Глава 5. Первые блины комом

      ПОДПОЛЬЩИКИ
      Документально-мистическая повесть.
      Основано на реальных событиях. Фамилии и имена изменены.

Я учился в 9-м классе. Двое моих русских друзей-одноклассников поступили в военное училище, и я с ними утратил контакт. Я жалел, что они оставили школу, это были неплохие кандидаты для вербовки. Однако, в нашем классе остались ещё двое друзей, которых можно было бы попытаться завербовать. Я решил сначала прощупать почву со своим другом и одноклассником Жорой.

У Жоры отец был армянин, а мать русская. Детство он провел в Сибири, армянского языка практически не знал. Он приехал в Ленинакан с родителями из Читы и пришёл в наш класс. Он стремился освоить армянский язык, и к 1979 году он научился понимать по-армянски не только наиболее часто используемые слова, но и некоторые фразы. Я с ним подружился. Он жил в 15 минутах ходьбы от нашего дома. Жора не любил запах бензина, которым пахло в автобусе, потому в школу и из школы он ходил исключительно пешком. За компанию с ним я тоже перестал ездить на автобусе и стал вместе с ним ходить пешком, хотя на автобусе можно было добраться на 20 минут быстрее.

Внешностью Жора пошел в свою мать – у него была ярко выраженная "рязанская" физиономия с курносым конопатым носом и белокурыми волосами. Поэтому первое время к нему часто цеплялась армянская шпана, и мы с ним старались держаться вместе, поскольку и для меня подобные конфликты не были редкостью. Жил он в одноэтажном частном доме с небольшим двором. Во дворе стоял турник, на котором он регулярно подтягивался. Он вообще был очень спортивный – делал зарядку с гантелями и утренние пробежки. Он первым стал посещать секцию бокса, а уже спустя некоторое время и я за ним увязался.

Я все думал, на какой кобыле к нему подъехать и с какой стороны – так чтобы не выложить сразу все карты про подпольную организацию и как-то понять его настрой. Однажды мы с ним после школы направлялись в секцию бокса и решили по дороге заскочить в продовольственный магазин, чтобы купить по коржику заморить червячка. Коржик стоил 8 копеек. У меня нашлась мелочь без сдачи, я купил коржик и стал ждать Жору. Жора дал продавщице 10 копеек, та протянула ему коржик и отвернулась.
– А сдача? – напомнил продавщице Жора.
Продавщица посмотрела на него презрительным взглядом, достала две копейки и швырнула на прилавок так, что они улетели на пол.
– Эй! – Возмутился Жора. – Свои собственные деньги так швыряй!
Он подобрал мелочь с пола, но ещё долго не мог успокоиться:
– Хамло! Ворьё торгашеское! Нет, ты видел??? Это она мне, дескать, одолжение сделала! Как будто я у неё подаяние просил, а не свои же собственные деньги!
– Да ладно, Жора, успокойся. Тут так принято. Сдачу в две копейки обычно не дают. Ты уже должен привыкнуть.
– Я всё равно не понимаю! Почему я должен привыкать к этому хамству! Почему в Чите продавцы всегда дают сдачу до копейки, а тут не дают? Тут что, другая страна? И вообще, почему я, школьник, должен ей давать деньги? Она что, нищая?
– Ну тут так повелось. Многие покупатели сами не берут мелкую жёлтую мелочь. Говорят: «сдачи не надо».
– Выпендриваются, значит. Миллионеров из себя строят. А я просто школьник! Я не миллионер! Мне что, поэтому должно быть стыдно? Этой торгашке должно быть стыдно, что она школьника обобрать пытается! Разве это справедливо?

