Фантазии технократа

Редактор этого журнала, полагая, что я все еще принадлежу к этому странному племени, известному как поклонники научной фантастики, попросил меня написать статью. Я больше не фанат научной фантастики. Я ЧЕРЕЗ! Тем не менее, я решил сделать статью и объяснить своим подбородком, почему я закончил. Вот оно.

Что касается научной фантастики; проблема со мной, я думаю, в том, что я перерос этот материал ментально — и это не хвастовство, видя тип умов, для которых готовится современная научная фантастика. Я признаю, что есть несколько исключений, но в целом фанаты научной фантастики настолько высокомерны, самодовольны, подчеркнуто слепы и критически идиотичны, как группа, которую Господь позволил людям на Земле. Я не краснею, что когда-то был фанатом научной фантастики, начиная с 26-го года — я просто благодарю своих личных богов за то, что где-то в пути я проснулся и начал видеть научную фантастику такой, какая она есть на самом деле. Комплекс превосходства, обнаруженный в группе, известной как поклонники научной фантастики, вероятно, не имеет себе равных нигде. Их уверенность в своем превосходстве как читателей научной фантастики над всей остальной художественной литературой свидетельствует о совершенно невероятно глупом самодовольстве. Глядя прямо в дело, мы можем понять, почему научная фантастика претендует на такое превосходство: ни по какой другой очевидной причине, кроме того, что такая фантастика является незаконнорожденным ребенком науки и романтического темперамента. Но НЕ, господи, потому что это ИНСТРУКТИВНО! Это слишком долго проповедовали, пока читатели научной фантастики не поверили в это! Удивительная наивность этих читателей, считающих свою литературу лучше только потому, что она учит, — эта простота приводит меня в отчаяние. Дело в том, что любая литература, призванная обучать, перестает быть литературой как таковой; она становится дидактической литературой цвета другой лошади. Когда литература становится одержима идеями как таковыми, она уже не литература. Я не могу объяснить, как могло возникнуть заблуждение, что письменность, облеченная научными символами, автоматически приобретает новые и более ценные значения. Идеи неуместны в литературе, если они не подчинены духу рассказа, но читатели научной фантастики никогда этого не замечали. "Дайте нам НАУКУ!" — кричат они, подняв сжатые кулаки к звездам. "Хотим НАУКУ! Дайте нам Великого Бога!" Ну дается им наука, а что она получается? По большей части отбросы безумных маргиналов. Разговоры об ученых, вдохновленных фантастическими историями — ВАУ! Да ведь ни один писатель-фантаст из пятидесяти не имеет ни малейшего представления о том, о чем говорит, — он просто подхватывает какую-то элементарную идею и выкидывает из нее к чертям собачьим. Бьюсь об заклад, что ни один ученый не сможет добиться впечатляющих результатов на основе каких-либо идей, выдвинутых научной фантастикой. Это возможно, но совершенно невероятно. Ученые так не считают.

Еще одно забавное заблуждение: хорошо известное дело Уэллса и Верна в предсказаниях. Это один из самых больших лаффов из всех. Они сделали множество предсказаний, некоторые из которых сбылись, а некоторые лишь самым отдаленным образом связаны с первоначальной концепцией. Сколько у них было идей, которые так и не были реализованы и никогда не будут реализованы? Возможно, отдайте им должное за то, что они хорошие и часто логические догадки, но не претендуйте на это как на заслугу их ПИСЬМА! И сколько других хороших гадателей, которые так и не удосужились изложить свои предсказания в печати?

В «научных» рассказах Уэллса, которые он опубликовал до того, как обнаружил свои способности к характеристикам, есть только одна притворство, и это притворство воображения. Нет подлинного воображения в том, чтобы выбить сообразительность типа sf; точка зрения, изобретательность, необходимая для их построения, та же, что и в широко распространенных сказках Ника Картера. Научно-фантастические рассказы вычеркнуты не творческой рукой, они представляют собой промышленные продукты, собранные по частям, и ни один из них не написан в каком-либо ином, кроме самого спокойного и сознательного настроения. Им не хватает того важного элемента всех действительно ВЕЛИКИХ произведений воображения: вдохновения. А что такое вдохновение? По сути, это парение души без ведома разума. В сияющий миг разум становится рабом духа. Прочитайте ЭКСПЕРИМЕНТ В АВТОБИОГРАФИИ Уэллса и узнайте, почему и что он думает о своих ранних сочинениях в области НФ. Он признает, что они были лишь средством для достижения цели, подготовкой к его более серьезным произведениям, которые должны были появиться позже — «Республика» Платона и «УТОПИЯ» Мора. служащий в значительной степени для ускорения утопических наклонностей Уэллса. Когда он действительно начал серьезно относиться к своим предсказаниям, он начал выдавать важные вещи, которые сейчас надоедают среднестатистическому энтузиасту-фантасту, глупыми — или, лучше сказать, глупыми!

Что касается Верна, то он никогда не занимался литературой, кроме мальчиков. Это безобидное приключение, которое не извратит мораль. Он не так уж плохо написан, а язык настолько прост, что Верна легко читать на французском языке в оригинале, ведь некоторые из его произведений служат учебниками на уроках французского в американских школах.

Но в основном то, о чем я сейчас говорю, это научная фантастика в том виде, в каком она устроена сегодня. Вся эта современная научная фантастика бесполезна, за исключением, пожалуй, одного незначительного аспекта, в котором я даже не уверен. Это МОЖЕТ открыть умы мальчиков и девочек, достигших половой зрелости, давая им более католическое отношение к поразительным новым идеям. Тем не менее, это настолько часто бывает фатальным одновременно, что эти мальчики и девочки становятся одержимыми этим — оно опутывает их до тех пор, пока, как я уже сказал, они не становятся невероятно слепы ко всему остальному, настолько они уверены в превосходстве своего хобби над всей остальной фантастикой. Есть исключения, но мой опыт показал, что исключений гораздо меньше.

Также я признаю, что научная фантастика иногда может обеспечить эскапистские полеты воображения — на самом деле, она может быть замечательна за это; но этот тип НФ стал чрезвычайно редок, потому что эта сумасшедшая надстройка НАУКИ, а тем более ПРИКЛЮЧЕНИЙ, стала таким фетишем, что редко можно найти здравое писание о людях. В научной фантастике — никогда.

