Глава 252. Чайковский. Шестая симфония

Петр Ильич Чайковский
Симфония №6 си-минор «Патетическая»
Оркестр Мариинского театра (Санкт-Петербург)
Валерий Гергиев (дирижер)

musikus: В моей жизни у Шестой симфонии особое место. Это одно из самых первых потрясений от музыки, которое я испытал еще совсем мальчишкой, когда впервые услышал «Патетическую» во время войны, из черной тарелки радио... Потом было еще, еще... Как-то, лет уже семнадцати, я услышал ее поздно вечером, зимой. Выскочил на улицу и в страшном волнении яростно зашагал, куда глаза глядят, почему-то повторяя: «Жрать чиновников и выплевывать пуговицы!..». Что это была за реакция  — Бог весть... Смешно, но уж так было... С тех пор Шестая симфония надолго закрепилась в моем сознании как одна из главных точек отсчета, и всякое новое ее исполнение было для меня очень важным, порой болезненным.

Glebasik: К моему стыду я только сегодня впервые в жизни прослушал эту симфонию.

precipitato: Если Вам, правда, двенадцать лет — то утешу Вас, я ее впервые услышал в шестнадцать, стыдиться Вам нечего, все как раз вовремя.

musikus: Чудеса на нашем форуме (и, стало быть, в природе): то удивительный Андрюша-Intermezzo, то Глебасик... Детки-индиго, однако.

kblbz10: Друзья! В выходные была на концерте. Впервые слушала «живьем» Шестую симфонию. После исполнения люди не могли аплодировать. Была тишина. Да и потом хлопки звучали как-то приглушенно, нехотя. Дирижер растрогался до слез. А у меня — ком в горле, и глаза на мокром месте. Ну почему Петр Ильич завершил симфонию такой трагической музыкой? Ведь середина — вполне вселяет надежду... Запрограммировал себя на конец? Я понимаю: устал, болел, предчувствовал что-то. Ну, перемешал бы нотные листы... Может, пожил бы подольше…

karapyzik: Встреча со временем

На свете счастья нет, но есть покой и воля
А. С. Пушкин

Живи ты на Камчатке или в Риге,
у прошлого чего ни попроси —
в ответ получишь сморщенную фигу,
мол, вот тебе, болезный, закуси.

Мне многого, признаться, и не нужно.
Годам своим обязан я и рад.
Но чувствую, что весело и дружно
они вдруг повернули на закат.

И не догнать мне эту колесницу.
Хоть тужься, хоть ругайся, хоть ты плачь.
Летит она стремительно, как птица.
Возница, видно, опытный лихач.

Откуда только, дьявол, он свалился!
Ведь не было его на облучке…
Но помнится, я как-то с ним напился
в одном неприхотливом кабачке.

Раскрыл тогда я душу нараспашку.
Про жизнь не уставал ему кричать.
А он, стервец, стянул с меня рубашку,
и обещал коней попридержать.

Во сне ли это было, наяву ли,
в бреду ли, только в сутолоке дней
забыть о той попойке не могу я
и неустанно думаю о ней.

Соврал поэт — на свете нет покоя!
Но той карге, конечно, наплевать,
что где-нибудь уж тащится с клюкою,
беззубым ртом меня поцеловать.