Я встрепенулся. Похоже, это очень удобный момент для вербовки:
– Ишь ты, справедливость ему подавай, – ехидно заметил я.
– Да уж, был бы не против…
– А сам ты готов бороться за справедливость? – уцепился я за тему.
– В каком смысле «бороться»? Предлагаешь уложить эту продавщицу на лопатки? Или, может быть, морду ей набить? – Жора уже немного успокоился, а мысль о том, как он дерётся с продавщицей, его развеселила.
– Это же сама система несправедливая и лживая. Её нужно сломать и переделать. Если этим заниматься всерьёз, для этого потребуются серьёзные усилия. Потребуется бороться с коррупцией, с воровством… Я полагаю, это достойная цель.
– Я обычно с женщинами не дерусь. Но ты, если хочешь, иди, поборись с этой торгашкой. А я погляжу, кто кого поборет, – Жора уже успокоился и весело взглянул на меня.
– Нет, я серьёзно! Вот что ты думаешь о коммунизме? Его вообще можно построить?
– Ты знаешь, я как-то даже не думал, можно или нельзя. Мне, в общем-то, по барабану. Я живу себе как живётся.
– И приложить усилия к тому, чтобы построить настоящий коммунизм не готов?
– Зачем мне это?
– Ну, например, затем, чтобы вокруг не было вот таких торгашей.
– Да ладно уж, фиг с ними, пусть себе будут. Я уж как-нибудь переживу. Правильно ты сказал, нет смысла по этому поводу так уж сильно переживать.
– Но ты же за справедливость! Вот только что сам сказал! Однако, чтобы построить справедливое общество, за справедливость нужно бороться!
– Да, я за справедливость. За всё хорошее против всего плохого. А бороться непонятно с чем или с кем против непонятно чего я смысла не вижу. Если кто-то меня вздумает обидеть, он от меня же в пятак и получит. А когда меня не трогают, то и я никого не трогаю. Вот такое у меня понимание справедливости. А ты, по-моему, как всегда всё усложняешь… – И посмотрел на меня с саркастической улыбкой.

Я понял, что дальше развивать эту тему бессмысленно. Очень мне хотелось, чтобы Жора тоже был с нами. Жора был близким мне другом. Но рассказать ему о подпольной организации я не решился. Я видел, что осмыслить и правильно воспринять такую информацию он не готов. Попытка прощупать почву и завербовать его провалилась. Однако, я решил, что надо будет при удобном случае попытаться ещё раз его завербовать.

* * *

Следующим, кого я попытался завербовать, был Артур, с которым мы вместе занимались судомоделизмом. Он учился со мной в одной школе, но был на год старше меня и учился в 10-м классе когда я учился в 9-м. Его родители решили последовать примеру моих родителей и тоже пристроили работать своего сына на завод в вечернюю смену на полставки, чтобы у него копился трудовой стаж. По вечерам мы работали в одну вечернюю смену – я в механическом цеху, а Артур у электриков. Обычно он ходил по заводу со стремянкой и менял забарахлившие лампы дневного освещения. После работы мы вместе возвращались с завода, рассказывая друг другу анекдоты и забавные истории и по нескольку раз провожая друг друга – то я его до его дома, то он меня до моего до тех пор, пока мы, наконец, не разойдемся по домам.

Однажды я пришёл к электрикам за пять минут до окончания смены, ожидая, что Артур, как обычно в это время, уже собирается домой. Однако, Артур сидел в каморке электриков один перед двумя ящиками со ртутными лампами и держал в руках какие-то провода, тянущиеся от розетки.
– Что это ты такое делаешь? – поинтересовался я.
– Я же ученик, а бывший простой электрик теперь стал большим начальником, поскольку я теперь его ученик и подчинённый. Вот мой гуру поставил передо мной задачу – проверить, какие бэушные лампы ещё работают, чтобы их можно было задействовать повторно, а какие нет. Погоди чуточку – несколько штук осталось. Хочу эту работу доделать, прежде чем домой пойду.
– И как же ты их проверяешь?
– Ну, мой большой начальник меня вообще ничем не снабдил, только задачу озвучил, а сам слинял. Так что я выкручиваюсь как могу. Кстати, погляди, что я придумал для проверки, – Артур хитро усмехнулся. – Вот смотри, эти два провода я воткнул в розетку, так что у них на концах 220 Вольт. Теперь берём очередную лампу, которую нужно проверить, и подключаем эти провода к контактам лампы, торчащим с одной стороны…
– Стой! 220 Вольт подается на контакты с разных сторон лампы! А между соседними контактами должно быть низкое напряжение!
– Я в курсе, – Он коснулся проводами выводов лампы. Лампа на короткое время ярко вспыхнула и тут же погасла – перегорела. – Вот эта лампа была рабочая. Теперь она, значит, не рабочая. Значит, кладем вот в этот ящик для нерабочих ламп… Как видишь, ящик для рабочих ламп пуст. Если электрик вздумает проверять, убедится, что ни одной рабочей лампы тут нет.
– Зачем же ты портишь рабочие лампы? – удивился я.
– А что я ещё могу сделать? Если бы мой начальник-электрик выделил мне светильник с дросселем, в который можно было бы их вставлять, я бы его подключил и проверил бы все лампы. Но проверять целый ящик ламп в цеху, забираясь каждый раз по стремянке на потолок, значило бы выставить себя дураком перед рабочими цеха. Так что насколько дурацкая поставлена задача, настолько и дурацким является способ её решения. Стараюсь соответствовать своему учителю-гуру, – Артур был явно озлоблен на своего начальника.

