Работа над ошибками

   В   учительской   она   была   одна. Стояла    возле   окна, пытаясь   разглядеть, что   же   творится   там,  за этим окном.  Надо   же, первый   день   зимы  и - такая   вьюга!  Действительно, не видно ни зги!  Сплошная   серо-белая   круговерть. Снежная   крупа   хлещет по стёклам, как картечь, не  ровен час, разлетятся вдребезги. Ох, не приведи Господи, сейчас  оказаться где-нибудь  на открытом  месте! Бр-р-р!  Интересно, надолго ли эта свистопляска?
 
   Свои уроки сегодня  Инна Павловна, как говорится, уже отвела. Писали её семиклассники очередной диктант. Может, пока непогода держит её в школе, начать проверять?..  Ох, ты ж, господи! Сколько же ошибок наваляли! Даже умница и отличница Светочка Козлова целых три сделала! Нет, всё - неохота. Да и у неё в голове от  этого метеорологического  катаклизма  тоже какой-то сумбур….
 
   Хотя, вполне возможно, что причина-то  совсем  другая: очередной пьяный скандал  мужа вчерашним вечером, практически бессонная ночь, подскочившая под утро температура у маленького сына, брюзжание и скорбно поджатые губы её матери, и вот оно - неважное самочувствие,  настроение тоже ему под стать. Неужели всё вот это и есть семейная жизнь? Безнадёга какая-то…

   А снежный буран, похоже, всё набирает обороты. А она даже рада этому обстоятельству! Да-да, у неё, реально, есть причина, чтобы не идти сейчас домой. Пусть ненадолго, но отсрочить это возвращение в ад семейной жизни. Здесь, в школе, молодая учительница русского языка и литературы чувствовала себя на своём месте. И ничего, что взяли её только на время декретного отпуска основного работника, и работать приходится во вторую смену, и семиклассники ещё тот контингент – главное – она не под одной крышей с этим недоразумением под кодовым названием «муж» и не досягаема для ценных указаний своей матери.

   Хотя её-то  Инна Павловна всё же может понять. Жили они с матерью в двухкомнатной хрущёвке, жили не тужили, по-женски обустраивали быт,  хозяйство, и вдруг - на тебе – Виталик! Просто, как снег на голову! Нет! Ведро помоев.
Кому и что она хотела доказать, выскочив на третьем курсе филфака, можно сказать, за первого встречного? Нет, конечно, парень прилагал неимоверные усилия, чтобы понравиться.  Ну, там цветочки, пирожное-мороженое, стихи при луне – это да. Да и однокурсницы, опять-таки резко её зауважали: как же - из  всех «филологинь»  потенциальным женихом была выбрана именно она, эта очкастая коротышка Инка! Значит, есть в ней что-то особенное, привлекательное для мужчин! «Ага - инфантильность, наивность и простота, что хуже воровства», - спустя год, диагностировала своё тогдашнее состояние Инна.

   Ладно, она, книжная кисейная барышня, но мама-то, мама куда смотрела? Или та, рано овдовев, сама совсем не разбиралась в мужчинах и семейной жизни? Захотела виртуально наверстать упущенное, выдав дочку замуж и поселив молодых в соседней комнате? Или считала замужество для девушек такой же неизбежностью, как службу в армии для парней? Охо-хо….

   Теперь-то и она понимает, что своим отношением к зятю, как к дорогому гостю, которого не знают, в какой угол посадить и каким заморским яством угостить, много дров наломала. Пытается  хоть как-то облегчить жизнь дочке, помогает с маленьким  сыном, пока та на работе. Хотя, а куда ей деваться? На одну её пенсию всех не прокормишь, а учительская зарплата дочери, хоть и небольшая, помогает всё-таки  сводить концы с концами. Зятёк-то этот  ни на одном рабочем месте дольше месяца не задерживается. Да и какую работу может найти в наше время человек без образования? Тем более что и сам-то не особо старается искать. А ведь какими баснями их кормил, когда в женихах ходил: и автомобильные курсы-то он закончил, и возьмёт машину в аренду, и колымить разными перевозками будет – только карман для бабла подставляй!

   Почему же только теперь  Инне стала ясна причина той настойчивости, с которой этот Виталик добивался её руки и сердца? Тьфу ты, хватит этой патетики – руки и сердца! Да не Инка была нужна этому парню из общаги какого-то там завода, а отдельная жилплощадь и городская прописка. Надоело, видишь ли, ему, общежитское житьё-бытьё, да и многочисленная родня из близлежащего посёлка достала. А тут как раз эти бабёнки подвернулись, мама с дочкой. И сам не ожидал, что всё, как по маслу, пойдёт. Вцепились, прям, в него мёртвой хваткой, можно подумать было, что он последний шанс для этой девчули. Ну, да, она не похожа на тех, что в журналах печатают, обычная, но ему-то встречались и похуже.

   Так что поженихаться Виталию пришлось совсем не долго, свадьбу сыграли через два месяца после знакомства. А ещё через пару месяцев, когда молодая жена забеременела, и главное – он был прописан в квартире, и начались те метаморфозы, со всеми, так сказать, вытекающими…

   Инна  старается не вспоминать, как совмещала свою беременность  с учёбой в университете,  как тщетно пыталась устроиться на работу, получив «свободный» диплом, как лежала  с маленьким сынишкой по больницам – мальчик родился очень слабеньким и болезненным. И всё это на фоне постоянных безобразий молодого мужа, который во всех своих неудачах  винил всех и вся и заливал, как водится, свои неприятности самогоном. Благо этого «добра» в  девяностых, в то непростое для страны время, было предостаточно.

   А мама, знай, одно талдычит, ничего, доча, все так живут, наш-то хоть рук не распускает, вон тёть Нинину Ленку муж-то опять отколошматил…  Потерпи, вот притрётесь, он образумится, а как ты хотела? Ох, не знаю, не знаю, но только вот совсем не о такой семейной жизни ей мечталось.
 
