Василий Матвеевич

                1
               
Капли сентябрьского дождя бежали по автобусному стеклу, подобно людям, обгонявшим друг друга на улицах города.  Было холодно. Блестевший от воды пазик, с открытой передней дверцей, послушно ждал, когда минутная стрелка опишет своей фигурой ещё пять незамысловатых кругов, чтобы после этого двинуться по наезженному маршруту. Автобус был пригородный и ходил по расписанию. В полупустом салоне, помимо дюжины вымокших, уставших, загорелых сельских тёток, окружённых вёдрами и сумками, сидел скукожившись мальчишка одиннадцати лет, рядом сидела его мама.
— Саша, ты не замёрз? — спросила женщина у сына.
— Нет. — сухо ответил мальчик, провожая взглядом капли по запотевшему стеклу.
Сашка всегда сторонился всего нового, относился к неизведанному с опаской и даже неприязнью, будь то вещь, человек или поездка. Поэтому ему и не хотелось ехать за сорок километров в какое-то село на встречу с каким-то незнакомым дядькой, который якобы должен был помочь Сашке... Помочь в чём? Скептический настрой мальчишки бежал впереди планеты всей, обгоняя и суетившихся людей, и проносящиеся по лужам автомобили и, уж конечно, те самые капли, скользящие по стеклу.
Дело в том, что у Сашки, да как и у каждого второго человека на земле, было искривление позвоночника, сколиоз по-научному. А в Сабурово, Сашка уже знал название деревни, потому что летом ездил туда с отцом на рыбалку, жил некий дядька, который, по рассказам многих, был то ли костоправом, то ли целителем, то ли рукой божественного проведения.
— Когда уже поедем-то? — с последнего седения вдруг крикнула худощавая женщина с конопатеньким лицом.
— Едем! — безапилиционно буркнул водитель, и дверца пазика со свистом и щелчком закрылась.

                2

Дождь не прекращался, казалось, что его объятия охватили уже весь город и, вместе с автобусом, перемещались в область. Сашка продолжал смотреть в окно. Из-за ощущения промозглости, спать не хотелось, хотя, зачастую, в дороге его всегда укачивало и клонило в сон. Проехали железнодорожный вокзал, частный сектор, автовокзал и плавно вышли на трассу, встречаемые на обочине то благодатными полями, то берёзовыми посадками. Дорожные знаки и указатели, сиротливо стоящие на ветру, то и дело мелькали перед глазами, и Сашка начал коллекционировать их в голове: Стрельцы, Дубки, Козьмодемьяновка, Челновая, повороты на Беломестную Криушу и Красную Криушу... Названия населённых пунктов говорили сами за себя. Воображение Сашки так лихо разыгралось, что он ясно  представил себе вооружённый отряд Козьмодемьяновских стрельцов, укрывшийся от дождя в вековых дубках и собиравшийся на прочных челнах, минуя водохранилище, осесть на зимовку либо в Красной, либо в Беломестной Криуше. Кстати, а жители этих самых Криуш, видимо, все считались глуховатыми — им что кричи в уши, что не кричи, понимание, стало быть, хромает.
По мере движения, пазик постепенно пустел. Две женщины вышли в Козьмодемьяновке, наверное, матери или сёстры тех самых стрельцов, ещё две, молоденькая в вязанной кофточке и одутловатая, одетая, как капуста, на Челнавке. Сашка смотрел на этих женщин, подставлявших под изморозь свои натруженные спины, и ему было жалко их. Непередаваемое чувство. Как-то также по-человечески жаль молоденькие листочки яблонь и вишен, которые застал врасплох утренний мороз, или ещё неоперившихся птенцов, на беду выпавших из гнезда и просящих о помощи своими высокими голосками.
— Сынок, мы выходим, — услышал вдруг Сашка, вырываемый из своих мечтаний.
Ноги опустились на липкую поселковую дорогу. Краем глаза Сашка видел, как отъезжал автобус, а сам уже чёрным по белому читал — Сабурово.

