Еще о двух братьях, теперь Иванах

      Рассказывая о двух братьях, Игнатах, моём отце и дяде, на ум пришла еще одна история, правда уже не шуточная, а весьма и весьма печальная. Тоже о двух родных братьях куячинских, двух Иванах.

       Давно это было, может в семидесятые, а может даже и в восьмидесятые годы века прошлого. Приехали летом всей семьей в очередной отпуск с Дальнего Востока в родное село к родителям. Надо прямо сказать, мы так и не научились за тридцать лет выбирать правильное время для отпускного времяпровождения. И само время, и место отдыха. У нас же всегда приходилась летняя, и самое главное, сеноуборочная пора, а это значит, отдыхайте душой и телом, дорогие наши дальневосточные отпускники. Крутые алтайские косогоры, со всеми всевозможными кровососущими, летающими и ползающими, всегда и всюду в полном вашем распоряжении.

    Не знаю, как собственно насчет самого отпуска, но вот что мы получали в полной мере, так это ежедневные бесплатные порции алтайского солнца, а значит и великолепный загар. На что тёща моя, незабвенная Лидия Артемьевна, всегда говорила со вздохом глубоким:

    - Ну, вот какими, баскими вы приезжаете к нам кажен раз. Красивыми, белыми. А уезжаете черными, как чугунки, что из печки вынули. Жалко смотреть на вас.

     На что я, с улыбкой вымученной, всегда отвечал ей в ответ:

      - Ничего то, ты не понимаешь, тёща дорогая. Мы же там у себя только и делаем, что спим и видим, как через годик, другой, снова очутиться здесь, под солнцем палимым.

     - И х…реном придавленным, - ну это я уж тихонько про себя добавляю.

     Ну да ладно. Это всё кислая лирика, как сказал бы, опять же незабвенный мой директор школы, Андрей Иванович Расторгуев. А где же обещанная история про двух Иванов? Так вот я и подвел вас к ней незаметно.

    Бывали в наших отпусках и светлые дни. Это когда небо было затянуто чёрными тучами, или еще лучше, когда накрапывал мелкий, летний дождичек. Выходной, ура!!! Хочешь песни пой, вернее, если можешь, пиво пей, а не можешь или не дают – то значит, спать ложись.

    И вот в один из таких дней выходных, не помню, по какому такому случаю, я оказался на верхнем кладбище, которое считается поморским или кержацким. Потому как в Евсеевом логу могилки мирскими назывались. Не ухаживали в должной мере в то советское время за местами упокоения сельчан. И вдруг, в бурьяне по пояс, меня привлек крест, стоящих в ряду других, похожих. Так чем же привлёк именно этот? А на нём была фотография молоденького парнишки в танкистском шлеме. Уже это заинтересовало меня. Отодвинув в сторону высокую траву, читаю надпись, на прибитой полоске алюминия.

                СЕРЕБРЕННИКОВ ИВАН ЯКОВЛЕВИЧ
                ПРИ ВЗЯТИИ БЕРЛИНА СГОРЕЛ В ТАНКЕ
                20.06.1926 – 29.04.1945г.г.

    Оторопел я, причем сильно и по нескольким причинам сразу. Ивана Яковлевича, товарища отцовского, этого небольшого роста мужика, отца моего одноклассника Павла, я видел только что вчера у конторы. Да, он фронтовик, но живой, черт возьми. Больше я не слышал ни о каких Иванах Серебренниковых. Есть у дедушки Якова еще сыновья, но Иван то всего один.

     Ладно, это я уточню, когда домой приду. Там разузнаю всё. А пока просто горестно размышляю, глядя на это лицо молодого танкиста. Какой же ты молодой еще был тогда, парень. Тебе ведь еще прожить надо было два месяца, чтоб хоть 19 лет исполнилось.

    А погиб то ты, парнишка, когда! По сути, в последний день взятия Берлина! 30 апреля Берлин пал! Ну как же так, не уберегся ты, Ваня! Обидно то как!

    И последнее, что вызывало вопросы с самого начала. Где Берлин, а где Куяча на Алтае. Это сколько же тысяч вёрст отделяют их друг от друга. И время какое было тогда. Но я же вижу перед собой добротный крест из лиственницы, всё прописано на нём. Всё честь по чести. Надо срочно всё разузнать.

     В доме тестя и тёщи мне всё подробно рассказали. Оказывается, я один из немногих, кто не был в курсе этой истории и с Иванами, и с крестом на могиле.  Точно, как с моим отцом и дядей, в семье Серебренниковых было два брата, причем как в сказке той, даже два Ивана. И отца, и сыновей забирают на войну. Вернулись все, кроме самого младшенького.

      Не мог смириться отец, Яков Федорович, что нет места, где можно было, хотя бы в родительские дни, навестить и поплакать над могилой их Ванюшки. Соорудил гроб, схоронил его и крест поставил, увековечив, тем самым, память о сыне своём.

      Вот такой печальный рассказ о двух братьях Иванах у меня на сей раз и получился.