   Вот поэтому предложение подменить ушедшую среди года в декрет учительницу русского языка и литературы в одной из районных школ Инна восприняла, как подарок судьбы, перст Божий, манну небесную или  что там ещё? Главное - появилась причина, оправдывающая её отсутствие в опостылевшем  доме. Да и финансы, опять-таки, появились, хоть и небольшие, но свои.

   За окном быстро темнело. Свет от редких фонарей выглядел размытыми  пятнами, как на картинах импрессионистов. А снег всё валил и валил… Но хочешь не хочешь, а надо было собираться домой.
 
   Прозвенел звонок с последнего урока. Во вторую смену учились только седьмые и девятые классы. Поэтому особого шума, который стоит на переменах в первую смену, и не было. Или и учеников тоже  непогода утихомирила, так как не горлопанили они в рекреации, как это обычно бывает.

   - Любуетесь на эти хляби небесные, коллега? – это в учительскую вошёл историк Игорь Георгиевич.  – Хоть с ночёвкой в школе оставайся. Может, по кофейку?  У меня - настоящий, мне сестра из Израиля присылает.

   Он достал из портфеля маленький термос, и через секунду по учительской поплыл аромат этого волшебного напитка. Инна улыбкой поблагодарила историка, приняла протянутую крышку от термоса с дымящимся напитком и неожиданно для себя спросила:

   - А что же это вы, Игорь Георгиевич, сами-то в Израиль не уехали? Говорят, там лето круглый год. Грелись бы сейчас на солнышке, сидя под пальмой…

   - Да кому я там буду нужен? Там и без меня полно творческой интеллигенции. Сестре проще. Она – женщина, мать, хозяйством  занимается, пока её муж в поте лица деньги зарабатывает. А что я смогу дать, по сути, для меня чужой стране? Здесь же у меня и работа, и пенсия, и денежное хобби имеется.
 
   - Что правда, то правда! Ваши рассказы на историческую тему в «Литературном  Черноземье» вполне заслуживают и внимания и уважения. – Инне и в самом деле понравился тот рассказ историка об одном эпизоде из жизни известного поэта, чьё имя было тесным образом связано с их городом. Надо бы и остальные его рассказы в этом журнале почитать при случае.

   - Ох, ну, тогда я наберусь наглости и попрошу вас, как филолога, посмотреть мой очередной опус. Как грамотный человек, может, посоветуете что-нибудь по вопросу организации текста, грамматику-орфографию  опять-таки, может, где поправить надо будет. В редакции есть корректор, конечно, но мне бы не хотелось перед ней в грязь лицом ударить. Она, гм-гм, весьма колоритная дама, и мне будет неприятно, если грамотность моего текста будет уж  слишком хромать, понимаете ли…

   - Да без проблем! Завтра у меня методический день, так что с удовольствием почитаю ваш шедевр.

   - Ну, скажете тоже! Шедевр! Так… Труд пары бессонных ночей, – и Игорь Георгиевич протянул Инне  папку с рукописью и какую-то иностранную шоколадку. – Это вам - подсластить минуты, потраченные на прочтение, так сказать,  с моими почтением и благодарностью.

   В учительскую стали заходить другие учителя, и историк отвлёкся, отвечая на какие-то вопросы коллег. Инна Павловна, услышав весело перекликавшихся на школьном дворе детей, поняла, что и ей тоже можно выдвигаться домой. Снег, действительно, падал уже не так густо, да и вьюга уже утратила свою ярость. Пора.

   К счастью, дома были только мама и маленький Олежка. Благоверный, как ушёл из дома после обеда, так до сих пор и не появлялся.

   - Сказал, что калым какой-то у него намечается, - мать с сомнением покачала головой. – Собирался, правда, как жених на свидание, а одеколоном своим так надушился, что проветривать квартиру пришлось.

   Но Инне всё это было неинтересно. Важнее было самочувствие сынули, как он покушал, как днём поспал, много ли плакал? К счастью, всё было не так уж плохо. Поиграв с Олежкой с конструктором, порисовав карандашами и почитав ему любимые сказки, Инне удалось достаточно быстро убаюкать сына. И теперь можно было взглянуть, что там насочинял Игорь Георгиевич.
               
                ***

   «Госпожа! Госпожа!  Да что же это такое? Очнитесь!» - пронзительный голос какой-то полоумной тётки верещал прямо у неё над ухом. Адина с трудом приоткрыла глаза и тут же зажмурилась вновь. Нереально яркое и жаркое солнце буквально ослепило её. По-видимому, заметив, что она стала подавать признаки жизни, та крикунья обрадовалась и, продолжая лепетать что-то неразборчивое, предприняла попытку приподнять  Адину с земли. Та  инстинктивно потёрла глаза кулаками.  Зазвенели, забряцали многочисленные браслеты на её запястьях, а кольцами с разноцветными каменьями она царапнула по глазам и, ощутив боль, бедная женщина вновь провалилась в вязкую и больную темноту бесчувствия».

   - Ишь, ты! Имя героини созвучно с моим – Инна – Адина… Интересно-интересно, что там дальше с ней произойдёт? – Инна сделала глоток зелёного чая и углубилась в чтение.

   «Поэтому Адина и не помнила, как всё та же суетливая женщина затащила её тело с помощью оказавшихся неподалёку прохожих  в лёгкую двуколку, запряжённую светло-серым мулом, и по-прежнему, что-то причитая, потащила его под уздцы за собой по узкой каменистой дороге куда-то вверх, туда, где среди зелени невысоких деревьев виднелись жилые строения.

   «Ну, и сон мне приснился», - первое, что пришло Адине на ум, когда она в очередной раз открыла свои глаза. О Боже, что ж так голова раскалывается! Она лежала в постели, укрытая лёгким покрывалом, в комнате было довольно темно, и рядом кто-то похрапывал. С трудом повернув голову, попыталась в полумраке разглядеть, кто это. Сидящая рядом с кроватью согбенная фигура вдруг зашевелилась, кашлянула и что-то пробормотала спросонья  женским голосом.