                3

Идти пришлось мелкими перебежками: перепрыгивая лужи, на носочках, ища островки уже увядающей травы. Пейзаж деревни не таил в себе ничего необычного: разношёрстные дома, крашенные заборы, покосившиеся сараи, ещё кустистые полисадники, аккуратные теплицы, красные головы колонок, ржавый москвич без колёс, лающие собаки, куры в глубине дворов, кусты уже собранной смородины, дрова под навесом, вдалеке одинокая лошадь... Было немноголюдно. Небо не перестало быть серым, но надоедливая изморозь прекратилась.
Оказалось, что до нужного дома километра полтора. Приезжие миновали местную почту и вышли на плотину достаточно большого пруда. Увидев водоём, Сашка даже улыбнулся. В первую же секунду он узнал и плотину, и узкую гряду посадок на возвышении, и насиженные рыбацкие места. Это ведь сюда, на этот пруд приезжали они с отцом на электричке, вот в тех камышах, с угла плотины, тягали ровненьких, красивых, похожих друг на друга карасей. Когда клёв прекратился, рыбаки передеслацировались в усынок, практически, на самую мель, и из уютнейших водных окошек, созданных тростником и ряской, продолжили доставать на берег белоснежных и желтоватых красавцев. Поэтому, не смотря на промозглый ветер, от увиденной картинки пруда повеяло невообразимой теплотой, конечно же, это теплота была искусственной, надуманной Сашкой, но такой для него дорогой. Вдруг его взяла горькая досада. Ну, почему у них нет сейчас удочек, почему?! Сашке захотелось даже сплюнуть от разочарования. И дело здесь абсолютно не в рыбе, а в добыче! Ну как было бы здорово наловить карасей, десятка два — три, и похвалиться уловом отцу, который вечером вернётся с работы. Ведь безумно приятно ощущать себя полноправным добытчиком для семьи, тем более в юном возрасте.
— Саш, мы идём? — чуть впереди раздался голос матери, в котором, из-за ужаснейшей дороги, чувствовалось раздражение и нетерпимость.
— Идём, идём, — как-то нараспев ответил мальчик, глядя на свои, забрызганные грязью, штаны.
— Здравствуйте! Извините, а далеко нам до... — спросила женщина у шедшего им навстречу долговязого мужичка.
— Вон, это самое, видите бугор, а за ним крыши торчат? С правой стороны как раз и будет этот дом, третий или четвёртый от угла.
— Спасибо!
— Ага, это самое, не за что, — чуть сбивчиво ответил мужичок и направился вдоль плотины.
Мать с сыном поднялись на бугор. С одной стороны до видневшейся рощи простиралось поле, с другой, чуть наискосок, стояли дома. На одном из них, с рыжеватыми крашенными ступеньками на крыльце, женщина увидела номер нужного им дома.