Я пожал плечами:
– Ну попросил бы у него свободный светильник. Или отказался бы делать, пока не даст тебе, чем можно проверить.
– Я не уверен, что он мне даст для проверки новый светильник. И зачем мне вступать со своим начальником в конфликт? Ты лучше порадуйся моей смекалке! Пусть кто-нибудь попытается доказать, что тут есть хотя бы одна рабочая лампа!..

Чуть погодя, когда он переоделся, мы вместе шли с завода. Я поинтересовался:
– А тебе не жалко эти лампы? Там же их целый ящик! Может быть какие-то из них могли бы оказаться полезными для завода?
– Ой, да ладно. На складе новых ламп несколько ящиков стоит. Лучше их вкручивать в светильники – дольше гореть будут. А эти бэушные ламы – несколькими штуками больше, несколькими меньше – на заводе не убудет. Я видел, сколько и чего тырят с завода. Машинами вывозят! А тут несколько бэушных ламп…
– И как ты полагаешь, это нормально, когда воруют машинами?
– Конечно же, не нормально. Но что же тут поделаешь? Сторож в курсе. И директор, я думаю, тоже. И всех всё устраивает.
– Может быть, директора нужно сменить?
– А смысл? Ну сменят одного вора на другого. Ничего не изменится.
– Да, наверное. Тут надо исправлять проблему в корне. Системно…
– Ай, не смеши! – отмахнулся Артур. – Кому и зачем её нужно исправлять, хоть в корне, хот не в корне?
– Всем нужно. Мне нужно. Тебе нужно.
– Не говори ерунды. Мне это совершенно не нужно. И никому ничего не нужно. А ты просто идеалист.
– Да, я хочу, чтобы всем людям вокруг жилось лучше, чтобы была справедливость в обществе. Но я не идеалист. Идеалисты – это такие маниловы-мечтатели. А я не просто так мечтаю, я готов приложить к реализации задуманного конкретные практические усилия. Потому что понимаю, что само собой в лучшую сторону ничего не изменится. А ты готов прилагать подобные усилия?

Артур внезапно вспылил:
– Ради кого? Ради, например, своего начальника, который даёт мне вот такие дурацкие поручения? Нет, не готов! И ради всех остальных – не готов! Вокруг полно идиотов, которые плевать на меня хотели и которые друг перед другом щёки надувают, как бабуины! И почему я должен заботиться о них больше, чем они обо мне? Вот о своей семье да, я заботиться готов – потому что это моя семья. Тебе если понадобится, тоже помогу – потому что ты мой друг. А на остальных, знаешь, иногда смотреть тошно. Хочется сбежать на какую-нибудь другую планету, чтобы их рядом не видеть! А уж чтобы хотя бы пальцем шевельнуть, чтобы им стало лучше – вот принципиально этого делать не стану! Они этого не заслуживают!

Ого! Видимо, я задел какую-то больную струну в душе Артура. Я пристально взглянул на Артура и понял, что в этот момент открыл его для себя с какой-то новой стороны. Некоторое время мы шли молча, каждый размышляя о своем. Я размышлял над тем, откуда у Артура такая обида на людей, которую я прежде не замечал. И чем больше я над этим думал, тем всё больше вспоминал то, на что прежде не обращал внимания. Мне Артур всегда представлялся таким добродушным весельчаком – по крайней мере, он всегда был таким со мной с тех пор как мы с ним подружились много лет назад. Но у меня были и другие друзья кроме Артура, а Артур кроме меня больше ни с кем не дружил. Я вспомнил о том, как пытался поближе свести его с другими своими друзьями, но он тогда этому категорически воспротивился. Он попросил меня не вовлекать других моих друзей в наше с ним занятие судо- и авиамоделизмом и не делиться с ними нашими общими достижениями в этой области. Я пообещал ему, хотя и не понял тогда, почему у него такое странное отношение к остальным моим друзьям. Теперь я подумал, что у него какое-то странное отношение вообще ко всем окружающим людям. Я вспомнил, как он отзывался о своих соседях по подъезду, о своих одноклассниках, о рабочих из цеха… И понял, что это совершенно одинокий и, наверное, даже несчастный человек. Наверное, я был единственным его сверстником, которого он не воспринимает враждебно. Надо будет разобраться с тем, откуда у него такая обида на людей. Я же знаю, что он начитанный, добрый и веселый. Он глубоко понимает многие вещи, раз ему нравится русская классическая литература. Но почему-то он замкнулся в себе, спрятался в коконе от внешнего мира, и мне надо понять, почему. Может быть, если я это пойму, я найду и способ, как ему помочь разобраться с его проблемами, и способ, как его завербовать в нашу организацию. Он отлично разбирается в технике, а мне не помешал бы такой помощник – слишком много технических задач свалилось на меня одного. Пока же развивать тему дальше смысла не было. Попытка завербовать Артура провалилась.