   - Кто это? Что происходит? - Адина не знала, что и подумать.

   Та, что сидела около её постели, сразу встрепенулась, наклонилась и подняла с пола какой-то замысловатый светильник.

   - Госпожа Адина, госпожа  Адина, вы дома, вот, попейте водички, - и протянула ей посудину, по-видимому, с каким-то напитком. Вода. Тепловатая, правда, противная. Сделав очередной глоток, она поперхнулась и долго откашливалась. Откинулась в изнеможении на подушку. Что ж так душно!

   Откуда-то из-за занавеси через пару минут вынырнула  вновь эта женщина, теперь в руках её был небольшой поднос с различными фруктами.
 
   - Вот, госпожа, подкрепите свои силы, -  произнесла та.

   -  Объясните, прошу вас, что произошло? Кто вы? Что всё это значит, в конце концов!

   Женщина выглядела немного удивлённой и как будто даже обиженной.

   - Странно, госпожа, слышать от вас такие слова… Я ли не служила вам верой и правдой всё это время? Как вы вошли женой господина Ицхака в этот дом, так, почитай, больше года прошло. А теперь вы и как звать меня забыли. Видно, и впрямь с вами неладно…  Видать, когда повозка-то перевернулась, и вы из неё вылетели, головой о камни сильно стукнулись. Ох, не ровён час вам умом тронуться! Господин Ицхах точно такого не перенесёт!

   Пока она всё это выдавала ворчливым недовольным голосом, Адина начала вспоминать… Ну, примерно так, как вспоминают поутру приснившийся ночью сон. И эти воспоминания сначала тонкой струйкой стали просачиваться в её сознание, формируя то один, то другой образ из её жизни, но потом хлынули полноводным потоком в её воспалённый мозг.
 
   ..Вот  она, совсем юная девушка, рыдает на груди отца, который с каждым днём слабеет от своей тяжёлой болезни.  Вот она даёт ему обещание, что станет женой его товарища, который будет о ней заботиться после смерти отца.  А её мать? Она-то где? Так она ж умерла вскоре после того, как её, Адину, родила! И растил-заботился о ней один отец.
 
   Эта женщина - её служанка, кажется, Сапир её имя, говорит, что её мужа зовут Ицхак. Постой-постой, это что ж, тот Ицхак, с которым у отца было общее дело – они на пару поставляли овец, коз и сыр из  Иудеи в соседний Тир на продажу - её муж? Ой, но он же почти ровесник её отцу, лет сорок ему, кошмар! Хотя он ничего так себе, правда, невысокий, сухощавый. Постоянно рассказывает ей какие-то смешные истории, умеет играть на свирели… По вечерам, когда они сидят на крыше своего дома, она совсем плоская, муж показывает ей звёзды и рассказывает, как и почему они так называются. А потом она, Адина, уходит спать в заднюю часть дома, а муж ложится или во дворе, или здесь на крыше.

   Наивная Сапир, она-то не знает, что Ицхак, хоть и женился на ней, но как с женой, ни разу и не ложился. Сказал, что подождёт, пока Адина  повзрослеет, ей-то всего тринадцать. Благородный какой, понимаешь! Вон соседней Рахильке тоже только пятнадцать, а она уже беременная ходит. Её муж, лавочник Матан, не считает, что она слишком молода. Ой, и каких эта Рахиль ей глупостей не рассказывает про то, чем они с мужем в постели занимаются – стыдоба! Или это ей, Адине, стыд и срам, что замужем уже скоро год, а до сих пор мужа голым не видела…

   Вспомнила она также и то, что до неё у Ицхака уже были жена и дочь. Да только отняла их у него какая-то странная и непонятная смерть. Вроде, как отравились они чем-то. Да-да, ей это сама Сапир рассказывала, служанка-рабыня в доме её мужа. Что, де, когда Ицхак был в отлучке, на дальнем пастбище, однажды ночью и случилась эта беда. Вечером-то поужинали, как водится, хозяева и домашние, особо приближённые слуги за одним столом, а ночью-то и начались крики, стоны, кровавая рвота…  Да сразу-то у всех четверых: госпожи, её дочки да у самой Сапир с её сыном. И послать за помощью, оказалось, некого. Так все вчетвером и маялись до утра. А уж когда подоспела помощь – вернулся с дальнего пастбища товарищ Ицхака, их сосед, ну, то есть,  отец Адины, так обе они, жена и дочка хозяина, уже и отдали богу души.

   Лежали, скорчившись, с чёрными высунутыми языками…  А вот Сапир  с сыном Господь помиловал, не дал помереть в тот раз, выкарабкались за неделю. Правда, с тех пор Навал ноги подволакивать стал, к работе на пастбище непригоден сделался. Но хозяин, господин Ицхак, ему позволил матери по дому помогать.
 
   А вот чего не знала девушка, когда выходила замуж по горячей мольбе отца  за Ицхака, так это того, что сына своего Сапир родила от старого хозяина, отца Ицхака,  свёкра Адины. И этот побочный сын был сводным братом её мужу…
Не знала Адина и того, что перед своей смертью, тоже какой-то странной и внезапной, отец Ицхака повинился перед сыном в том, что прижил со служанкой ребёнка, и слёзно заклинал его проявить к своему сводному брату милосердие и покровительство. Поэтому-то и сносил  её муж все шалости этого Навала, хотя не раз чесались руки угостить его затрещиной: весьма шкодливым получился сводный братец.

  Также Адина не могла даже и помыслить о том, что вынашивает Сапир планы, что в один прекрасный день её Навал станет единоправным хозяином всего богатства дома Ицхака и двух тысяч овец и коз в придачу.

