Жизнь российская Книга-1, Часть-1, Гл-136

Глава 136

"Загадочные наваждения"
Возникшие вдруг каверзные вопросы



Выпустив птичку, ты сможешь её поймать.
Но не поймаешь слово, покинувшее твои губы.
(Еврейская пословица)



Это невесомое состояние затягивало отрешённого от мира сего Кулькова в дебри какие-то разноцветные…

Каждый охотник желает знать... где сидит фазан...
В такой последовательности цвета сперва снопы искр прыгали перед ним.

Вскоре всё перемешалось... как в доме том...
Ерунда какая-то стала творится... Краски скакать стали перед ним.

То зелёное в глазах появится… то красное… то жёлтое… то ещё какое… то белое в крапинку… то серое в полосочку… то страшное мертвяцкое иссиня чёрное…

Василий Никанорович падал куда-то в бездну… тонул… барахтался как мог…

Он, бедолага, чувствовал, что в его сознании начали происходить какие-то жуткие метаморфозы, какие-то странные изменения и превращения; картинки из его прошлой жизни постепенно растворялись, стирались из памяти; воображение становилось каким-то блёклым, бесформенным, а то и вовсе прозрачным, белёсым, как засвеченная плёнка из случайно открытого фотографического аппарата.

Клонило в сон, нестерпимо голова кружилась, и он постепенно куда-то заваливался и погружался, его туда тянуло и тянуло, всё крепче и крепче кто-то тащил его в пучину за ноги, за руки, за уши и за всё остальное.

Глаза слипались, мозг затормаживался, не хотел работать, переставал думать… а он всё проваливался, проваливался и проваливался…

Василий не сопротивлялся, просто ему было непонятно, с какого это перепуга вдруг спать захотелось. Просто уже совершенно нестерпимо: спать… спать… спать…

А ещё Кульков стал задавать сам себе вопросы.

Мозг уже почти не работал. Он, мозг, в кашу липкую превратился. Извилины и загогулины почти выпрямились. Они уже в нитки превратились… В краше… В мулине… В тонкие такие длинные нити…

Но Вася-Василёк из последних сил задавал вопросы… И сам же на них отвечал. На какие-то вопросы он знал ответы, на какие-то нет…

«От чего? От чая? От обычного чая меня в сон кидануло??
Или… или мне что-то в него подсыпали, подмешали?
Или… или вместо заварки чего-то такого… эдакого… добавили.

Ага… Вкус какой-то… не такой… странный… чудной… диковинный…
Но, что это?.. Что? Что?? Что???

Может… зелье ворожительное? Может… окрутить меня хотят?..
Может… отрава это?? Или яд смертельный?? Погибели моей кому-то хочется…

Кто так по-вражески постарался? Кто посмел травить меня? Кто? Кто?? Кто???

Неужели… неужели… тётя Глаша?
Не может быть! Зачем ей это надо?

Но кроме неё в комнатушке никого не было. Нет. И теперь никого…

Вот так фокус… Вот так покус… Волшебство сплошное…

Тётя Глаша, родненькая… зачем ты это сделала? Эх, ты… тётечка… Глашечка…
Зачем ты ворожительное средство мне в чай подсыпала? Зачем?? Для чего??

А? Для чего? Говори!! С какой такой стати? Что ты этим сказать хотела?
Отравить меня? Дураком сделать? В психушку сдать? В дурку?

Или… или на погост… меня снести… На кладбище… В земельку зарыть…

Спросить надо тебя за это. По полной программе!
Чтобы ответила за свои сатанинские действия, за свои дьявольские деяния.

Да-да! Спросить! В полной мере, так сказать. Как и положено. По закону.
Потребовать от тебя чистосердечного признания. Как следователи требуют у каждого подозреваемого и каждого обвиняемого. Даже пытки применяя.

На дыбу захотела? Под гильотину? На берёзу? С верёвкой на шее…
Но я не буду этого делать. Нет. Не буду.

Почему?
Потому что я не такой. Не зверь я. И не тиран.

Почему? Опять почему?
По кочану! Вот почему!

Почему? Снова почему? Неужели непонятно…
Хорошо. Отвечу. Честно скажу. Как на духу. Мне это запросто…

Да потому что воспитание мне не позволяет. И образование.
Ну и вообще справедливый я человек. И не кровожадный.

