Черкесские этюды. Очаг

У моего деда по матери был друг детства, к которому он часто меня носил на шее. Дед был экспредседателем колхоза, то есть первым человеком в ауле, причем то, что никаким начальником сейчас он не являлся, ровно ничего не меняло, почета и уважения и сейчас хватало с избытком. Раз в год он отдыхал в санатории в Кисловодске, куда отправлялся верхом, а напрямик, через горы, можно было добраться до места через три-четыре часа. Где он там держал своего коня, трудно сказать, но домой его доставлял тот же верный друг, через спину которого были перекинуты две объемистые торбы – одна со сладостями, другая с детской одеждой. Мама рассказывала, что как только отец въезжал в село, его встречали ватаги  детворы с криками «Дядя Хамид приехал!» На эти крики высыпали новые и новые ребятишки, которые, по многолетней традиции, тянули ручонки за подарками.
Хотите верьте, хотите нет, но когда дед добирался до дома, в торбах, как правило, ничего не оставалось. На упреки бабушки, что у него есть свои собственные дети, и они  так же ждали его с нетерпением и мечтают о городских гостинцах, которых в ауле не видывали, дед виновато улыбался и пытался оправдаться : «Ну как я не порадую сироту, или мальчугана, чьи родители нуждаются до такой степени, что не могут купить ребенку обнову? У наших детей есть я и ты».
На что бабушка резонно замечала, что можно было что-то и припрятать. «Где? На груди под рубашкой?» - иронизировал дед. Дом друга, куда мы ходили, был старинным черкесским жилищем, где имелся очаг, не было электрического света, и это приводило меня в восторг. Поэтому каждый раз я напрашивалась с дадой в гости, и каждое посещение того дома давало мне  состояние неописуемой радости,  я будто окуналась  в живую сказку, где «на неведанных дорожках следы невиданных зверей».
Особенно меня потрясал очаг в середине  комнаты, около которого сидели старики, ведя неторопливую беседу, изредка подкидывая дрова в огонь и вороша их железной кочергой. Что может быть прекрасней очажного огня? В нем нет ничего резкого, агрессивного, обжигающего. Очаг дает  ровное, доброе тепло, а еще он дает свет, который поистине является волшебным. Смягчаются и наливаются таинственным цветом предметы убранства и становится драгоценным все, начиная с надочажной  цепи, на которой висит котелок,  а в нем что-то варится и булькает.
В углах комнаты, освещенной очажным светом, притаились таинственные существа, но они не злые, они не могут принести болезни и причинить какой-нибудь вред, потому что являются полноправными членами семьи, они любят своих домочадцев и оберегают их, и им хорошо и уютно в полумраке интерьера. У очага можно сидеть сколько угодно, глядя на горящие, а потом тлеющие дрова, и каждая искра имеет свой неповторимый цвет и характер.  И ты понимаешь явственно и четко: не только свет может дарить яркое  впечатление. 
Поэтому до сих пор для нас важны  тень, полумрак, отсутствие яркого света, столь ценимого а черкесской эстетике. В традиционном адыгском( самоназвание черкесов) доме, где небольшие окошки пропускают мало света, и он, смешиваясь с огнем очага, образует удивительный, сказочный мир игры света и тени, все предметы обстановки, фигуры и лица людей, их движения приобретают волшебное, магическое значение.
Для европейской культуры проблема освещенности проста и однозначна, так как чем больше света, тем для него лучше, в строительстве немаловажное значение имеют большие окна, пропускающие много света, а вечерняя жизнь аристократов, задающих моду на образ жизни, немыслима без ярко освещенного зала – чем больше свечей, канделябров и прочих источников света, тем праздничнее бал. Об этом хорошо говорит  Арсений Тарковский: «Есть только жизнь и свет, ни тьмы, ни мрака нет». Эта стихотворная строка как нельзя хорошо передает западную традицию эстетики света, связанного с принципом жизни напрямую.
Для черкесской культурной традиции свет и тень едины и гармоничны, они естественно переходят один в другой, имея свою индивидуальную эстетическую ценность. Когда в адыгские дома провели электрический свет, это вызвало у их обитателей двойственные чувства – с одной стороны, проблема освещения вечернего и ночного жилища решалась одним движением руки, что существенно облегчало практическую, прагматическую сторону жизни, экономя время, силы и средства.
 С другой стороны (об этом сохранилось много воспоминаний пожилых людей), интерьер стал голым, скудным, резким. Свет проник во все таинственные уголки дома, лишив его магической, трансцендентной составляющей домашнего уюта. Все неровности стен и потолка беспощадно обнажились, все закопченные уголки резко стали видны и бросались в глаза при первом взгляде, женщины потеряли часть красоты, а мужчины – видимую стать и мужество. Неторопливая беседа у живого пламени очага, бросающего таинственный свет и образующего причудливые тени на стенах и потолке, зыбкие, меняющиеся границы света и мрака, гармония, рожденная столкновением противоположностей, красота и мистика, как данность этой игры – вот  одно из самых сильных эстетических достоинств традиционного черкесского дома, который принципиально не декорировался ни коврами, ни дорогой посудой, ни другими предметами, потому что он в них не нуждался .
При ярком свете предметы обихода, быта, интерьера теряют свои эстетические качества – самшитовая самодельная посуда, такая светлая и легкая в полумраке адыгского дома, на свету становится неуклюжей, примитивной, некрасивой. То же касается других вещей – деревянной тахты, самодельного шкафа или полок для посуды, железных щипцов для разгребания углей очага, даже простой металлический совок в пламенеющих отсветах очажного пламени приобретает изящество линий, строгость и правильность форм.
Вынужденные жить в доме, где света было не так много, наши предки  открыли для себя прелесть полумрака и игры света и тени как великую  ценность прекрасного. Вспоминается традиционная японская эстетика жилища, о которой пишет  Тонидзаки Дзюньтиро: «Тоно – неясное освещение, когда робкие неверные лучи внешнего света, задерживаясь на стенах гостиной, окрашенной в цвета сумерек, с трудом сдерживают здесь последнее дыхание своей жизни».
  Древние греки полагали, что именно благодаря тени возникла живопись. Как гласит старинная легенда, записанная Плинием Старшим , коринфская дева, дочь гончара из Сикиона, обвела на стене профиль своего возлюбленного, отбрасываемый в свете свечи, и попыталась его сохранить. И только в восемнадцатом веке повсеместно развивается эстетика мрачного и зловещего, и тень начинает играть активную роль в повествовании в качестве зла, в качестве негативного начала.
  Давным-давно исчезли в черкесских домах очаги, и, пожалуй, трудно сейчас встретить жилище без электричества. Но также трудно встретить человека, который не любит лицезреть живой огонь, такой очищающий , такой дарящий свет и радость. Костер ли это в походе, камин ли в доме, тлеющие ли угли в мангале – как это завораживает, как наполняет душу счастьем, а   тело – особой живительной энергией! А я при этом всегда вспоминаю своего даду и посылаю ему частицу любви…