А то ужасное самодовольство, которое пропагандируют современные научно-фантастические журналы, просто ужасает. Кажется, что не только читатели, но и редакторы, и писатели не могут и не хотят видеть ничего, кроме собственных извращенных моделей. В качестве примера, который я очень хорошо помню, посмотрите, как был воспринят несколько лет назад замечательный и очень важный роман Хаксли «Дивный новый мир». Кажется, именно Кларк Эштон Смит упомянул об этом как о воплощении «привычной порнографии» Хаксли — просто потрясающей П. Шайлер Миллер; которого, я мог бы упомянуть, я считаю одним из самых интеллектуальных авторов и поклонников. И, рецензируя книгу, К. А. Брандт также осудил ее озабоченность сексом, но самодовольно сказал, что она может, по крайней мере, привлечь внимание людей к тому, что существует такая вещь, как научная фантастика и их так называемая литература. Из всей проклятой чепухи! На самом деле «Дивный новый мир» был сатирой на секс и имел ГОРАЗДО БОЛЬШЕ ЗНАЧЕНИЯ, чем «привлечение внимания людей к тому, что существует такая вещь, как научная фантастика». Хаксли представлял себе будущий мир, в котором механистический вклад Форда стал настолько очевидным, что лишил людей всего, кроме животного интереса к сексу; он проецирует более нормального человека в такую цивилизацию только для того, чтобы охарактеризовать современные тенденции с жгучей сатирой. Но Брандт — он, очевидно, разрушил бы это, чтобы устроить вместо него злодеяние «Потерпевшие крушение на Марсе».

Возвращаясь к предмету, по моему честному мнению, ни один человек с очень заметным интеллектом не может существенно существовать за счет научной фантастики после того, как он начнет интеллектуально созревать. Этого просто недостаточно, чтобы обеспечить интеллектуальную или духовную пищу. Он может тянуться с этим несколько лет по привычке или какой-то умственной причуде, но вещи, предназначенные для юношеских умов, не могут долго поддерживать человека зрелых лет, если только этот человек сам не является умственным подростком. То, как фанаты стекались в SF League, предавались «испытаниям», чтобы доказать свое «превосходство» над другими читателями, глупые письма в журналах, мелкие внутренние раздоры и многое другое послужили тому, чтобы расширить пропасть между мной. и sf

Самое главное, однако, то, что я обнаружил, что было слишком много другого важного, НАСТОЯЩЕГО важного, что было сказано и написано в этом мире (и делается и будет), чтобы я захотел отдать особого внимания к такой мелочи как sf больше нет. Попутно буду читать, но боюсь все реже.

Я мог бы резюмировать все это, сказав: «Я сыт», но это не было бы всей правдой. Вся правда была бы: «Я сыт и намного поумнел». В заключение позвольте мне отметить, что это мнение только одного человека. Я намеренно был резок в своих оценках, возможно, некоторые моменты нуждаются в уточнении или разъяснении, но в целом я воздерживаюсь от того, что я здесь написал. АМИНЬ.

ВЫШЕУКАЗАННАЯ СТАТЬЯ ПОДЛЕЖИТ КРИТИКИЗАЦИИ, ПОЭТОМУ ЛЮБЫЕ АВТОРЫ И ПОКЛОННИКИ, КОТОРЫЕ НЕ СОГЛАСНЫ, НАЙДУТ СВОИ СТАТЬИ ПРОТИВ ЭТОЙ СТАТЬИ ИЗВЕСТНОГО АВТОРА, ПРИВЕТСТВУЕМЫЕ И НАПЕЧАТАННЫЕ В ЗИМНЕМ ИЗДАНИИ FUFA!. ЗИМНЕЕ ИЗДАНИЕ БУДЕТ ВЫХОДИТЬ В ДЕКАБРЬ МЕСЯЦА, ПОЭТОМУ ВКЛАДЫ СЛЕДУЕТ НЕМЕДЛЕННО ОТПРАВИТЬ ПО ПОЧТЕ НА FUTURIA FANTASIA — 3054-1/2 West 12th Street, Los Angeles. (РЕДАКТОР)


FUTURIA VOLUME ONE NO. ТРИ
ФАНТАЗИИ! ВЫШЕЛ В ДЕКАБРЬ ДЕСЯТЬ ЦЕНТОВ

Вклад приветствуется. Предпочтительны короткие рассказы. Никаких личных вещей или едких междоусобиц. Хотелось юмора. Материал куплен, но так и не оплачен — так что же вы можете потерять? Мы предлагаем вам отправить четвертак на следующие 3 выпуска Futuria Fantasia и сэкономить пять центов.

Соавторы/ Вилли Лей, Роклинн, Хассе, Каттнер, Акерман, Корвейс «

Госпожа Сатаны»

Дуга Роджерса

Где пламя чистилища кружится и обитают грешники Земли,
Она танцует, окутанная раскаленным туманом, перед вратами Ада.
Ее блестящее обнаженное тело бежит от огня Демона,
Вдоль берегов расплавленных морей, высоко увенчанных дымящимися кострами.
Волосы ее, жидкий пламень, хлещут жарко по груди,
Распутница во имя Дьявола, которое он один вкладывает,
Дает силу женщине, рожденной из серы, пара и дыма,
Ее душа, искра раннего утра, вспыхивает. Чтобы разделить ярмо
Злого Мефистофеля на его троне смерти,
Не обращая внимания на вопли и жалобные мольбы, заглушаемые предсмертным вздохом.
Повелительница Дьявола пляшет сквозь подземелья, высеченные из кости,
На ее голове корона грешника, каждый драгоценный камень - вздох, стон.
К стенающим душам в пещерах, сброшенным с земного,
К обугленным и испепеленным разумам рабов ее пляшущая страсть приводит.
Затем, утомившись от своих злых шуток и смеясь над своими играми,
Она набрасывает свой огненный плащ, чтобы исчезнуть в пламени.
Потерянная душа

— Генри Хассе

Издалека через пустынную пустошь Я услышал
Эхо дикого и мучительного крика —
Измученный голос, который громко выкрикнул слово,
Имя, что дрожало «по свинцовому небу».
Я остановился — огляделся — я знал, что голос звучал
Слабо знакомой нотой в моем мозгу.
Я бежал по этой темной и пустынной земле,
Ища направление, откуда он пришел.
Зловещим предчувствием этот голос продолжал эхом отражаться
в мозгу, который не казался мне собственным...
Смутное воспоминание о недавнем событии, которое
я не мог уловить... Я был потерянной и одинокой
Отрекшейся душой, что мчалась неведомо куда,
Испуганно гадая, что Я искал...
Наконец я нашел его там, у голой
И одинокой дороги, когда, дрожа и слабый,
я смотрел на виселицу, где висела
кровь в моих венах; труп, который
гротескно раскачивался взад и вперед на ветру.
А потом, сквозь нарастающую панику,
я еще ближе вгляделся — потом увидел! — и понял! Снова тот крик
, Который выкрикивал имя, - крик, который пронзительно вырвался
Из моего собственного горла и сотрясся до неба!
          * * * * *
Имя, которое я кричу под виселицей,
Было моим. Мертвым существом, качающимся там, был я!
Правда о золотых рыбках —

КАТТНЕР

Некоторое время я задавался вопросом, к чему катится мир. Не раз я вставал среди ночи, брел к бюро и, глядя в зеркало, восклицал: «Стинки, куда катится мир?» Полученные таким образом ответы я не имею права раскрывать; но я начинаю думать, что либо у меня самое загадочное зеркало, либо где-то что-то не так. Я заинтригован своим зеркалом.