Сама об этом знаешь. Да и все знают в этой районной полуклинике.

Даже ваш самый главный начальник знает. Ваш командир. Ваш комиссар Жюв.

Не зря он меня спасал. Не зря он меня воскрешал. Не зря он меня по морде в тот раз лупасил. Не зря он на меня цельный флакон нашатыря вылил. Из горлышка прямо. Не зря он платочком махал, в чувство меня приводил. Не зря он, дорогуша, от меня мух белых и противных отгонял. Всё это он, бис чёртов, делал… меня милого спасая…

Да-да! Не зря! Всякого дурака и идиота он бы не воскрешал.
Значит, не дурак я. И не идиот.

А если я не дурак и не идиот, то стало быть умный я.
Да-да! Умный! Умнейший!
А умный должен понять, когда его руками душат, а когда зельем травят.

Поняла? Эй! А ты где? Сама-то где? Куда спряталась? Куда укрылась? Кому я говорю… Кому я это всё рассказываю… Ты где? Ау! Ау-у-у…
Ну-ка, вылезай на свет божий. Геть на солнышко!»

Тишина вокруг. Тишь абсолютная. Только Васино несвязное бормотание.

«Тётя Глаша!!! Ты где??» – снова простонал Кульков, сам того не сознавая.

«Туточки! Туточки я, касатик… Вот тута сижу… напротив…» – то ли произнёс кто-то вполголоса, то ли обезумевшему Васе-Васильку показалось.

«Где? Где ты? Не вижу… Откройся… Покажи своё личико… тётечка Глашечка…»

«Да здеся я, здеся… Неужель не видишь? Туточки я», – тихо-тихо послышалось откуда-то издалека. Было еле слышно… Или… или снова показалось…

Василий открыл глаза, встрепенулся: напротив, у стеночки, смиренно сидела его милая и добрая тётечка Глашечка; она уливалась горючими слезами и ласково смотрела на него, на такого жалкого. Платочком промокала заплаканные глаза. Эти мокрые и мутные старушечьи очи остро, как бритва, резанули по сердцу уставшего пожилого мужчину. Ему стало больно. За себя… За свои мысли… непристойные… За неё, старенькую маленькую сгорбленную добрую седую женщину, которой, видать, тоже было не шибко сладко в её долгой непростой жизни.

– А вы куда ходили, тётя Глаша? Я кричал, кричал… думал, что голос сорву…

– Да здеся я сидела. Куды же я денусь… До девок токо вот сбегала по-быстрому, узнать, вернулась Ольга Олеговна твоя али нет… И всё. А ты вздремнул маненько. Прям в пинжачке своём уснул. На столе. На тубаретке. Снять пинжачёк-то надо было. А то в ём-то неконфортно… И замял его весь. Ну, ничё… чичас расправим… будет как новенькай…

– Да?.. И долго я спал?
– Нетушки, милок. Не долго.

– Да? Это точно?
– Точно-точно. Точней не быват. Да и неудобно же сижа спать. Ворочался. Стонал. Голова на руках, сам скорчилси в три погибели. Какой это табе сон… Так… Убожество одно… Смертоубийство сплошное… Гиблое дело…

– Спать мне хочется. Спасу нет. Глаза не открываются… Как будто гири на них.
– Времени ужо нету-ка. Спать-то.

– А чего…
– Топать надыть. Туды. Наверх.

– Ладно… Дома досплю. Топать – так топать.
– Ага. Топать! Да побыстрее.

– Хорошо. Как скажете. Слушаюсь и повинуюсь.
– Вставай! Вставай, милок! Иттить ужо надыть!!

– А что, Ольга Олеговна приехала? Уже? Так быстро?
– Приехала. Воротилася, стерва пегая. Ужо к сябе, кобыла стоеросова, направилась. Надобно итить табе.

– Ладно… Понял… Итить – так итить… Как скажете…

Василий тяжело поднялся на затёкших ногах и медленно вышел из каморки.




Продолжение: http://proza.ru/2023/06/05/618

Предыдущее: http://proza.ru/2023/05/31/287

Начало: http://proza.ru/2022/09/02/1023


Рецензии