                4

Постучали в дверь. Вошли в сени.
Навстречу выпорхнула улыбающаяся пожилая женщина в светлой косынке на голове и приветливо предложила раздеваться. Сашкина мама с порога стала объяснять как их зовут и для чего они приехали, но женщина и сама всё знала. Видимо, в этот дом частенько приезжали люди со схожими ситуациями.
Разувшись и повесив куртку на один из вбитых в стену гвоздей, Сашка огляделся. В комнате, которая просматривалась из сеней, виднелась белёная печка, низкий стол у самого окна, на столе какой-то чугунок и банка, голубоватые занавески на окне, пара коренастых табуреток, из-за печки торчал какой-то сундук, тут же были ухват, кочерга и веник, на полу красовались разноцветные половицы, которые можно встретить где-то в гоголевских "Вечерах на хуторе близ Диканьки". Вообще, вся обстановка была проста, опрятна и приятна для глаз.
— Да вы проходите, не стесняйтесь, Василий Матвеевич у себя, — с той же приветливой улыбкой проговорила женщина.
Сашка с мамой прошли к печке. В ту же секунду из другой комнаты показалась фигура мужчины, это и был Василий Матвеевич, тот самый дядька, к которому мать с сыном и стремились попасть.
Василию Матвеевичу на вид было лет под шестьдесят. Он был высок, широк в плечах и также радушен, как и та женщина, которая встретила на пороге.
Поздоровавшись, он пригласил пройти в ту комнату, из которой вышел. Мать с сыном прошли.
— Здравствуй, ещё раз! Как же тебя зовут, парень?! — улыбаясь, спросил Василий Матвеевич.
— Саша.
— Ну, а я Василий Матвеевич.
После образовалась небольшая пауза, в которую дядька пристально смотрел на мальчика, словно пытаясь что-то разглядеть.
— Ух ты, а ты знаешь, что ты, парень, будешь известным человеком, когда подрастёшь! — огорошил Василий Матвеевич.
— Каким известным?
— Ну, это я уж не знаю. Но вижу, что в чём-то ты прославишься и преуспеешь. В какой-то профессии, наверное, или деле.
— В чём прославлюсь? Рыбы что ли больше всех наловлю? — странно улыбаясь спросил Сашка, которого всё не отпускали мысли о рыбалке.
— Рыбы, рыбы, — засмеялся дядька.
После Василий Матвеевич попросил Сашку снять свитер с рубахой, осмотрел его спину, нажал на какие-то точки.
Когда отец дома как-то перед сном делал Сашке массаж, то мальчик, боясь щекотки, извивался как червяк. Здесь он попытался изобразить что-то подобное, но ему было неловко за свою несдержанность перед Василием Матвеевичем и Сашка изо всех сил старался держаться спокойным.
— Ну что, рыбак, чаю хочешь? — спросил Василий Матвеевич.
— Чаю? — переспросил Сашка, надевая рубаху, и с вопросом посмотрел на мать.
— Что ты на маму смотришь? Сам уже взрослый, решай! Так будешь чай-то?
— Да, можно.
— Ну и славно! — снова улыбнувшись сказал Василий Матвеевич и указал в сторону двери.
У окна, за тем самым низеньким столом, который стоял вблизи печки, мать с сыном выпили по кружке чая, окончательно согревшись от промозглой погоды. Чай был душистым. Сашка не очень разбирался в травах, но ему показалось, что чай был с чабрецом, вкус чая был приятен и знаком Сашке. Также на столе теперь стояла деревянная чашка с шоколадными пряниками. Сашка угостился одним пряником и с удовольствием запивал его чаем.
Поблагодарив радушных хозяев, мать с сыном вышли всё на ту же мокрую дорогу. Дождя не было, но куски земли продолжали липнуть на подошвы.

                5

Обратно возвращались на электричке. Станции и люди, дома и сады мерно мелькали перед глазами, но теперь Сашка никаких надписей не читал и ничего не рассматривал. Хотелось домой. Дорога его порядком утомила.
Мальчик смотрел в окно, мысли его бессвязно путались. Он думал о поездке, о школе, которую сегодня прогулял, о тех пряниках в тарелке, о непойманных карасях, о Василии Матвеевиче, о той женщине, что встретила их и угощала чаем, к сожалению, Сашка не знал её имени. На душе было тепло, но вместе с тем и пусто. Мама сказала, что им ещё нужно будет приехать сюда несколько раз. Сашка безразлично кивнул и вновь уставился в окно на мелькающие деревья. 
С той самой поездки прошло ровно двадцать пять лет. Четверть века! За спиной у Сашки были школа, университет, переезд в другой город, женитьба, два сына... Сашка работал в театре актёром и снимался в кино. Ну, или служил в театре, как сказали бы многие его коллеги, хотя, он сам не любил этого слова. Спектакли и репетиции, репетиции и спектакли изо дня в день сменяли друг друга. А ещё он увлёкся поэзией, начал писать стихи, издавать сборники...
Четверть века назад Сашка не понял, про какое же дело, способное его прославить, толковал ему незнакомый дядька. И вот теперь, по прошествии стольких лет, он почему-то отчётливо вспомнил и станцию Сабурово, и ту коварную дорогу, и лицо Василия Матвеевича, и его слова. Мгновенно захотелось вернуться обратно в свой родной город, сесть на электричку, доехать до этого самого Сабурово, разыскать дядьку и сказать ему спасибо! За что? За отношение, за помощь и за пряник.

               29 мая 2023 года