Он попал ко мне при необычайных и жутких обстоятельствах: однажды в канун летнего солнцестояния его внесла в мою спальню вереница кошек, странно одетых в яркие солнечные костюмы и несущих зонтики. В это время я спал, но проснулся, как только последний хвост вылетел за дверь, и тотчас же вскочил с кровати и довольно сильно порезал большой палец левой ноги о край зеркала. Помню, когда я впервые заглянул в бездонные стеклянные глубины, мне в голову пришла любопытная мысль. «К чему, — сказал я себе, — мир катится? И к чему приходит научная фантастика?»

Совершенно очевидно, что логический и критический анализ научно-фантастических направлений сегодня необходим. Всю беду, я чувствую, можно списать на Веллию. (Я давно хотел употребить это слово. К сожалению, сейчас я забыл, что именно оно означает, но можно с уверенностью приписать ему беду. Где я был?)

Сегодня научная фантастика расколота расколами и насажена на трилон зла. эт. Я имею в виду фанатов, а не сценаристов. Сценаристы годами разделены и посажены на кол, но с этим ничего нельзя поделать. В некотором смысле, это хорошо. Посмотрите на Жюля Верна, Виктора Гюго и, если уж на то пошло, на покойного несчастного Тобиаса Дж. Кута.

Я возложил цветы на его могилу только вчера. Он лежит в покое, хотя его ужасная судьба преследовала его даже в могиле. И я приписываю судьбу г-на Кута не чем иному, как расколам фэндома. Ибо Кут был трудолюбивым молодым человеком, серьезным, искренним, с надеждой стать первоклассным писателем. Он относился к жизни очень торжественно — почти мрачно. «Моя работа, — сказал он мне однажды, — состоит в том, чтобы давать людям то, что они хотят».

— Я хочу выпить, — сказал я ему. "Дайте мне один."

Но Кута нельзя было свернуть с его опрометчивого курса. Он начал писать научную фантастику. Тут-то и начались проблемы. "Это наука?" он задумался. — Или это фантастика? Раскол — раскол — уже начался.

Это был вопрос логического продвижения к окончательному разделению. Кут имел привычку вводить в свои рассказы науку левой рукой, а художественную литературу — правой. Он начал дергаться и волноваться. Он вставал ночи. Ему было тревожно, неловко. «У меня осталось цепляться за одно, — отчаянно пробормотал он, — Фэндом! Я могу указать на него и сказать: оно реально. Оно существует. На него можно положиться».

Когда в фэндоме произошел раскол, у Кут сразу же развилось раздвоение личности. Это было довольно ужасно. Его левая сторона — научная сторона — стала холодной, твердой и острой. Он отрастил Ван Дайка на левой стороне лица, а его левая рука была в пятнах от кислот и химикатов. Но правая сторона его лица стала рассеянной и бесчестной, с ухмылкой в уголках глаз и презрительным, насмешливым изгибом губ. Он отрастил крошечные усы с правой стороны, намазал их воском и постоянно накручивал. Это было довольно ужасно, но худшее было еще впереди.

Однажды случилось неизбежное. Тобиас Дж. Кут раскололся пополам со слабым рвущимся звуком и отчаянным воплем. Он был, конечно, похоронен в двух гробах и в двух могилах, и судьба несчастного преследовала его даже после смерти.

Ну, вы можете понять, что я чувствую, что с зеркалом, котами в солнечных костюмах и лаской. Или я не упомянул ласку? Я имею в виду коричневого, конечно, и он, пожалуй, хуже всех. Дело не столько в том, что он говорит, сколько в его насмешливом, ироничном тоне. Другие ласки, живущие в запасной спальне с жеребенком, были счастливы досыта, пока ОН не пришел, а теперь ОНИ устраивают раскол. Как вы легко увидите, с этим нужно что-то делать, прежде чем научная фантастика рухнет, а стандарт рухнет в пыль.

Предлагаю мобилизоваться и, во избежание разногласий, всем присвоить генеральские звания. Тогда, во-первых, мы можем пойти ко мне домой и избавиться от этой ласки.

Коричневый, конечно. Остальные могут оставаться столько, сколько захотят. Я чувствую, что они скорее слабы, чем злы, и им нужен только хороший предлог или, лучше сказать, пример, чтобы подбодрить себя.

Взносы в фонд мобилизации научной фантастики и истребления бурых куниц можно присылать мне на попечение этого журнала. Не задерживай. Каждая секунда вашего ожидания приближает нас к гибели, и, кроме того, мне нужно новое пианино.

HK


ПРОЧИТАЙТЕ POLARIS
от Freehafer
!

404 С. Лейк-авеню
Пасадена, Калифорния

10;

РАЗРУШИТЕЛИ БОГОВ

Эрик Фрейор

Марк Твен в своем таинственном незнакомце не скрывает своего отношения к христианству и иллюзии Бога. Говоря о христианском прогрессе, он говорит: «Это замечательный прогресс. За пять или шесть тысяч лет пять или шесть высоких цивилизаций поднялись, расцвели, покорили мир, а затем угасли и исчезли; и ни одна из них, кроме Последний когда-либо изобрел какой-либо радикальный и адекватный способ убивать людей.Все они делали все возможное — убивать, будучи главной целью человечества и самым ранним событием в его истории, — но только христианская цивилизация добилась триумфа, которым можно гордиться. Через два-три века будет признано, что все грамотные убийцы - христиане, тогда языческий мир пойдет в школу к христианину, не для того, чтобы приобрести его религию, а для того, чтобы его ружья. миссионеры и новообращенные с».