* * *

Третьим я решил попытаться завербовать своего друга и одноклассника Тимура. У Тимура отец был армянин, а мать – донская казачка. Сам Тимур был смуглым темноволосым парнем. Он недавно приехал в Ленинакан из Дагестана, где он провёл своё детство. Армянского языка он не знал, и мы с Жорой помогали ему адаптироваться в местной среде. До приезда в Ленинакан Тимур в Махачкале занимался каратэ, просил нас помочь ему найти такую же секцию в Ленинакане, но в Ленинакане, увы, секции каратэ не было. Отец Тимура работал пилотом в Ленинаканском аэропорту. Жил Тимур довольно далеко от нас с Жорой – на противоположном конце города, на самой его окраине. Но он подружился со мной и с Жорой и стал, возвращаясь из школы, прогуливаться пешком до центральной площади, где дальше уже садился на свой автобус, который вёз его до дома – пешком идти туда было бы довольно далеко.
 
Дом Тимура – новенькая девятиэтажка, которые стали появляться в городе относительно недавно, – располагался в новостройке у самой границы города. Сразу же за домом начинались необозримые пшеничные поля, разделённые лесополосами, которые должны были защищать поля от ветра. В полях водились мыши, а в безлюдных лесополосах – совы, лисы и беркуты, которые на тех самых мышей охотились. Я, Жора и Тимур повадились ходить в лесополосу, преодолевая около километра пешком по полю. В лесополосе было уютно – мы ощущали себя изолированными от человеческой цивилизации. Иногда там жарили шашлыки, когда удирали с уроков.

Заметив, что в лесополосе водятся лисы, мы решили заняться охотой на лис. Для этого решили купить капканы. Однако, в магазине «Охотник» капканов соответствующего размера не было. Поэтому мы купили несколько капканов, которые там были – на зайца, понимая при этом, что лиса из такого небольшого капкана может вырваться. Поэтому мы решили устанавливать по нескольку капканов одновременно, привязав их «звёздочкой» к одному колышку и расположив вокруг стога сена, где было много лисьих и мышиных следов. Мы решили, что такие маленькие капканы смогут удержать лису, если она попадется одновременно в несколько капканов разными лапами. Лисы, однако, оказались животными весьма чуткими и хитрыми, и попадаться в капканы не стали. Видимо, они остерегались запаха солидола, которым капканы были обмазаны в магазине и который мы не особо тщательно протёрли. Вместо лис, однако, в капкан как-то попались сова и беркут, которые сели на вершину стогов, на которые мы поставили заячьи капканы. А мы и не думали, что хищных птиц можно ловить с помощью заячьих капканов…

Тимур часто посещал ленинаканский аэропорт, в котором работал его отец. И нас с Жорой как-то пригласил прогуляться неподалёку от лётного поля, огороженного металлическим забором с колючей проволокой поверху. Там тоже было безлюдно и поэтому комфортно для нас – мы любили такие места. Я принёс «самострел» своей модификации (с запирающимся затвором) и показал его Жоре с Тимуром. Оба были в восторге от звука, издаваемого кувыркающейся в воздухе пулей. Тимур решил проверить, сможет ли пуля, выпущенная из такого «самострела» пробить металлический забор. Я видел, что забор сделан из стальных полос толщиной 4-5 миллиметров, и понимал, что такую сталь мягкая свинцовая пуля калибра 5,6 мм, скорее всего, не пробьёт. Жора тоже был уверен, что не пробьёт. Но Тимур решил проверить.