   Ну, а пока хитрая и умная Сапир была верной служанкой и наперсницей юной госпожи. Хотя в душе всячески пыталась подавить своё разочарование и злость по поводу новой женитьбы господина. И терпеливо ждала, когда ей выпадет, наконец, шанс устроить свою судьбу и превратиться из рабыни в госпожу.

   Наконец, Адина почувствовала, что уже в силах подняться  с топчана. И первое, что ей захотелось сделать, конечно же, проверить, всё ли в порядке с её внешностью. Не причинило ли падение с двуколки ей какого изъяна. Кажется, где-то здесь на стене закреплена овальная отполированная металлическая пластина - зеркало.

   Адина увидела отражение юной худенькой черноволосой девушки, почти девочки.  На ней было длинное кремового оттенка платье из тонкого и мягкого материала, подвязанное расшитым разноцветными бусинами поясом, с длинными кистями с бахромой. И множество украшений: бусы, длинные серьги, множество браслетов и перстней на руках. Как все молоденькие девушки, Адина очень любила всевозможные украшения. И её муж Ицхак щедро одаривал ими свою молодую жену. Даже, несмотря на то, что та была настоящей растеряшей. Вечно, то перстень где-нибудь посеет, то браслет обронит. Он никогда не бранил Адину за это, а вскоре дарил украшение ещё лучше. И Сапир была уверена, что никто и никогда не догадается об истинном положении дел.

   - Сапир, - громко позвала она служанку, – напомни мне, пожалуйста, какое сегодня число и день недели? Долго ли ещё ждать возвращения моего мужа и твоего господина?

   - Ой, госпожа, плохо вас слышу! Идите сюда, ко мне, я во дворе рыбу чищу.

   И впрямь служанка сидела под навесом  дворовой кухни и скребла в каком-то тазу большущую рыбину. Именно за ней на базар и ездили женщины утром. Полы своей длинной рубахи она заткнула за плетёный кожаный пояс и теперь сидела, раскидав свои голые смуглые ноги в разные стороны. Адина наступила босой ногой на каменную плитку, которой был вымощен весь внутренний дворик и взвизгнула! Всё равно, что прикоснулась к раскалённому утюгу.

   - Ох, госпожа, вам без сандалет никак нельзя, они же у входа в нише лежат, забыли, что ли? Или говорите оттуда, что надо?

   - Я вот спрашиваю, какой день недели сегодня, число какое?

   - Да с утра вроде первое число месяца кислев было…  Вот я эту рыбу-то на Рош Ходеш и буду готовить.
 
   Значит, Ицхак вот-вот вернётся! Уезжая, он так и пообещал – дома в первых числах будет. Адина махнула служанке рукой, мол, продолжай, мешать не буду, и вернулась в дом.

   В доме царил полумрак, все окна были занавешены  плетёнками из джута. Так солнечным лучам, ослепительным и обжигающим, хоть какая-то была преграда. Но всё же было душновато. Адина собрала свои длинные волнистые волосы, закрутила их в узел и с помощью красивого гребня закрепила на макушке. Да и от пояса она избавилась тоже. Тело было потным и липким. А почему бы ей, госпоже, не принять омовение? Благо, сезон дождей в разгаре, запас воды достаточный, можно себя и побаловать купанием.

   Она  направилось  вглубь довольно просторного дома. Там, в нише, занавешенной тоже пёстрой плетёнкой, за низенькой  дверцей  оказался маленький, закрытый со всех сторон стенами разных хозяйственных  построек  дворик. И  там - вкопанное в землю довольно большое, но мелкое корыто! А в нём была вода! Тёплая, приятная, и её было много!  Сверху корыто прикрывала какая-то тряпица, растянутая и закреплённая на четырёх колышках.

   Не думая более ни о чём, Адина сбросила с себя свою хламиду и с плеском плюхнулась в это корыто.

   - Ах, вот вы где, госпожа! А я вас зову, зову… Что ж вы мне не сказали, что идёте мыться, я сейчас… - и служанка  юркнула за невысокую  дверку одного  из сложенного из  разнокалиберных  округлых булыжников сарайчика.

   И через пару минут Адина натирала своё тело  мыльными лепестками, поливая себя водой, которую зачерпывала из корыта маленьким глиняным ковшиком, а рядом мерцал масляный светильник, который тоже принесла Сапир, так как стремительно стало темнеть.
 
   Девушка  поудобнее  устроила своё тело в корыте, прикрыла глаза, наслаждаясь ароматом этих чудесных мыльных лепестков, дуновением слабого вечернего ветерка, звоном  цикад, и начала задрёмывать».

   Инна тоже зевнула, встала, потянулась. На часах уже была полночь. Её муж по-прежнему отсутствовал. Но в душе не было никакого волнения, такое поведение супруга было уже привычным. В голове даже мелькнула злая мысль, да хоть б он совсем не пришёл. Однако нужно всё-таки поскорее дочитать, потому что, когда тот явится, будет не до того.

   «И к ней из глубин подсознания стали приходить воспоминания, что когда-то она уже вот так сидела в этой купальне, стараясь любыми способами избавиться от запаха молодого, разгорячённого в любовной битве мужского тела, тела … сына Сапир, тоже жившего и прислуживавшего в доме её мужа.

   Ицхак как раз опять был в отлучке: поехал на одно из дальних пастбищ, где на его пастухов были совершены нападение и значительная  покража скота. А этот Навал был очень настойчив… С молодой госпожой у них была совсем небольшая разница в возрасте, сын рабыни был  шестнадцатилетним юношей.

