Я буду ждать на темной стороне. Книга 3. Глава 38

Новаковский прибыл почти вовремя, не опоздав благодаря тому, что выступление началось на пару минут позже, прежде чем его компания соизволила заявиться на пресс-конференцию, пробираясь между рядами застывших в ожидании чуда зрителей.

Получив также приглашение, Евангелина долго раздумывала над тем, стоило ли ей туда идти, либо нет. И решив вначале пропустить это мероприятие, чтобы уделить побольше внимания дипломной работе, изменила свое решение в последний момент, стоило ей узнать, что Егор собирался туда заявиться не один, а в компании Феклы и её братьев. Так что не помня уже, когда она в последний раз общалась с ней вживую, а не по телефону, Евангелина моментально загорелась желанием посетить пресс-конференцию, находясь в предвкушении новых шуток столь пестрой компании.
 
С другой стороны, она была не против посмотреть и на Лисова. Но вспомнив, чем закончилась устроенная им вечеринка в честь собственных именин, выбирая наряд для посещения данного мероприятия, она искренне надеялась, что в этот раз все обойдется без «приключений». И стараясь не афишировать перед окружающими собственную заинтересованность в таком событии, она избегала всякого упоминания одногруппниками об этой пресс-конференции, окончательно «растаяв», когда Егор сообщил ей о Фекле. Что ни говори, а с ней все должно было пройти куда веселее. А если ко всему прочему Фекла додумается захватить с собой деда, то это будет просто аншлаг.
      
Правда, пока она вместе с Новаковским, его братом, Рамахеевой и Гольдштейн очутились в зале, большая часть зрительских мест была давно занята. Поэтому им не оставалось ничего другого, кроме как рассеянно озираясь по сторонам, искать, где можно было бы приткнуться ещё, пока  они не заметили махавшего им рукой Дорофея.

Узнав свою кузину, сидевшую рядом с задремавшим дедом Карлой и её братьями, Егор направился в самую гущу толпы. И обрадовавшись тому, что Фекла догадалась заранее придержать им места, сделал знак остальным следовать за ним.

Недолго думая, девочки последовали его примеру. Один только Алекс, отвлекшись на телефонный звонок своей подруги Матильды, на миг затерялся в толпе, рискуя остаться без места, и следить за происходящим на сцене, подпирая собой стены.

Обернувшись, Новаковский не сразу заметил отсутствие брата, но и не особо переживая за его судьбу, он как ни в чем не бывало продолжил свой путь, плюхнувшись позже в пустое кресло, расположенное как раз между Евангелиной и Феклой.

Поделившись последними событиями из своей жизни, Фекла рассказала им, как они отмечали день рождение деда, стараясь перекричать гул голосов.

Навострив слух, Евангелина старалась не упустить из её болтовни ни единого слова, время от времени посматривая на сцену, где вот-вот должен был появиться Лисов, мысль о котором почему-то отдавалась странным ощущением в районе сердце. Как будто она действительно переживала за него, и ей было не все равно, что он скажет зрителям. Ведь она тоже в какой-то степени являлась его зрителем. Что неудивительно, ведь после проведенных вдвоем ночей, наполненной невыразимой страстью, между ними возникла такая связь, что оба больше не представляли своей жизни порознь, продолжа ошибочно считать, что ничего друг другу не должны, и не нуждаются во взаимном внимании.

Особенно болезненно переносила подобные моменты одиночества Евангелина. Вернее отсутствие возможности переброситься с ним хоть одним словом. И как бы ни преследовало её желание вволю посмеяться над очередной выходкой этого парня, если во время пресс-конференции что-то пойдет не так, то она тоже огорчится. Все-таки с некоторых пор они перестали быть чужими друг для друга людьми, и этот опыт немало значил для неё. 

Рассказ Феклы оказался самым что ни есть обыденным, но учитывая способность этой особы уделять чересчур много внимания деталям в своих историях, а также умение подавать все это под таким соусом, что её хотелось слушать и слушать, растопырив свои уши, слушатели ловили её каждое слово, забыв на миг, зачем они сюда вообще пришли.
 
Продав на вокзале последний запас тряпок, (так называла она остатки барахла, припасенного её матерью для торговли), они купили на эти деньги рис. И приготовив вечером рисовую кашу, посидели скромно всей семьей, отмечая день рождение дедушки Карлы. Подарка как такового не было. Фекла сказала ему купить что-то себе из той скромной суммы денег, что у них была. Тем все и обошлось. Этот день рождения разительно отличался от того, как отмечал подобный праздник Лисов, приглашая к себе своих приятелей. Уж что-что, а это Евангелина точно подметила, сравнивая столь непохожий стиль празднования этого мероприятия в разных семьях. И впервые обнаружив, что день рождение можно отмечать настолько скромно, она впервые задумалась о важности финансовой состоятельности, ранее никогда не акцентируя на этом внимание.

Прислушиваясь к воспоминаниям сестры, Егор не упустил возможности напомнить ей и о своей новогодней вечеринке, во время которой та чудом избежала потасовки с ухажером Мельчуцкой. 

— И ты действительно могла бы на такое пойти? — вопрошала её Евангелина, у которой не укладывалось в голове такое поведение, на что Фекла ей ответила:

— Сколько помнят меня братья и Егор, я могу учудить и не такое. Но в этот раз все прошло, на удивление, спокойно и цивильно.

Казалось она сама была в шоке от своего поведения, учитывая отдельную особенность  неуравновешенного характера.

