4. Из песни слов не выкинешь

        Майка поправилась.  Они приезжали к нам потом вчетвером: Дядя Сурен с тетей Мариной и обе девочки.  Я учился  уже в пятом классе.               
        Сестры, уже студентки, бегали по нашим балконам.  Спускались со мною в сад,  рассказывали о том,  как ходили на демонстрацию 1-го Мая,  несли букеты гвоздик, сделанных из проволоки и гофрированной красной бумаги,  портреты...               
        Я в тот год шел в школьной колонне впервые:  начальные классы на демонстрацию не брали.               
      
        Уже за месяц до праздника  нас дважды собирали в школьном дворе и, пересчитав,  отправляли с учителями на репетицию.  Репетиции заключались в хождении,  желательно ровным строем,  вокруг нашего квартала,  с песней,  которую разучивала с нами наша учительница по пению Лидия Константиновна.               
        Демонстрацию - чего?               
        И разве,  если есть что демонстрировать,  нужны репетиции?               
        Тогда у нас не возникало этих вопросов.  Мы были  довольны уже тем,  что все это происходило в учебное время, и мы шагали,  шкодничая и переговариваясь,  вместо того,  чтобы сидеть в своих опостылевших за учебный год классах.               
        Позже,  уже в самый день Первомая,  идти нам пришлось гораздо дальше: собирали нас по-прежнему в школьном дворе, но потом вели до знакомого всем старого парка Муштаид, где формировалась общая колонна нашего района. И - через весь Центр к Площади Ленина.               
               
        Не удивляло нас и то, как изменились за год портреты,  которые несли дети и взрослые:  большие портреты руководителей страны в голове колонны,  и маленькие у остальных демонстрантов -  некоторые из привычных по прошлым праздникам лиц исчезли,  на их месте появились новые.               
        И песен некоторых уже не было слышно,  и даже в Главной Песне,  звучавшей каждый день,  песне,  с которой начиналась программа радиопередач - и в ней исчезли некоторые слова - их тоже заменили на новые.               
               
        Майка выглядела совсем здоровой, ничуть не менее веселой, чем Маришка. Обе рвали поспевающие уже вишни,  пробовали начинающие желтеть абрикосы, морщились от кислятины  и давились от смеха.  Вотик носился вокруг,  подпрыгивая и пытаясь лизнуть каждого из нас в лицо.               
        Он немножко поправился за прошедшие годы, Вотик.  Или опять, в который уже раз, ждал щенят?  Утром, когда гости только приехали,  он встретил их по  обыкновению с восторгом, который выражался во всем:  и в том, как часто размахивался его хвостик с похожей на метелочку кисточкой,  и в прыжках,  и в радостном,  но пожем на скулеж повизгивании.               
        Одного  только дядю Сурена он обходил стороною.  Неужели он знал то,  что скрывали от меня когда-то взрослые?  Или просто не мог простить исчезновения разом  всех своих щенят?               
               
        Вскоре после этого визита вся семья - дядя Сурен с тетей Мариной и обе девочки - перебралась в Москву.               
        Я побывал у них  спустя еще  10 лет  в их новой,  полученной после реабилитации,  квартире  на Ленинском проспекте.  Дядя Сурен совсем постарел,  взгляд его опухших глаз  показался мне каким-то потускневшим.  Он написал за прошедшие годы книгу обо всем,  что пришлось ему пережить,  книгу,  которую назвал "Это не должно повториться".  Но её никто не решался печатать,  даже Твардовский,  написавший на неё, впрочем,  хвалебную рецензию.               
               
        Опубликована  она была уже потом,  в годы Перестройки.  Но к тому времени я совершенно потерял связь с этой семьей,  и даже о смерти дяди Сурена узнал спустя годы.