   Так как из-за перенесённой когда-то болезни его ноги были слабыми, и ему трудно было ходить, то практически постоянно он был в доме, помогая матери по хозяйству. И при этом умудрялся всё время встречаться с Адиной, где бы та ни находилась, прямо-таки, преследовал её повсюду. А той было жаль такого молодого и смазливого паренька, над которым так поглумился злой рок. На все его проявления внимания девушка улыбалась, даже не подозревая, что тем самым поощряет этого юнца на дальнейшие подвиги. Увы, выросшая без матери Адина не получила таких нужных уроков, как правильно вести себя с мужчинами. Она-то была добра с ним безо всякой задней мысли, а вот он…

   Ту ночь Адина решила провести на крыше, так как внутри дома находиться было невыносимо. Ночь была очень тёмная, ночное светило так и не появилось на небе. Ей сверху было слышно, как Сапир и Навал укладываются во дворе, негромко переговариваясь. Звенели цикады, которым жара и духота были нипочём, лениво взбрёхивал соседский пёс, иногда повизгивали летучие мыши, охотясь почти в полной темноте. И девушка постепенно заснула.

   Ей снился кошмар: будто оказалась она на краю пропасти, той, что южнее их оливковой рощи. Ну, то есть оливковой рощи на земельном наделе Ицхака. И вроде, хочет она уйти оттуда, да боится какого-то страшного зверя, который притаился сзади в зарослях. И вдруг, как это бывает в сновидениях, она уже лежит, придавленная лапами этого чудовища, которое своими когтями раздирает её одежду, царапает нежное тело и – о ужас! – своей зловонной пастью тычется ей в лицо! Адина хочет кричать, звать на помощь, но это чудище затыкает ей рот подолом её же платья и мохнатой лапой начинает орудовать между её ног, раздвигая их шире и шире. О, Бог мой! Острая боль внизу живота наконец-то вывела девушку из сонного забытья. Но кошмар, оказывается, только теперь и начался!

   Она вдруг поняла, что и впрямь лежит, распластанная под чьим-то горячим и потным телом. И её рот, действительно, зажимают рукой, обмотанной какой-то тряпкой. А её промежность распирает нечто, горячее и мокрое, ритмично производящее пихательные движения, вроде тех, что производят маслобойкой, взбивая масло. Адина стонет – не столько от боли, сколько от того, что её почти нечем дышать. Её насильник, увлекшись процессом, зажал девушке не только рот, но и нос.

   Наконец, собрав все свои силы, она начинает извиваться под этим чудовищем, стараясь сбросить его с себя. Но – увы – эффект от её борьбы, кажется, напротив - ещё более распаляет негодяя. Он просто неистовствует на бедной Адине, хватает её за груди и начинает терзать их, явно спутав с выменем козы!
И вдруг внезапно всё заканчивается. Дёрнувшись в последний раз, тело незнакомца обмякает и медленно переваливается на подстилку рядом с девушкой. Это Навал! Он тяжело дышит, как после быстрого бега. И вокруг стоит непонятный тошнотворный запах то ли прогорклого масла, то ли застарелой ослиной мочи…

   ..Адина вскочила, подняв целый фонтан брызг. Торопливо завернулась в какую-то похожую на простынку тряпку, лежащую рядом с корытом, которую тоже принесла ей служанка, подхватила светильник и на цыпочках направилась по всё ещё тёплой дорожке, выложенной шершавой плиткой к двери во внутренние покои дома.

   Она быстро нашла свою комнату и чистую одежду - простую длинную рубаху без рукавов, но богато расшитую узором на груди. Сапир уже накрыла ужин на невысоком столе, вокруг которого лежали небольшие плоские подушки для сидения. И девушка, отламывая кусок от лепёшки и зачерпывая им из глиняной миски какой-то ароматный соус, прямо руками отправляла в рот тушёную рыбу. М-м-м…  Оказывается, она очень проголодалась! Или, действительно, вкуснотища!

   Но тут в комнату вошёл Навал. По-видимому, он тоже только помылся и, похоже, в том же корыте – его волосы были влажными, а на груди белел прилипший мыльный лепесток.

   Навал был в одной короткой набедренной повязке. Адина сразу стыдливо опустила глаза. Хотя ей и хотелось рассмотреть, как это то…ну, это…, короче, его хозяйство, такое огромное во время его визита к ней, так искусно запрятано сейчас под повязкой. А тот плюхнулся на колени на подушечку напротив  девушки, быстро пробормотал благодарственную молитву перед вкушением пищи и набросился на еду. Крепкими белыми зубами он отрывал большие куски от лепёшки, хрустел огурцами и облизывал свои испачканные соусом пальцы, при этом хитро посматривая на Адину.

   Ей захотелось сразу убежать куда-нибудь подальше, забиться в укромный уголок, чтобы никто её до утра не смог отыскать. Ничего, кроме омерзения и страха, она не испытывала от тайной близости с этим мерзавцем! Но терпела, должна была терпеть…

   Сразу же, как это произошло, Навал цинично пригрозил девушке - за то, что она оказалась неверной женой своему мужу, её забьют камнями насмерть на городской площади, если кто узнает об их делах. И даже больше – он, Навал, с помощью своей матери, всё обставит так, что это сама Адина приказала ему лечь с ней. А он, верный раб, не мог ослушаться свою госпожу, хотя терзался и мучился всё это время, сознавая её грех. И поверит Ицхак им, прожившим рядом с ним столько лет в одном доме, чем ей, которой без году неделя. Так что, хочешь кому пожаловаться, давай, только тогда твои деньки будут сочтены.
 
   К счастью, когда Ицхак был дома, Адина могла перевести дух. Муж из каких-то своих соображений не прикасался к ней. Возможно, она так напоминала ему умершую дочь… Такая же юная, такая же красивая… А Навал  в доме практически не появлялся. Обретался всё больше там, где были хозяйственные постройки и конюшня. Ну, или под предлогом присмотра за урожаем маслин, уезжал на муле в небольшую оливковую рощу, что досталась Ицхаку на склоне горы.

   - Я голоден, как волк,  – тихо произнёс Навал, облизывая губы и фамильярно подмигивая  Адине. Обернувшись, она увидела, что никого, кроме них с Навалом в комнатке не было. А тот, заметив смятение девушки, объяснил ситуацию по-своему:

   - Сапир ушла, никто нам не помешает. Идём?