Опять же, говоря о Боге, сравнивая представление о Боге с несбыточной мечтой, он продолжает: «Странно, потому что они так откровенно и истерически безумны — как и все мечты: Бог, который мог бы создать хороших детей так же легко, как и плохих, но предпочитал сделать плохими; который мог бы сделать всех их счастливыми, но никогда не сделал счастливым ни одного; который заставил их ценить свою горькую жизнь, но скупо обрезал ее; который дал своим ангелам вечное счастье незаслуженно, но требовал других своих детей чтобы заслужить его; который дал своим ангелам безболезненную жизнь, но проклял других своих детей мучительными страданиями и недугами разума и тела; кто произносит справедливость и изобрел ад - рот милосердия и изобрел ад; рот Золотых правил и прощения, умноженных на семьдесят, умноженных на семь, и изобрел ад; кто проповедует мораль другим людям, а сам ее не имеет; кто не одобряет преступления, но совершает их все; кто создал человека без приглашения, а затем пытается переложить ответственность за человеческие поступки на человека, вместо того чтобы с достоинством возложить ее на принадлежит самому себе; и, наконец, с совершенно божественной тупостью приглашает этого бедного, оскорбленного раба поклониться ему!»

Интересно, что задумали христиане-эфиопы, когда христиане-итальянцы, играя и, несомненно, с санкции Святой Матери-Церкви, начали обрызгивать их жидким огнём? , взрывать их города и калечить своих детей новейшими христианскими усовершенствованиями христианского оружия войны Они, вероятно, не могли полностью понять логику или справедливость этого, но мы не должны обвинять эфиопов в непонимании, поскольку они не имели благ христианской цивилизации так долго, как итальянцы.

Давайте положим конец этой глупой болтовне. Давайте поставим этих разрушительных атеистов на их место. Христиане ЗНАЮТ, что Бог ДЕЙСТВИТЕЛЬНО существует. Что Бог всемогущ Таким образом, было бы очень просто договориться о встрече с Богом (мы точно не знаем, в какое время он работает) и уговорить его написать в огне послание, в котором говорилось бы: MCCOY" или что-то подобное, и распространили его по всему небу. Это убедит даже самых упорных атеистов, и это должен быть довольно простой трюк для Бога, который однажды остановил солнце (sic!), создал вселенную за 6 дней и создал непорочное зачатие.

Кларенс Дэрроу, всемирно известный адвокат по уголовным делам, человек, из-за которого Злобный и Благочестивый Брайант казался многословным болваном, которым он был, под его банальными фразами во время суда над Скоупсом, сказал интервьюеру: «Всю свою жизнь я был агностик. Но я больше не агностик, я теперь атеист».

МАЯТНИК

Вверх и вниз, вперед и назад, вверх и вниз. Сначала быстрый полет вверх, постепенно замедляясь, достигая вершины кривой, останавливаясь на мгновение, затем снова устремляясь к земле, все быстрее и быстрее с тошнотворной скоростью, достигая дна и взмывая ввысь на противоположной стороне. Вверх и вниз. Взад и вперед. Вверх и вниз.

Как долго это продолжалось таким образом, Лайевилль не знал. Возможно, он провел миллионы лет, сидя здесь, в массивном стеклянном маятнике, наблюдая, как мир качается то в одну, то в другую сторону, вверх и вниз, головокружительно перед глазами, пока они не заболели. С тех пор, как они заперли его в круглой стеклянной головке маятника и заставили его раскачиваться, он никогда не останавливался и не менялся. Непрерывные, монотонные движения над и над землей. Столь огромным был этот маятник, что с каждым величественным взмахом своей сверкающей формы он затенял сто футов или более, свисая с металлических внутренностей сверкающей машины над головой. Ему требовалось три-четыре секунды, чтобы пройти сто футов в одну сторону, и три-четыре секунды, чтобы вернуться.

УЗНИК ВРЕМЕНИ! Так его теперь звали! Теперь он прикован к той самой машине, которую он спроектировал и сконструировал. Узник-э-э-времени! Тюрьма-на-э-э-э-Времени! С каждым колебанием маятника это отзывалось эхом в его мыслях. Вечно так, пока он не сошел с ума. Он попытался сфокусировать взгляд на горячей дуге земли, проносившейся под ним.

Они смеялись над ним несколько дней назад. Или это была неделя? Месяц? Год? Он не знал. Эта непрекращающаяся качка наполнила его болезненным замешательством. Они смеялись над ним, когда он сказал незадолго до всего этого, что может преодолеть промежутки времени и путешествовать в будущее. Он спроектировал огромную машину для искривления пространства, пригласил тридцать самых одаренных ученых мира, чтобы они помогли ему завершить его колоссальную попытку поцарапать будущую стену времени.

Час аварии вернулся к нему теперь через туманную память. Показ машины времени публике. Точный момент, когда он стоял на платформе с тридцатью учеными и дергал главный выключатель! Ученые, все они, обратились в пепел от дикого электрического пламени! На глазах двух миллионов свидетелей, пришедших в лабораторию или включенных дома по телевизору! Он убил величайших ученых мира!

Он вспомнил момент потрясенного ужаса, который последовал за ним. Что-то радикально неправильное случилось с машиной. Он, Лаевиль, изобретатель машины, отшатнулся назад, его одежда пылала и разъедала его. Нет времени на объяснения. Затем он рухнул во тьму боли и ошеломляющего поражения.

Доставленный на поспешное судебное разбирательство, Лайевилль столкнулся с насмешливой толпой, призывающей к его смерти. «Уничтожить машину времени!» они плакали. "И уничтожь с его помощью этого УБИЙЦУ!"

Убийца! И он пытался помочь человечеству. Это была его награда.

Один человек прыгнул на трибуну во время суда с криком: «Нет! Не уничтожайте машину! У меня есть план получше! Отомстить за этого… этого человека!» Его палец указал на Лайевилля, где изобретатель сидел небритый и изможденный, его глаза были остекленелыми. «Мы восстановим его машину, возьмем его драгоценные металлы и поставим памятник его убийству! Мы выставим его на всю жизнь в его устройстве для казни!» Толпа одобрительно взревела, как гром, сотрясший зал трибунала.

Потом толкающие руки, дни в тюрьме, месяцы. Наконец, выведенного на жаркое солнце, его на маленькой ракетной машине доставили в центр города. Шок от увиденного вернул его к реальности. ОНИ переделали его машину в высокие часы с маятником. Он спотыкался, подталкиваемый размахивающими руками, прислушиваясь к реву тысяч голосов, проклинающих его. Его впихнули в прозрачную головку маятника и зажали сваркой.

Затем они запустили маятник и отступили. Медленно, очень медленно он раскачивался взад-вперед, увеличивая скорость. Лейевилль с криком тщетно стучал по стеклу. Лица расплылись, перед ним лишь рвались розовые кляксы.

Снова и снова в том же духе — как долго?

