Толстолоб

Серега скривился, стукнул рыбу по голове и подождал. Рыба снова дернулась и ударила хвостом. Тогда он остервенился и молотком для отбивных измочалил ей всю голову. Все было кончено.
Серега взял нож и, внутренне сжавшись, стал им пилить жирный загривок толстолоба. Когда нож дошел до спинного мозга, толстолоб крупно вздрогнул. Серега уронил нож и отскочил от раковины. Он уже жалел, что сэкономил 14 гривень на чистке. Сейчас он дал бы все двадцать, чтобы только ко-нибудь другой разделал эту скотину.
А начиналось все так романтично. После ночи любви, вернее, не ночи, а 15 минут, подаренных ему Наткой, он, удовлетворенный, решил побаловать ее изысканным деликатесом – жареной  рыбой.
Он пошел на базар. Оказалось, что Серега сильно отстал от жизни. Цены были такие, что о задуманном карпе не могло быть и речи. Караси были сравнительно дешевы, но были мелкими. Оставались толстолобы. Они стоили 28 гривень за килограмм и были красивой, солидной рыбой. Но с огромной, как у головастика, головой и, как он слышал, костистыми.
Рыбная торговка, к которой Серега обратился со своими сомнениями, быстро их развеяла. Она сказала, что, во-первых, чем крупнее толстолобик, тем меньше в нем костей, а во-вторых, хозяйки даже предпочитают его коропу, ибо он жирней.
Серега почти созрел. Но тут рыбная торговка сказала, что если брать, то надо брать рыбину от трех килограммов. Серега сделал быстрый подсчет в уме: 28 гривен на три дало в сумме восемьдесят четыре гривны. Он уже хотел было развернуться и идти, и побаловать свою баядерку чем-нибудь другим, например фруктами. Мандаринами или хурмой, гривень на двадцать. Но на устах базарной торговки мелькнула такая гнилая усмешка, она так глянула на серегины спортивные штаны, что Серега сказал:
- Выберите-но мне хорошенького кабанчика, такого, до трех килограмм.
После долгих поисков и взвешиваний нашелся подходящий экземпляр – 2800.
- Чистить будем? – спросила торговка.
- А как же! – лихо сказал Серега. – Почем?
- Пять за килограмм.
Серега содрогнулся: «14 гривень за чистку!..»
- Хотя, - сказал он, - что тут чистить? Сам почищу.
И понес черный пакет, из которого капало, домой. Ему казалось, что прохожие с завистью и одобрением глядят на его пакет, в котором угадывалось свернувшееся полукольцом рыбье тело.
…  И вот к чему это привело. Выложенный на кухне в раковину толстолоб, о котором Серега думал, что он давно уже заснул, вдруг так подпрыгнул и лягнул хвостом, что Сереге стало не по себе.
В последние годы своей жизни 55-летний Серега окончательно склонился к буддизму. В той его части, что жизнь каждого существа и даже кошки – бесценна и неприкосновенна. Уже давно он не ел мяса. Впрочем, его буддизм не распространялся на людей, и если бы кто-то дал ему автомат, то он строчил бы по соседям и знакомым без передышки. Но другие создания, в том числе и рыбы, вызывали у него жалость и симпатию. Поэтому мысль отрезать живому существу голову и вспороть ему живот, поначалу его ужаснула.
Он решил заморозить толстолоба в морозилке, но он туда не влез.
Потом он подумал, что он все-таки мужчина, добытчик, и живет в жестокие времена в самом стремном месте Европы. Тогда-то он и взялся за молоток.
…Серега курил, с тоской глядя на толстолоба. Наконец, решительно загасил бычок, встал, подошел, крепко ухватил рыбу за толстую шею и пилил ножом до тех пор, пока голова с легким всхлипом не отвалилась набок. Он вспорол брюхо рыбине, выпотрошил ее, соскоблил противную чешую, напомнившую ему драконов острова Комодо, и стал резать тело на куски. Внутри себя Серега как бы заледенел. Он подумал, что любой буддист после нескольких убийств теряет к этому чувствительность и становится самим собой – кровавым животным. «Если бы Раскольников на другой день прикончил еще пару бабок, - цинично думал Серега, - он бы так не психовал».
Серега, насвистывая, отрезал уже второй кусок, когда обезглавленный и выпотрошенный толстолоб дернулся так, что Серега с визгом отскочил на середину кухни…
Смеркалось. Солнце спряталось за общагу стекольного завода, и на небе загорелась звезда.
Если бы какой-нибудь Карлсон заглянул сейчас в форточку на пятом этаже, то увидел бы мужчину, взвешивающего на безмене что-то в целлофановом кулечке. У мужчины был вид Джека Потрошителя, любующегося делом своих рук. Большая отрезанная голова лежала на тарелке. «Кило двести…», - пробормотал Джек и засмеялся.
Щелкнул замок, пришла с работы Натка. Усталая Натка хорошенько попудрила в сортире нос, вымыла руки и зашла на кухню. Серега отмывал от крови и чешуи стены и пол.
- Привет, мой свет, - сказала Натка. – А ты это чего тут делал?
Серега скосил красные глаза на жену.
- Дрочил, - сказал он, и специально громко выпустил из задницы газы.
Натка ненавидела это.
- Скот, - сказала она.­