   Но, вероятно, падение с двуколки всё-таки не прошло бесследно для  Адины, что-то от сильного удара головой о каменистую землю сдвинуло, поменяло в этой самой голове, потому что обычно робкая и покорная девушка  медленно протянула руку к миске с остатками соуса, и неожиданно для Навала … нахлобучила её вверх дном ему на голову.
   Тот инстинктивно отпрянул и, потеряв равновесие, завалился на спину, высоко задрав ноги и оголив свой зад. А девушка, словно дикая кошка, вдруг прыгнула к нему на грудь. В её занесённой для удара руке блеснула серебряная заколка с жемчужиной, подарок Ицхака:

   - Только попробуй, сукин сын! Останешься без потомства, как евнух! И неизвестно, кому поверит мой муж, когда сама всё ему расскажу! Так что начинай молиться вместе со своей мамашей прямо сейчас, чтобы вас не казнили за это злодеяние!

   Затем разгневанная девушка быстро поднялась и поспешила в свою комнату, где худо-бедно ей удалось забаррикадировать проход тяжёлым и большим сундуком, навалив на него всякой рухляди.

   Стоявшая за притолокой Сапир, видевшая и слышавшая всё, что произошло в комнатке, подошла к сыну, растерянно сидящему на полу, и сквозь зубы тихо произнесла:

   - Завтра. Ты сделаешь это завтра.

   - Да как ты себе это представляешь, безумная?! Может, тоже дать ей яд, как ты сделала в прошлый раз? Ведь никто и не догадался, что ты причина смерти – и старого господина, и жены с дочкой - молодого.

   - Замолчи! Я всё это делала ради тебя! Или ты хочешь всю жизнь прожить рабом бесправным и безземельным?

   - Но старый господин Исав был всё-таки моим отцом!

   - Это он так думал. А кто из тех троих сборщиков маслин, забавлявшихся со мной в той роще, заронил своё семя, известно только богам. Но я, к счастью, была молода и пригожа, а танцевать умела так, что мне не было равных. И когда я поняла, что стану матерью, я позаботилась о том, чтобы господин Исав считал тебя своим отпрыском.

   - А жену и дочь господина Ицхака зачем ты  отравила?

   - Думала, что тот, потеряв свою семью, лишится рассудка или зачахнет от горя, ведь я видела, как он любил их…. А он, видишь ли, через год эту молодуху привёл. Но и с ней я бы управилась, когда перевернулась повозка на той дороге, но, как назло, в тот день там было уж слишком много прохожих, слишком много посторонних глаз. Вот и пришлось изображать верную безутешную рабыню, чья госпожа так убилась при падении. Но теперь, мой дорогой, ты завершишь начатое мной.

   - А если я откажусь это сделать?

   - Тогда убьют тебя. Забыл, что она пригрозила всё рассказать мужу? И что-то мне подсказывает, он поверит скорее ей, а не нам! Так что – завтра!

   А в это же самое время Адина сидела на полу в своей комнате, сжимая в руках короткий кинжал, с рукояткой из слоновой кости, которую обвивала серебряная змея с изумрудным глазом. Это был памятный подарок её отца. Видно, пришла пора воспользоваться его помощью.

   Если Навал попробует войти к ней, она пригрозит убить себя. И вот тогда-то пусть он подумает, как сможет объяснить её смерть Ицхаку. И в любом случае им с Сапир будет несдобровать. А она… Да уж лучше смерть, чем такая жалкая жизнь в страхе, насилии и унижении! Только вонзить кинжал нужно будет в горло, вряд ли у неё хватит сил пробить себе грудь. О Господи! Не оставь меня, неразумную дочь твою! Даруй мне Своё милосердие!
 
   Адина тяжело вздохнула, устроилась поудобнее на полу, у стены, прислонившись щекой ко всё ещё тёплому камню, и неожиданно для себя задремала. Даже какие-то сумбурные сновидения посетили её.  До самого утра она так и просидела на полу, сжимая нож в руке. Проснувшись, как от толчка, Адина прислушалась.  В доме было тихо. Девушка не без труда немного сдвинула громоздкий сундук, загораживающий проход в её комнату. Самой даже удивительно сделалось, как это она вчера сподобилась с такой тяжестью справиться в одиночку? Выскользнула из комнаты и, держа нож перед собой, медленно пошла по дому. Очень хотелось пить. Адина знала, где Сапир ставит кувшины с  принесённой колодезной водой и на цыпочках направилась под навес во дворе.

   Обхватив кувшин двумя руками, она жадно припала губами прямо к горлышку. Видно, вчерашнюю рыбу Сапир посолила от души! Резко обернувшись на негромкий звук за спиной, девушка даже застонала от отчаяния – перед ней стоял ехидно ухмыляющийся Навал, поигрывая её ножом с рукояткой-змеёй!

   «Беги!» - вдруг, словно выстрел, раздался приказ в голове, и Адина, памятуя, что парень и ходит-то с трудом, рванула прочь. Через ворота ей выскочить не удастся, там какой-то хитроумный засов, но зато можно на заднем дворе продраться сквозь живую изгородь колючих терновых кустов! И бегом в какое-нибудь людное место, на рынок, например.

   Хотя нет! Что о ней подумают люди – с распущенными волосами, без покрывала, она, замужняя женщина, вряд ли встретит у кого сочувствие. Тем более что Ицхак не последний человек в Акко, и позорить его вот так - непростительно! Спрятаться в оливковой роще! Там легко можно затеряться среди зарослей. После начала сезона дождей вся земля покрылась всякой порослью. Тем более что сбор олив давно прошёл, и вряд ли она там кого встретит. А самое главное, что и Навал туда не полезет, дорога в рощу крутая, всё в гору! А она пересидит там день, а завтра и муж со товарищи должны вернуться. Сам же говорил, уезжая, что дома через неделю будет.

