Глава 445. Айвз. Конкорд-Соната

Чарльз Айвз
Соната для фортепиано №2 «Concord, Mass. 1840-1860» («Конкорд-Соната»)
1. Emerson («a Composite Picture Or Impression»)
2. Hawthorne («an Extended Fragment»)
3. The Alcotts («a Sketch»)
4. Thoreau («an Autumn Day Of Indian Summer At Walden»)
Джон Киркпатрик (фортепиано)

oriani: Соната мне представляется суперэклектикой.

musikus: Это Вы удачно сказали. Айвз не был бы Айвзом, если не писал бы и такое. Он ведь не знал никаких ограничений — как ребенок, который в своем восприятии и мышлении все еще свободен от шор под названием «этого не может быть никогда».
Будучи по складу характера как бы убежденным провинциалом (его коннектикутское детство было «живо до седых волос»), он, мне кажется, принципиально ограждал себя от лишней внешней информации, чтобы не засорять свое уникальное восприятие и сознание белым урбанистским шумом цивилизации. Ему было довольно своего внутреннего мира и Природы, которую он воспринимал как нечто совершенно одушевленное. Показательно, что наиболее близкие ему по духу мыслители — Эмерсон, Торо или Уолт Уитмен с их культом естественной природы, девственых лесов и земли, ее «мяса». Но... Положа руку на сердце, слушать такие вещи как Конкорд-Соната все же трудно... Гениальность Айвза в другом. Свободно оперируя атональным, политональным письмом, микрохроматикой, кластерами, оригинальной серийностью (но и всеми остальными средствами — quantum satis — суперэклектика!), он открыл удивительные выразительные средства, которых до сих пор не встретишь ни у кого! Когда я слышу «Сент-Годенс» из «Трех мест в Новой Англии» или «Центральный парк во тьме», я попадаю в совершенно другое измерение, в параллельный мир... Или вот «Четвертое июля» из «Праздников», где брутальные сцены традиционного провинциально-американского веселья прерываются совершенно удивительными эпизодами с переключением на внутренний мир героя, впадающего в транс публичного одиночества... И при том, что Айвз, казалось бы абсолютно «заземлен», он — космичен. Его космос абсолютен — от «По тротуарам» (всегда представляю себе полуподвальное окно на уровне тротуара и мелькающие в них башмаки и щиколотки прохожих) до — опыта Universe Symphony.(Не к месту, но тут я невольно вспомнил — прошу прощения у Бориса Штейнберга! — фильм Бондарчука-старшего — «Степь» по А. П. Чехову. Кстати, там совершенно великолепная музыка Овчинникова, с абсолютным попаданием в интонацию чеховской повести. Так вот, эта недооцененная, Боря, картина — казалось бы — на совершенно пасторальный бытовой сюжет — сделана так, что в самом финале, после сцены, когда мальчик навсегда остается в чужом доме и вдруг понимает, что вступает в какую-то совершенно новую для него жизнь, авторы фильма показывают просто вечернюю улицу провинциального городка, возникает волнующее до слез возвышенное ощущение необъятности сущей жизни. Когда я в первый раз видел эту картину, и эту сцену, я подумал: сейчас, сейчас обязательно, непременно должно быть небо, космос... И к моему изумлению Леонид Калашников в последних кадрах фильма снимает вечернее небо и... восходящую огромную луну). Это к вопросу о космизме. Извините, опять заболтался.