Сначала, в ту первую ночь, он не особо возражал против этого. Он не мог спать, но это не было неудобно. Светы города были кометами с хвостами, которые метались от обряда влево, как пенящийся фейерверк. Но по мере того, как тянулась ночь, он чувствовал, как что-то гложет его желудок, и это становилось все сильнее. Ему стало очень плохо, и его вырвало. На следующий день он не мог ничего есть.

Они ни разу не остановили маятник. Вместо того, чтобы дать ему спокойно поесть, они спускали еду по стержню маятника в специальной трубке, маленькими круглыми свертками, которые шлепались к его ногам. В первый раз, когда он попытался поесть, у него ничего не вышло, он не удержался. В отчаянии он бил кулаками по холодному стеклу до крови, хрипло кричал, но ничего не слышал, кроме собственных слабых, истерзанных страхом слов, приглушенных в ушах.

По прошествии некоторого времени он дошел до того, что мог есть и даже спать, путешествуя таким образом туда и обратно. Ему позволили маленькие стеклянные петли на полу и кожаные ремешки, которыми он привязывался на ночь и спал беззвучным сном, не скользя.

Люди пришли посмотреть на него. Он приучил глаза к стремительному бегу и следил за их охваченными любопытством лицами сначала близко посередине, потом далеко вправо, снова посередине и влево.

Он видел зияющие лица, говорящие беззвучные слова, смеющиеся и указывающие на узника времени, вечно путешествующего в никуда. Но через некоторое время горожане исчезли, и только туристы пришли и прочитали объявление: ЭТО УЗНИК ВРЕМЕНИ — ДЖОН ЛЭЙВИЛЬ — УБИЛ ТРИДЦАТЬ ЛУЧШИХ УЧЕНЫХ МИРА! Школьники на электрическом движущемся тротуаре остановились, чтобы посмотреть на него с детским благоговением. УЗНИК ВРЕМЕНИ!

Часто он думал об этом титуле. Боже, но какая ирония в том, что он изобрел машину времени и превратил ее в часы, и что он в ее маятнике должен отмерять годы, путешествуя со Временем.

Он не мог вспомнить, сколько времени это было. Дни и ночи слились в его памяти. На его небритых щеках появилась короткая борода, которая потом перестала расти. Как долго? Сколько?

Раз в день они спускали трубку после того, как он ел, и пылесосили камеру, избавляясь от любых отходов. Время от времени ему присылали книгу, но и только.


Теперь о нем позаботились роботы. Очевидно, люди посчитали пустой тратой времени возиться с пленником. Роботы варили пищу, чистили маятниковую камеру, смазывали механизмы, неустанно трудились с рассвета, пока солнце не стало багровым на западе. Такими темпами это может продолжаться веками.

Но однажды, когда Лайевилль смотрел на город и его жителей в размытом восхождении и спуске, он увидел копошащуюся тьму, простирающуюся в небесах. Городские ракетные корабли, пересекавшие небо на столбах алого пламени, беспомощно, испуганно метались в поисках убежища. Люди бежали, словно брызги воды по плитке, беззвучно крича. Инопланетные существа полетели вниз, огромные студенистые массы черного цвета, высасывающие жизнь из всего. Они густо сгустились над всем, на мгновение блеснули на маятнике и его теле наверху, на вращающихся колесах и ревущих внутренностях металлического существа, когда-то являвшегося Машиной Времени. Через час они скрылись за горизонтом и больше не возвращались. Город был мертв.

Взад и вперед ходил Лайевилль в своем путешествии в никуда, в своей тюрьме, и на его губах застыла странная улыбка. Он знал, что через неделю или больше он будет единственным живым человеком на земле.

Восторг пылал внутри него. Это была его победа! Там, где другие планировали сделать маятник тюрьмой, теперь он был убежищем от уничтожения!

День за днем роботы все еще приходили, работали, не ослабевающие от посещения черной орды. Приезжали каждую неделю, варили еду, чинили, проверяли, смазывали, чистили. Вверх и вниз, вперед и назад — МАЯТНИК!

... должна была пройти тысяча лет, прежде чем небо снова показало жизнь над мертвой Землей. Серебристая пуля космоса упала с облаков, дымясь, и зависла над мертвым городом, где теперь лишь несколько одиночных роботов выполняли свои задачи. В сгущающихся сумерках мерцали огни мегаполиса. Другие автоматы появились на пандусах, как пауки на скручивающейся паутине, снующие туда-сюда, проверяющие, смазывающие, работающие в своей четкой механической манере.

А существа в инопланетном снаряде нашли механизм времени, маятник, качающийся вверх-вниз, вперед-назад, вверх-вниз. Роботы все еще ухаживали за ним, смазывали его, возились.

Тысячу лет этот маятник качался. Круглый диск на дне был стеклянным, но теперь, когда еда опускалась роботами по трубе, он лежал нетронутый. Позже, когда вакуумная трубка опустилась и вычистила камеру, она унесла с собой ту самую еду.

Туда-сюда — вверх-вниз.

Посетители увидели что-то внутри маятника. К стеклянной стене камеры было прижато лицо побелевшего черепа — скелетное лицо, которое смотрело на город с пустыми глазницами и загадочной улыбкой, обвивающей безгубые зубы.

Туда-сюда — вверх-вниз.

Пришельцы из пустоты остановили маятник в его движении, прекратили его раскачивание и приоткрыли стеклянную камеру, обнажив скелет. А в мерцающем свете звезд лицо черепа продолжало свою странную ухмылку, как будто знало, что оно что-то победило. Победил время.

Узник Времени Лайевиль действительно путешествовал сквозь века.

И путешествие подходило к концу.

ПРАВДА ЛИ ТО, ЧТО ГОВОРЯТ О КУТТНЕРЕ?

ИЛИ

человек со «Странной сказкой»

ГАЯ АМОРИ


Крайне интересный образец справа от вас — это не голова из банки с формальдегидом, хотя временами мы видели ее или его маринованными. Это я, Генри Каттнер, самый ленивый человек, который когда-либо бил пишущую машинку и получал за это деньги. Как и многие другие уроженцы Лос-Анджелеса, он слишком занят своей жизнью, чтобы сильно беспокоиться — и, кроме того, — что это ему дает? (чек из Weird Tales) Генри только что продал им рассказ из 20 000 слов об Элаке из Атлантиды. В настоящее время он закончил рассказ, предназначенный для ПОТРЯСАЮЩИХ, пятьдесят тысяч слов или больше, и работает с К. Л. Муром над новым охладителем.