   Да вот только всем её намерениям не суждено было осуществиться! Оглянувшись, Адина увидела, что её мучитель гонится за ней, нахлёстывая хворостиной мула! Так, срочно нужно туда, куда на муле нельзя будет проехать! Легко сказать! Справа и слева расстилалась хорошо просматриваемая долина. И только вдалеке громоздились груды каких-то скальных пород. Туда! Страх и отчаяние придали бедняжке резвости, так что даже верхом Навал оставался на приличном от неё расстоянии.

   Ах! Споткнувшись о неровность на дороге, девушка с размаху шлёпнулась на землю. Но боли ни от удара при падении, ни от содранной кожи на локтях и коленях она не почувствовала. Скорее добраться до спасительных валунов! Там-то уж точно этот колченогий не сумеет её поймать! И - о Боги! - как она могла забыть – в той стороне скалистый спуск к небольшой речушке, которая большую часть года струится тонюсеньким ручейком, а в дождливую пору бурливым потоком несётся к морю. Там-то она уж сумеет от этого Навала схорониться!

   Ой! Да что ж за напасть такая! Адина, выскочившая из дома босой, больно поранила пятку о какой-то острый камень! Но рассиживаться было никак нельзя. Прихрамывая, девушка продолжала приближаться к спасительным каменным развалам. И тут её ждало новое разочарование!    Неожиданно прямо у неё за спиной послышалось хриплое дыхание. Оставив своего мула, Навал, также припадая на одну ногу, прямо-таки мчался к ней! Видимо, не таким уж немощным он был на самом деле! Больше строил из себя калеченного, чтоб, значит, спрос с него был поменьше. И в руке его сверкал тот самый нож, что он отобрал у девушки во дворе. Трудно было усомниться в его намерениях!

   Отчаяние просто захлестнуло беглянку. Да за что же на неё так прогневался Всевышний?! Что ж за долю такую начертал ей в своих скрижалях! И матушку с отцом отнял, и муж-защитник то ли есть, то ли нет, и друзей-подруг у неё не случилось, таких, чтобы за помощью могла к ним кинуться хоть днём, хоть ночью… «А ну не хнычь! – Адина вскинула голову. – Быстро встала, схватила камень побольше и бей этого мерзавца, куда придётся! Помирать, так с музыкой!» - откуда-то из глубин подсознания прозвучала эта команда. Явно, какое-то божество было на её стороне!

   Настроение вдруг внезапно изменилось. Страх и бессильная обречённость неожиданно превратились в злой азарт и желание любой ценой устроить достойный отпор этому прыщавому юнцу! Девушка действительно схватила хороший каменный осколок, развернулась лицом к преследователю и, подобно Давиду, метнула свою каменюку в лоб этому Голиафу! Ах, ей надо было бы тренироваться почаще в этом занятии! Камень лишь слегка оцарапал тому висок! Навал бросился на Адину с занесённым для удара ножом. Но та вдруг кубарем бросилась ему под ноги! Потеряв равновесие, парень упал, но быстро вновь вскочил. Но этих секунд было достаточно, чтобы она отбежала к самому краю обрывистого берега, где далеко внизу клокотала по каменистому дну такая бурная после дождей река.

   Навал, казалось, был очень  рад подобному обороту. Раскинув свои руки в стороны, он медленно приближался, тесня Адину к краю обрыва. Ну, ещё бы! И рук этих самых марать не придётся. Мол, несчастный случай, гуляла госпожа, гуляла, оступилась да ненароком и сорвалась с кручи. Ах-ах, вот ведь горе-то какое!

   Но что такое? Девушка, казалось, вдруг увидела кого-то у него за спиной, замахала руками и закричала, призывая на помощь. Всего-то на секунду Навал выпустил её из виду, быстро обернулся, чтобы оценить обстановку, а та вдруг кинулась к нему, крепко ухватила  за рубаху на груди и изо всех сил рванула парня на себя, увлекая за собой с обрыва. И хоть тот был гораздо тяжелее худенькой девушки-подростка, но сила инерции и эффект неожиданности сделали своё дело. Раскрыв рот и выпучив глаза, несчастный совершил нелепый кульбит и, растопырив руки, полетел вниз, прямо на острые камни на дне  речки. Следом последовало и тело девушки.

   Да только удалось той самым невероятным образом задержать своё падение. Широкий подол её льняной рубахи напоролся на острый толстый сук растущего на склоне обрыва кустарника, который и помог её телу не рухнуть прямо вниз, а сползти по каменистому склону на речной берег. Конечно, ссадин и ушибов на ней было не счесть, но девушка осталась в живых!

   А вот останки незадачливого Навала лежали посреди бурного потока, рядом с валуном, о который он и разбил голову. Белая пена вокруг его черных волос делала его похожим на седого старика.

   Адина с трудом приподнялась, её била нервная дрожь. Но тут её взгляд заметил блеснувшую в лучах солнца рукоятку ножа с ручкой-змеёй. Он лежал у самой кромки воды. Навал, падая, выпустил его из рук. Адина подняла отцовский подарок, прижала его к груди, пробормотав слова благодарственной молитвы разбитыми в кровь губами. А затем медленно побрела вдоль речки навстречу спешащим ей на помощь двум молодым женщинам, которые возвращались с базара и решили пройтись по берегу, а не по пыльной дороге. В одной из них она узнала соседскую Рахиль. Увидев свою добрую знакомую, Адина засмеялась похожим на рыдание смехом…»

   Инна даже не поверила, что это конец рассказа. Он осмотрела машинописный лист с обратной стороны, заглянула в картонную папку – не оставила ли там случайно ещё один лист. Но нет. По-видимому, Игорь Георгиевич именно всё так и задумал. Оставил конец открытым, мол, додумывай сам, читатель, выбирай вариант по вкусу. А как бы ей, Инне, хотелось бы закончить эту историю? Если бы такая ситуация сложилась бы в её жизни?
   Но поразмыслить ей не удалось. Она услышала, как в дверном замке забряцал ключ. Уже давно по звуку открываемого замка Инна могла определить, насколько был пьян вернувшийся домой муж. Сегодня он был очень пьян.

