди них были и девушки разных национальностей, в основном русские. Когда я читал материалы о жертвах выселения, то многие из них плакали. Из ребят музыкантов помню только Феруи Налбандова, Шевкета Халикова (из Беговата), а из приходивших Музеира Керимова и Наиля Абдурахманова.. Жаль умер Зекки, он в Намангане жил долго и конечно помнил ребят хорошо. Я же вскоре в мае 1964 года был переведен на работу в город Чирчик.

Начались трудовые шестидесятые годы.

Ташкент

2003 год