– Тимур, не дури! Ну и так понятно, что не пробьёт!
– А вдруг всё-таки пробьёт? Я хочу проверить! Только, чтобы пробило, стрелять нужно в упор…
– Да ты спятил! Отрикошетит в тебя же!
– Нет. Если пробьёт, то не отрикошетит!
– А если не пробьёт, то отрикошетит! Не дури!
– Если вы боитесь, спрячьтесь вон туда в овражек. А я в любом случае попробую.
Мы спешно побежали к овражку, видя, что Тимур уже подошёл к забору и взвёл затвор.
– Тимур! Не дури! Отрикошетит!

Тимур не слушал. Он встал в упор к забору и приставил ствол «самострела» к забору на уровне пояса. Раздался выстрел. Мы с Жорой выглянули из оврага. Тимур продолжал стоять возле забора. «Ну, слава богу, обошлось», – успел подумать я. Вдруг Тимур завопил «ААААА!!!» и быстро побежал от нас вдоль забора. Мы побежали за ним, не понимая, почему он кричит. Если его ранило рикошетом, то он не должен так быстро бежать – раненные, вроде бы, медленнее передвигаются, а не быстрее… Тимур успел пробежать метров пятьдесят, пока не повалился на землю и не начал по ней кататься. Мы с Жорой наконец догнали его и уже издали стали присматриваться – крови, вроде бы, не видно. Почему же он кричит и катается по земле?

Тимур вдруг стал снимать с себя джинсы. Когда он их с себя снял, мы увидели, что его тело и ноги покрыты мелкими красными точками. А на джинсах видны застывшие брызги расплавленного свинца.
– Ну ты дурак! – покачал головой Жора. – Мы же кричали тебе, чтобы ты не стрелял!
– Это тебе ещё повезло, что пуля расплавилась, – добавил я. – Тебя лишь обрызгало расплавленным свинцом. А если бы пуля не расплавилась и отскочила бы в тебя рикошетом, было бы хуже.
– Ух как больно! – стонал Тимур. Наконец, он встал на ноги и стал рассматривать красные точки на своих ногах. – Ладно, ничего страшного. Обошлось.

Тимур, разглядывающий свои ляжки с голым задом, выглядел посреди поля довольно забавно. Когда первый испуг прошёл, мы с Жорой стали подшучивать:
– Дома если заметят, скажи, что ветрянку ляжек подхватил…
– Хватит ржать. Надо от штанов застывшие брызги свинца отчистить, чтобы предки ничего не заметили.

Мы с Жорой помогли Тимуру отодрать от джинсов застывшие брызги свинца и в итоге остались довольны, что на них не осталось заметных следов. И что мы так легко отделались.

Для того, чтобы завербовать Тимура, мне нужно было поговорить с ним наедине. Но остаться с ним наедине никак не удавалось – как правило, мы всегда были втроём с Жорой, при котором я разговаривать с Тимуром на подобные темы не мог. Поэтому я довольно долго подыскивал удобный момент.

Однажды Жора задержался в школе, Тимур предложил его подождать, но я увидел в этом возможность поговорить с Тимуром тет-а-тет, сказал, что не могу ждать и предложил ему пойти со мной. Он согласился.
– Как ты относишься к людям, которые тебя окружают? – спросил я Тимура, когда мы шли по улице.
– Странный вопрос, – удивился Тимур. – Нормально отношусь.
– А ты хотел бы сделать мир лучше? Более честным, более справедливым?
– Не знаю, – пожал плечами Тимур. – Я не вижу в этом большого смысла.
– Почему? – настала моя очередь удивляться.
– Мир такой какой есть. Конечно же, он не идеален, потому что реальное всегда отличается от идеального. Сделать реальное идеальным невозможно.
– Но ведь можно хотя бы попытаться приблизить реальный мир к идеальному?
– Попытаться можно. Однако, я не вижу в этом большого смысла. Многие пытались сделать мир лучше, как им это представлялось. Гитлер, например, тоже пытался сделать мир лучше – в соответствии с собственными представлениями о том, что такое «идеальный мир». Однако, благими намерениями вымощена дорога в ад.
– Но… – я был настолько ошеломлён, что даже не знал, что возразить. Упоминание о Гитлере напрочь выбило меня из колеи. – При чём тут Гитлер?
– В каждом из людей сидит хотя бы маленький кусочек Гитлера. Я полагаю, люди живут в таком обществе, которого они заслуживают. Общество не идеально потому что люди не идеальны. Невозможно улучшить общество, состоящее из неидеальных людей, не изменив самих людей, из которых оно состоит.