   Мама и маленький сын уже давно спали в дальней комнате. В зале, где стоял диван-кровать, на котором спали они с мужем, было темно. Инна же всё это время сидела в кухне, читая рассказ в свете маленькой настольной лампы. Тут было её рабочее место, тут она готовилась к урокам, проверяла тетради своих учеников.

   Поэтому была очень возмущена, когда ввалившийся в кухню Виталик предъявил, было, ей претензии, что, дескать, заняла своими бумажками весь стол, рабочему человеку поесть негде! Инна аккуратно собрала страницы рассказа в папку, спрятала её в учительский портфель, подошла к плите, на которой стояла кастрюлька с давно остывшим картофельным пюре и, подобно Адине, неожиданно нахлобучила эту кастрюлю на голову горе-мужу…
               
                ***
   Как муж не убил её в тот раз, Инна до сих пор не понимает. Бил сильно, бил и по лицу, и по рукам, которыми она закрывала лицо, и пинками по спине и животу, когда жена уже скорчилась на полу… Прибежавшая на кухню мать истошно кричала, оттаскивая взбешённого зятя от дочери. Испуганный сынишка, разбуженный шумом и криками, тоже зашёлся в плаче.  Услышав этот скандал  и звуки драки, разбуженные среди ночи соседи, у которых был телефон, вызвали милицию.

   За те пятнадцать суток, что Виталик провёл в изоляторе временного содержания, Инна успела подать заявление на развод, а её мама, у которой подруга работала в паспортном столе какой-то начальницей, выписала незадачливого зятя из квартиры. Виталия, кстати, здорово припугнули в милиции реальным сроком, если жена подаст на него в суд за избиение. Так что ему лучше не бузить и держаться от неё подальше.
   Ко времени его освобождения  они с матерью принесли баул с его вещами к дверям изолятора  и даже 50 рублей на билет до посёлка городского типа, где проживала его родня. Инна не стала подавать на алименты, так что, можно сказать, предоставила бывшему мужу шанс начать свою жизнь по-новому, без всяких обязательств перед ней и сыном. Сотрудниками правоохранительных органов, по-видимому, была проведена соответствующая работа, так как Виталик был тих и кроток, как агнец. На всё, что ему говорила Инна он только молча кивал головой.
 
   - Ведь даже прощения не попросил, ирод! – негодовала мать на обратном пути домой.

   - Не удивлюсь, если он нас считает виноватыми, а себя несправедливо наказанным, - Инна шла, чуть ли ни пританцовывая. Несмотря ни на что, на душе было спокойно и радостно. За неделю на больничном она почти оправилась, а синяки и ссадины можно было уже скрыть тональным кремом и пудрой.
 
                ***
   Игорь Георгиевич неожиданно для Инны принял весьма активное участие в её судьбе, узнав о том, что с ней произошло. И прежде всего, свёл её со своим другом, адвокатом по семейным делам, услуги которого в скором времени женщине здорово пригодились. А также презентовал  ей какой-то необыкновенно действенный  лечебный бальзам на сорока травах от всевозможных травм. Тоже продукт израильской медицины. Так что последствий от побоев, практически, не было. Инне казалось, что в её жизни начинается какой-то новый, более благополучный этап.

   - Если бы вы, Игорь Георгиевич, знали, как я благодарна вашей Адине, которая и сподвигла меня на такие действия! Она, совсем ещё девчонка, осмелилась сопротивляться злому року, отстаивать своё право на достойную жизнь. А что же я? Чего ради должна влачить жалкое подобие жизни с абсолютно чуждым мне по духу человеком? Без любви и даже – без уважения. Потому что – штамп в паспорте? Потому что родила от него сына, которого, по сути, поднимаем мы с мамой? И уж, если не случилось жить за мужем, как за каменной стеной, то уж за худым забором я жить не согласна.  А сохранять лишь видимость семьи – занятие весьма опасное для здоровья, особенно – психического.

   - У меня не случилось детей, поэтому и внуков не предвидится. Так что, если вы, Инна Павловна, позволите мне выступать в роли дедушки вашему сыночку, я буду крайне счастлив. И если мой рассказ, действительно, вдохновил вас к позитивным переменам в жизни, сочту себя  Божьим промыслом. И кто знает, может, именно ради этого, я и занимался своим сочинительством…

   Кстати, примерно, через полгода историк стал законным  дедушкой сынишке Инны. Ну, понятно, как. Игорь Георгиевич, давно уже вдовый, неожиданно был совершенно очарован матерью  своей молодой коллеги. Особенно – её пирожками с капустой и яйцом. И вот как-то незаметно он стал завсегдатаем в доме Инны Павловны. Чему её мать была несказанно рада.  А так как и он сам, и мама Инны были людьми старомодным, то есть не признавали свободных отношений и гражданских браков, то и расписались в местном ЗАГСе. Так что автоматически и Инна стала в каком-то смысле дочерью Игоря Георгиевича. У него был свой домик в частном секторе, так что вскоре после свадьбы «молодожёны» обосновались в нём. Поэтому теперь и Инна могла бы задуматься о своей личной жизни. Но она пока не испытывала желания заводить новых отношений.

   Да, вот такие пертурбации произошли в жизни сразу стольких человек, казалось бы, потому что кто-то что-то сочинил, а кто-то это прочитал и принял, как руководство к действию. Исправив несколько ошибок в рукописи рассказа, Инна умудрилась исправить их и в своей жизни.

   Не зря, наверное, говорится, что слово и лечит и калечит. Так что неплохо было бы научиться не болтать чего зря!