Глава 299. Мясковский. Двадцать седьмая симфония

Николай Яковлевич Мясковский
Симфония №27 до-минор
Государственный академический симфонический оркестр СССР
Евгений Светланов (дирижер)

musikus: Сегодня, оголодав, впал в Мясковского. Выбрал Двадцать первую и Двадцать седьмую (со Светлановым!). Давно не слушал. Что получил удовольствие — сказать мало. Когда зазвучала побочная партия в первом адажио Двадцать седьмой, неловко сказать, утирал слезы, но не помогало. Это, конечно, старческое. Вот вам и «симфонический голый король». Какая во всем этом красота, какая душевная чистота и сила этой чистоты! А как все просто в последней симфонии Николая Яковлевича! Ведь никаких фокусов, никакого «новаторства», а сколько и как удалось сказать!

Romy_Van_Geyten: …  «впал в Мясковского» ... Сильная фраза! Вне контекста даже страх нагоняет.

MargarMast: Вот она — сила музыкально-китового взмаха словом! Бросилась слушать симфонию Мясковского. Приходится срочно перестраивать себя с волны немецкого романтизма на широкополосную волну русского духа.

Maxilena: Я тоже бросилась. С совершенно плачевным результатом — дельфинчик утонул в водах, где плавают киты и кашалоты. Мясковский показался мне невероятно скучным... Слаба...

musikus: Это должно придти само. Как лето после зимы, и не раньше.

Maxilena: Хотя... Это я по ошибке утонула в Двадцать пятой. Сейчас слушаю Двадцать седьмую. Вот она, побочная тема. Выплываю! Ура!

musikus: Наши новые аватарки знаменательно соотносятся: Вы выныриваете на свет белый радостным дельфином, а я, кит, показываю всем хвост, уходя с глаз долой...

Maxilena: Ох, не надо так грустно! Просто я своим аватаром хотела показать, что мне учиться и учиться и все равно не достичь уровня кита, величие которого видно по одному только его хвосту. А данный дельфин радуется присутствию кита! Без кита дельфину плохо и беззащитно, и учиться не у кого... Не надо так грустно!
 
MargarMast: Вот, теперь я, наверное, дошла до места, о котором говорил Юрий Константинович — ради этого места можно потерпеть начало. Здесь малеровская красотища.

Maxilena: Ну, до Малера тут, как дельфину до кита... Но красиво, не спорю. И очень по-русски.

tagantsev: С Пятой Малера надо быть осторожней. Она проникает глубоко в душу и мозг (как опухоль), а потом всю жизнь преследует. Я уже лет тридцать или сорок  не могу отделаться от нее — то и дело всплывает в памяти. На мой взгляд, первая часть — это самая трагическая музыка, которую мне когда-либо приходилось слышать.

Maxilena: Митя! Наверно, мы с тобой все-таки родственные души. У меня — ровно то же самое! Эк ты меня понял!

tagantsev: А ты знаешь, что в Архиве есть исполнение первой части на рояле — играет сам, то есть, Малер. Конечно, рояль не оркестр, но когда слышишь его игру, то и рояль звучит, как оркестр.
И еще — интересная деталь. Пожалуй, это единственная симфония в мире, в которой тему проводят литавры (в первой части)!!!
 
patlayenko: Двадцать седьмая симфония Мясковского — шедевр в полном смысле. Абсолютная раскрепощенность духа. Как будто, кто-то диктовал художнику, что нужно вносить в партитуру, а что нет. А прослушал я все симфонии подряд. Двадцать седьмая — достойное завершение всех предшествующих восьми симфоний! Я не оговорился — восьми! Вот они: Пятая, Шестая, Девятая, Двенадцатая, Пятнадцатая, Семнадцатая, Двадцать первая, Двадцать пятая, Двадцать седьмая! (Девять симфоний)
Перед нами великий композитор–симфонист. А хоронить подальше и поглубже в России умеют. Уже пора бы устроить в нашей стране фестиваль этого композитора.

muzaR: Будут ли слушатели?..

patlayenko: На первый концерт придут знатоки, на второй — меломаны,
а на третий — слушатели и дальше — к р е щ е н д о!