Первый рассказ Хэнка для «Поразительного» был разочарованием, но он полностью компенсировал это, обратившись к «Неизвестному» с дурацкой чушью под названием «Ошибочный ореол», написанной в стиле его самого любимого автора ТОРНА СМИТА. Чего фанаты не знают, так это того, что у этой маленькой истории был другой конец, чем у Кэмпбелла. Финиш Каттнера к ореолу был истерически смешным, но Джон У. думал иначе и поставил на нем новый конец, чем испортил его, насколько это касается этого автора.

Каттнеру 24 года. Он пишет большую часть своей жизни — научился печатать в возрасте восьми лет и с тех пор не оставлял это в покое. Родился с пишущей машинкой во рту. Живет в тихой катакомбе под названием Беверли-Хиллз, это первое кладбище с уличными фонарями, которое я когда-либо видел. В настоящее время, хотя я неоднократно поднимал эту тему, Хэнк упорно отказывается писать для модных журналов. Его лучшее оправдание - его лень.

Хэнкс говорит тихо, искренне. Но у него есть чувство юмора, такое, что сразу бросается в глаза. Он идеальный невозмутимый шутник. Его раскопки часто были слишком тонкими, чтобы ваш корреспондент мог их уловить, пока не прошло несколько мгновений, Каттнер всегда готов мягко вмешаться и поставить незрелых фанатов в бегство. Только когда вы видите ужасные фотографии, которые он снимает в своей мёртвой пещере, вы понимаете его истинное чувство комедии. Он, Ходжкинс и Шройер, эти изверги, собираются вместе в экстравагантных одеждах, в ужасающих позах и снимают фильмы, которые потрясли бы разум даже такого ужаса, как Роберт Блох.

Каттнеру нравится, как пишет К.Л. Мур (а кому нет). Он хотел бы писать так же, как она, но утверждает, что, когда он пытается подражать, получается так много мусора. Если вы читали какой-либо из его рассказов, то понимаете, что Хэнк — мастер художественной литературы типа «запой-бум», но с чувством! Он поместил на десять страниц Elak больше Инцидентов, чем любой другой автор WEIRD, и заставляет вас почувствовать это. Он рисует свою картину виртуозно отрывистыми мазками, а Мур накладывает свой ужас прикосновением мастера мозаики, выстраивая. Каттнер сбивает вас с ног и заставляет подпрыгивать. Мур опутывает вас паутиной и уносит в бесконечность. Объединив свои усилия в 37-м году для ПОИСКА ЗВЕЗДНОГО КАМЕНЯ, они добились того, что запомнилось... с талантом Хэнка к молниеносной скорости и талантом Мура к описанию они отправились в город.

Это все, что мы можем сказать о Хэнке. Ему не нравится Нью-Йорк, потому что он слишком грязный, шумный и большой. Он обожает Торна Смита. Хорошо, что сейчас он пытается поразить Аргози своей историей, а в будущем от этого тихого автора можно ожидать больших успехов.

Ах да, и правда ли то, что говорят о Каттнере?

Нет, он не использует наркотики, чтобы добиться эффекта в своих рассказах. У него на столе огромная картина с изображением Арта Барнса, и когда он готовится писать, он щурится один раз и только один раз на эту картину, чтобы создать ужасную атмосферу. Затем он начинает печатать!

Поклонитесь, мистер Каттнер.

(Просто наклонись еще немного, Хэнк! A'K' BARNES)

БУМ!

Ой! (КАТТНЕР)

Конец (Каттнера)

АНАЛИЗ


ОТ ДЖ. ЧАПМЕНА МИСК: Довольно резкая обложка первого номера fufa. По крайней мере, мне это нравится. Простые вещи лучше всего смотрятся на обложках mimeod. Кстати, какой, я хотел бы знать, пол этого бокианского существа? ПОЧЕМУ МИСТЕР. МИСКЕ! МЫ НЕНАВИДИЛИ СЕКС! ТСК! ТСК! Я за технократию. Лично я подозреваю Рейнольдса в том, что он Каттнер НЕТ.... ПОПРОБУЙ ЕЩЕ РАЗ, ДЖЕК. Твоя поэзия не ахти. U немного побродил и был мелодраматичен.

DALE HART POSTS: Обложка Bok хороша. Йерке и Рейнольдс интересны. История Форри уникальна. В твоем стихотворении полно этого, но оно не очень хорошо сканируется. ВОЗМОЖНО, ЭТО ПОТОМУ ЧТО Я БОЛЬШЕ БРИТАНЦ, ЧЕМ СКАН-ДИН-АВИАН. (БРЭД) Как насчет увеличения количества страниц — эта проблема слишком мала. НАДЕЮСЬ, ТЕБЕ ПОНРАВИТСЯ ЭТО БОЛЬШОЙ РАЗМЕР, ДЕЙЛ.

ГЕРТРУД ХЕМКИН МАМБЛЗ: Обложка потрясающая, статья о технократии звучит разумно, сатира на Рона Рейнольдса забавна и содержит несколько зёрен логики. А где у меня красный 4SJ's RECORD bee4?

(Мы удивляемся) HENRY HASSE TYPES: «Ханс Бок крадет 1-е место в номинации 4 на своей обложке. Надеюсь, ты сможешь заставить Ханса делать все твои иллюстрации каждый месяц». ДА; ГЕНРИ, НА ОБЛОЖКЕ КАЖДОГО НОМЕРА ОТ НАЧАЛА БУДЕТ БОК, ДАЖЕ ТО, ЧТО ОН ЗАНЯТ В НЬЮ-ЙОРКЕ СВОИМ ПЫХАНИЕМ — С тех пор, как редакционная статья для FUFA была написана по трафарету, декабрьский номер Weird Tales появился на прилавках по всей Америке вместе с его обложкой. СДЕЛАНО БОК. ЭТИМ ЛЕТОМ FUTURIA FANTASIA БЫЛА ПРИЯТНОЙ ОБЯЗАННОСТЬЮ; ЗАКЛЮЧИТЬ СДЕЛКУ МЕЖДУ BOK И WEIRD, И МЫ СПРАВЕДЛИВО ГОРДИМСЯ ХАНСОМ И ЕГО УСПЕХАМИ. НАДЕЕМСЯ, ЧТО СЛЕДУЮЩИЙ ОН СДЕЛАЕТ ПОТРЯСАЮЩЕЕ. ХАССЕ ПРОДОЛЖАЕТ: «Лучшим письменным произведением было твое стихотворение, Брэд. Следующее — произведение Рейнольдса и произведение Аккермана». ИЗ-ЗА НЕДОСТАТКА МЕСТА В ЭТОМ НОМЕРЕ СОКРАТИМ ВЫШЕПИСЬ. В ЗИМНЕМ ИЗДАНИИ БУДЕТ БОЛЬШЕ БОЛЬШОЙ ОТДЕЛ ПИСЬМО-ТО ЕСТЬ, ЕСЛИ ВЫ ПИШЕТЕ. НАМ НУЖНО УЗНАТЬ, КАК ВАМ ПОНРАВИЛСЯ НАШ СПЕЦИАЛЬНЫЙ маятник. А ТЕПЕРЬ, ФУ, ПРОЩАЙ!

ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ СМЕРТИ

ЭНТОНИ КОРВЕ

Они сидели в его припаркованной машине, в милях от города, когда Роберт сказал Эллен; «Я всегда буду любить тебя, дорогая, во веки веков. Я просто не могу с собой поделать, да и не хочу».

Девушка прижалась ближе, не отвечая.

«И если что-то случится с одним из нас, другой будет ждать, потому что любовь, подобная нашей, никогда не будет знать смерти — она должна продолжаться — вечность», — продолжал он. «Я знаю, что буду любить тебя, даже когда умру, и если существуют такие вещи, как духи, я вернусь к тебе — как-нибудь.

Или это тебя напугает?» Эллен надулась: «Не будь таким траурным! Это заставляет меня чувствовать себя странно внутри. Конечно, ничто не может разлучить нас. Это прекрасная ночь, и мы тратим ее впустую… о, дорогой!» Ее глаза скользнули по маленьким часам на панели. «Уже поздно, Роберт. Вы должны поторопить меня домой, иначе мама будет в ярости!»

Вздохнув, Роберт завел машину. Когда они с ревом мчались к городу по извилистой дороге, машина внезапно вильнула.

"Осторожно, Боб! Мужчина!" Это кричал высокий голос Эллен.

Машину тошнотворно занесло по рыхлому гравию, с грохотом врезалось в перила, окаймлявшие шоссе, и срикошетило, переворачиваясь снова и снова, останавливаясь, как обломки. Роберт был раздавлен металлической массой, потеряв сознание.

Отброшенная, Эллен вскарабкалась к мужчине, склонившись над ним. Что-то большее, чем боль, отразилось в его глазах; он слышал свой собственный бормотание: «Я вернусь? — ты ждешь…» — прерывистым шепотом, когда бескрайняя тьма накрыла его, сопровождаемая ужасной тошнотой. В пустоте появилась светящаяся точка, расширившаяся в ослепительный прямоугольник, который раскололся на тысячи меньших плоскостей; они образовывали геометрический узор, который головокружительно кружился, гудя, звук гула повышался с каждым тошнотворным оборотом, превращаясь в непрекращающийся механический вопль: «

И это смерть. Это выше человеческого терпения». С внезапным всеведением он понял, что он был мертв, и значение вращающегося узора. Знание отступило и унесло с собой все его воспоминания, кроме лица Эллен и ее имени.

Вращающаяся конструкция раздвинулась, как занавеска, и Роберт увидел за ней разветвленную тропинку, расстилавшуюся перед ним, как приплюснутое дерево. В конце каждой развилки было лицо Эллен, колеблющееся и размытое. Он устремил свое внимание на ближайшую развилку, отчаянно стремясь к ней, и почувствовал, что парит в пространстве.

Шок, словно молния, пронзившая его вены, связал его узлом агонии. Невольно его глаза зажмурились. Ледяной воздух мучил его легкие. Когда он возвысил голос в слабом протесте, боль прекратилась, и он расслабился, опустошенный. Его глаза по-прежнему были закрыты, как будто веки были приклеены. Потерпев неудачу во многих попытках открыть их, он искал еду, находил ее и утешался ею.

Изредка жалобные голоса бормотали что-то неразборчивое, возбуждая его. Всегда, если он прислушивался, он слышал нежный ропот в ответ на голоса. А потом все стихло. Он чувствовал себя очень сонным. Наконец он заснул глубоким и спокойным сном.

Между периодами сна Роберт боролся с тяжелыми веками. Воспоминания могли ассоциировать его слепоту со слепотой, но у него ее не было. Были только лицо Эллен и ее имя, которое, когда он особенно отчаянно звал его снова и снова.

Постепенно его зрение прояснилось, и он с благоговением уставился на необъятный мир, населенный Титанами. Образ Эллен в этом гигантском месте обеспокоил его, потому что колоссальные существа смотрели на него как на живую игрушку. Часто его возносили к их вонючим ртам, целовали и отбрасывали в сторону; если он настаивал на внимании, спрашивая об Эллен, великаны били его и прогоняли от себя.

Его окружали косные голые нависшие вещи, от некоторых из которых, когда он приближался к ним, его отбрасывало. Невероятно огромные порталы преграждали выход во внешний мир, из которого просачивались странные резкие запахи. Сказав свое единственное слово миру за дверями, Роберт попытался объяснить Титанам, что Эллен, возможно, находится снаружи. Но они затыкали его с забавой, иногда с бранью.

Здесь были заключены и другие заключенные, такие же, как он сам, пока он не видел, но теперь они исчезли, но это его ничуть не беспокоило — его мысли были об Эллен, и, наконец, великаны подняли его, поместили в комнату без окон и зажали. резной потолок над ним. Комната мягко покачивалась; он понял, что его перемещают из одного места в другое. В бешеном прыжке он задел решетку потолка, вцепился в нее, изо всех сил пытаясь протиснуться сквозь ее щели. Неудачно, утомительно, он упал, забился в угол и заплакал.

Движение транзита закончилось — сдерживающий потолок исчез. Роберт перелез через стену, упал на землю внешнего мира, чьи тяжелые противоречивые запахи, ослепительные огни и движущиеся тени встревожили его. Смутно виднелась удаляющаяся фигура великана, которого он преследовал, выкрикивая свое единственное слово: «ЭЛЛЕН!»

Гигант исчез среди странных колеблющихся растений. В одиночестве Роберт нервно крался сквозь высокие шуршащие вещи, временами пугаясь неожиданного звука или движения. Но качающиеся вещи, казалось, не замечали его, и он стал самоуверенным. Обнаружив полоску влажной земли, усыпанной лужами, он выпил. Он склонил голову, услышав звук, напоминавший Эллен: ее успокаивающий голос.

Над ним появилась великанша. Она была… ЭЛЛЕН! При виде ее сдерживаемые воспоминания Роберта вырвались на свободу, захлестнув его сознание бурным зрелищем. Он вскинул руки; нежно снисходительно, девушка наклонилась и привлекла его к своей груди. Она обнимала его, ворковала с ним. В данный момент ее чудовищные размеры его не волновали.