Мы долго шли молча, я размышлял над словами Тимура. Наверное, он в каком-то смысле прав. Но мы планируем и людей улучшить, воздействуя на сознание людей. Вот только как об этом сказать Тимуру вот так сразу? Нужно сначала как-то понять, имеет ли смысл ему об этом говорить…
– А если бы можно было бы найти способ и сознание людей улучшить?
– Предлагаешь реализовывать программу вроде «Тиргартенштрассе 4»(*)?
_______________________
(*) Программа «Тиргартенштрассе 4» – программа Гитлера физического истребления умственно-отсталых людей и инвалидов
_______________________

– Нет, конечно! – возмутился я. Мне очень хотелось объяснить, что именно предлагаю я, но я не мог этого сделать, не раскрыв все карты.
– Слушай, ты какой-то странный сегодня, – улыбнулся Тимур. – То вопросы какие-то странные задаёшь… То молчишь… У тебя всё в порядке? – и Тимур покрутил пальцем у виска.
– У меня всё в порядке, – я сделал вид, что не заметил сарказма.
– Тогда давай лучше о чём-нибудь другом поговорим.
– Ладно.

Мне очень не понравились упоминания Тимура о Гитлере. И мне также не понравилось, как он покрутил пальцем у виска. Я тогда сразу решил, что второй раз испытывать судьбу с его вербовкой уж точно больше не стану. Вербовка Тимура провалилась. И для себя я решил, что повторно пытаться его завербовать бессмысленно. В лучшем случае он лишь снова покрутит пальцем у виска.

* * *

Когда мы в очередной раз встретились в Арменом, я рассказал ему, что попытался завербовать Артура, Жору и Тимура, но все мои попытки оказались неудачными.
– Я могу порадоваться лишь одному, – добавил я. – Никто из них не понял, что это была попытка вербовки.
– Ты в этом уверен?
– Абсолютно. Я был очень осторожен.
– Может быть, ты был слишком осторожен, и именно поэтому вербовка не удалась?
– Может быть. Но пренебрегать осторожностью в таких вопросах я бы не стал.
– Попробуешь еще раз?
– Может быть, и попробую. С Жорой и с Артуром. С Тимуром, по-моему, всё ясно, дальнейшие попытки завербовать бессмысленны. А ты пытался кого-нибудь завербовать?
– Нет. Пока только присматривался.
– И что?
– Есть один кандидат. Он на год моложе нас с тобой. Мирзоян Коля. Знаешь его?

Я не очень хорошо знал тех, кто учился классом младше. Однако, Мирзояна Колю я действительно знал, потому что это был сын подруги моей матери Инги. Они как-то всей семьей были у нас в гостях, но с Колей я тогда особо не сблизился.
– В общем, знаю, но особо близко с ним не знаком.
– Что ты о нём думаешь?
– Его мать подруга моей матери. Знаю, что он из интеллигентной семьи. Знаю, что у них дома богатая библиотека, которой восхищалась моя мать. Больше, к сожалению, мне сказать особо нечего.
– Да, парень с широким кругозором. Между прочим, круглый отличник.
– Даже не знаю, как к этому относиться. С одной стороны, это хорошо, с другой, несколько настораживает. Хочешь с ним поговорить?
– А не будет ли лучше, если мы с ним поговорим вместе?
– Может быть, это и лучше. Однако, нужен какой-то благовидный предлог для встречи. И чтобы такая встреча в его глазах не выглядела странной при том, что мы не являемся какими-то особо близкими друзьями. Если мы поймём, что вербовку нужно прервать, у него не должно возникнуть недоумённые вопросы по поводу темы нашей встречи.
– Есть одна мысль. Коля сейчас капитан команды КВН в своём классе. А ты был членом команды КВН в своём. Может быть, устроить встречу по обмену опытом в сфере КВН?
– Это неплохая идея. У меня есть заготовки сценариев КВН – я могу ему их предложить. И, может быть, он чем-то поделится.
– Отлично!
– Пригласи его в чайхану на улице Кирова. Там будет вполне удобно. Посидим, попьём чаю с печенюшками. И поговорим. Сначала о КВН. А потом, между делом, об НКП.
– А также о других троебуквиях, – схохмил Армен.
– О, как я погляжу, на волну КВН ты уже настроился…

<продолжение следует>