«Я нашел тебя! Я нашел тебя!» воскликнул он. «О, Эллен, если бы ты только знала, как это было одиноко…» Он открыл ей свое радостное сердце в заикающейся настойчивости, блаженство в глазах, слезы в голосе. Затаив дыхание, он поднял лицо к девушке; она колебалась. Затем она поцеловала его и поставила к своим ногам. Она ушла. Плача от обиженного изумления, он последовал за ним. Она покачала головой. Она продолжала идти быстро. Он не мог угнаться за ней и в одиночестве остановился, когда она скрылась за препятствием. Он смотрел ей вслед недоверчивыми глазами. Таинственно чахлый, он вернулся к ней после смерти, и она не приняла его. Он подошел к одному из ее чудовищных следов в грязи и мрачно оглядел его. Его глаза искали отпечаток собственной ноги. И вдруг он вскрикнул от горя и ужаса, — ибо в грязи был его след — маленький — странный — след полувзрослого кота!

ОБЫЧНЫЕ ПРИМЕЧАНИЯ или отчет об игре SFL BALL

по оценке редактора

: 27 растяжений лодыжек и 3 трещины в коленях.

Росс Роклинн: Высокий, веснушчатый, рыжеволосый, приятный на вид, добродушный и с чувством юмора — это Роклинн — и, кстати, в реальной жизни он произносит это имя как Роклин. Станет идеальным компаньоном в путешествии. Постоянно щелкает своей откровенной камерой. Разбирается во многих предметах — любит сюжеты о гигантских идеях, таких как МОТЫЛЬ, гигантские люди и ЛЮДИ И ЗЕРКАЛО с аморфным отражателем, а ЮПИТЕР ЛОВУШКА дал нам гигантский сифон. 26-летняя Роклинн выглядит на 22 или моложе. Любимое выражение, когда соглашаешься с кем-либо: «Все верно». Проведя большую часть времени после съезда с Россом, раскрашивая город в нежно-розовый цвет, я обнаружил, что сейчас он пробует что-то написать в стиле Weird, но безуспешно, и кое-что из западной выдумки — то же самое. Росс сильно отличается от своих персонажей Деверала и Колби. Каким-то образом я представил себе Роклинна с острым вытянутым лицом и накачанными мускулами — вместо этого я нашел хороший пример того, что можно назвать типичной студенческой разновидностью № 569Z, нечто среднее между наукой и остроумием, хорошо смешанное и застывшее в Эмпайр Стейт. высокое тело. Живет в Цинциннатти. По словам Кэмпбелла, его персонажи, Колби и Деверал, являются одними из самых последовательных и популярных парней в современной научной фантастике.

Чарли Хорниг: темная лошадка, которая говорит «ржет» каждой рукописи, которую я для него пишу. Темноволосый, темноглазый, темнокожий изверг, который ведет дела с конца стопки рукописей в научной фантастике. Он только что научился говорить по-английски за последнюю неделю, и теперь ему гораздо веселее выбирать рукописи, чем прыгать в кучу из них и прыгать с одной в зубах. Произносит паршивые речи. Является динамо-машиной и опытным гидом для всех на Манхэттене. Зарабатывает деньги на продаже обуви на IRT между Бронксом и Кони-Айлендом. Отец был производителем накладных волос, благодаря чему прическа Чарли превратилась в большое состояние. Спасибо, Чарли, за твое присутствие в Нью-Йорке, чтобы направлять меня. А я просто ОБОЖАЮ фантастику! (платная реклама)

Впечатления короткие: Джон В. (оборотень) Кэмпбелл, научная теория в костюме из мешка из-под картошки и высоких резиновых сапогах в тон.

Двойники Юлиуса Шварца и Граучо Маркса.

Морт Вайзингер, пухлая улыбка.

А. Мерритт, мужчина на рекламных щитах с кружкой пива «Милуоки» в руке. Веселый, в очках, пухлый. Ни капли загадочности.

Форрест Дж. Акерман, одетый в одежду будущего на съезде, выглядит как беглец из магазина костюмов.

Вилли Лей, пара очков с толстыми линзами и акцентом. Лаундс — усы и золотой зуб — двойная черта. Лесли Перри — Мадам Баттерфляй с челкой.

Генри Каттнер, голос из пачки сигарет. Морохо, короткий и приятный, обычно называемый ГОЛОСОМ МИДЖ. Сикора, нервный срыв с волосами. Московиц, человек-туманный горн: после его вступительной речи Нью-Йорк охватил земной толчок. Воллхейм, коммунист, рожденный во вращающейся двери, верит в революции, понял? Или ты? Сикора, Московиц, Таурази — три поросенка. Мэнли Уэйд Веллман — человек JELL-O! Kornbluth, хорошо обильная отрыжка. Суишер, крупный литературный Бэйб Рут, король всего такого! Роберт Дж. Томпсон, Пизанская башня со звуком.

ЖИЗНЬ МЕСТНОЙ ЛИГИ

В ночь на Хэллоуин театр Paramount оказался в осаде членов SFL, когда 4Sj, Морохо, Пого, Брэдбери, Корвейс, Роджерс, Эмори, Элдред и другие собрались там, чтобы насладиться специальным просмотром фильма Боба Хоупа «КОТ И КАНАРЕЙКА». Брэдбери взял с собой странную маску, созданную Харрихаузеном, и в самой жуткой части фильма до смерти напугал невинную блондинку, сидящую рядом. Ее крик был слышен в Помоне. Люстры качались. Затем Брэдбери снял маску и понюхал, и девушка испортилась.

Месяц назад Брэдбери нарисовал трафарет и напечатал редакционную статью ко второму выпуску FuFa, но до сих пор задерживался из-за различных проблем, в основном из-за пишущих машинок и трафаретов. Тем временем вышел декабрьский Weird, и артист FuFa Бок сделал на него кавер. Мы хотели бы воспользоваться этой возможностью, чтобы поздравить Бока с его великолепной работой и пожелать ему удачи.

Йерке в один из своих самых ярких моментов прорычал: «Маленький человечек, которого там не было, конечно, не поглощал много воздуха, но только подумайте о воздухе, которого он бы не поглощал, будь он близнецами!»

Согласно последним сообщениям, у Генри Хассе, который теперь снова регулярно пишет для Weird, скоро появится один. Надеется, что это будет проиллюстрировано Боком.

Поступление материала от разных авторов в последний момент выкинуло статью о Технократии из номера. Мы предлагаем всем тем, кто интересуется Технократией, отправиться в ближайший отдел в вашем городе и избавить нас от необходимости обращать вас в другую веру. Тем не менее, в зимнем выпуске мы дадим вам несколько фактов и прогнозов, сделанных Технократией.