— Меняюсь наверное, в лучшую сторону... — подытожила Фекла, не став распространяться о том, как придя позже домой пьяная вхлам, тут же легла спать, в чем была. Так что застукав её с утра в таком виде, с фразой: «Ты дура?», Дорофей лишь покрутил пальцем у виска, словно намекая сестре, что в этот раз по части сумасбродств она превзошла саму себя. 

— Вы бы своего деда на всякий случай привязали, а то сейчас начнет ходить по залу и здороваться с воображаемыми друзьями, — не выдержав, внезапно вмешался Новаковский, с опаской покосившись на старика, который закрыв глаза, казалось был готов вот-вот свалиться на пол от одолевшего его сна.

Тот звонок на телефон от неизвестной службы вывел Егора из мимолетного полузабытья, и, приготовившись вернуться домой словно ничего не стряслось, он задумался о судьбе потерявшегося старика, не сразу догадавшись, о ком вообще шла речь. А когда понял по описанию незнакомца, с каким человеком общалась эта служба, закусив удила, был вынужден отправиться туда на такси и самостоятельно выяснить, чем он мог помочь и так ли уж нужна была его помощь. Хотя с таким же успехом деду Карле могла бы помочь и Фекла, ведь это был её родственник, а не его.

Как выяснилось позже, уверовав в действие рекомендованного ему одним врачом лечебной петрушки, старик отправился за этим «чудодейственным» средством на черный рынок, предварительно нажравшись корня мандрагоры, купленного за бесценок у какой-то торговки. И привыкнув принимать все лекарственные средства, не отходя от кассы, выбросив на это приобретение чуть ли не половину своей пенсии, он сожрал этот корень прямо возле рыночной площади, отправившись гулять по окрестностях городка в уже более приподнятом настроении.

Путешествие деда затянулось. И когда он понял, что не может найти дороги обратно, точнее больше не помнил, где он живет, и куда ему идти, к тому времени успел куда-то пропасть его паспорт и остальная часть денег, что он носил с собой. Хотя скорее всего их украли местные бродяги, подсказав ему неправильный маршрут обратного пути.

Дед Карла плохо помнил, сколько времен заняло его путешествие, уводившее его все дальше и дальше от знакомых мест, пока он не очутился на пороге какой-то заброшенной часовни. Пожив, таким образом, три дня под открытым небом, старик мог бы со спокойной душей  продолжить свое беззаботное существование на паперти заброшенного храма и дальше, если бы не патруль.

Приняв его за какого-то алкаша, с помощью этой службы он оказался на участке до выяснения обстоятельств: как докатился он до такой жизни и есть ли у него вообще какие-то родственники, потому как внешний вид старика оставлял желать лучшего. Впрочем, в сытые времена дедушка Карла выглядел не лучше, пугая своей физиономией впечатлительного Айка.
 
Небритый, в затасканной одежде, имевший теперь неприглядный вид, изрядно похудевший, теперь дед Карла практически ничем не отличался от местной босоты. И совершенно не помнивший, к какому сословию принадлежала его семья, старик разгуливал по заброшенным районам города, наплевав на все условности, пока его не угораздило столкнуться с вышеупомянутым патрулем.

Нацепив на него наручники, полиция принялась расспрашивать его о причине, вынудившей проводить свой досуг на паперти храма, куда давно никто не наведывался, кроме всяких бродяг, однако вместо того, чтобы рассказать им о том, как было все на самом деле, и как его обманули на базаре, подсунув вместо чудодейственной петрушки корень мандрагоры, окончательно одурев от пережитого, дед поведал им наспех придуманную историю:

«Да вот приехал с одной экскурсией помолиться святому Духу. Нас было человек двадцать в группе. Плюс экскурсовод… Ну, зашли, мы значит, в храм, помолились, а потом автобус уехал, а я остался»

Оставив старика наедине с собой, сотрудники полиции вышли из помещения посовещаться, заодно решить для себя, что делать с ним дальше, пока все не закончилось тем, что узнав от него номера телефонов всех его родственников, принялись звонить всем подряд, попав по счастливой случайности именно на Новаковского.

— А зачем он вообще поперся в этот храм? — недоумевала Евангелина, так ясно представляя себе все эти картины, что у неё просто не укладывалось в голове, что Фекла могла не забрать обратно своего старика.

— Ну, это же дедушка Карла! — насмешливо бросил Егор, откидываясь на спинку кресла. — Он может позволить себе такие путешествия, — в один конец. При любом раскладе отвечать все равно придется Фекле.

— Интересно, как он жил там все это время…

— «Жил»? — изогнув бровь, иронично отозвался Егор. — Где растелет три газетки, там и дом... Что утром подберет, то и его завтрак. Вот так и просуществовал на паперти храма пару дней, пока его не забрала оттуда полиция. А так, думается мне, умудрись он сожрать этот корень мандрагоры целиком, от его мозгов, которыми он и раньше был не особо обременен, осталось бы одно лишь воспоминание.

— Я удивляюсь, что он вообще умудрился дожить до столь преклонного возраста.

— Такие люди как дедушка Карла очень живучи. Они живут в своем сказочном измерении и ни о чем не парятся, поэтому зачастую им больше всех как раз и везет. 

Дальнейшую фразу ему помешала закончить начавшаяся на сцене суета. Опомнившись и моментально забыв о приключения старика, Евангелина также устремила взгляд на сцену, сосредоточившись на предстоящем выступлении. И стоило ей об этом подумать, как в следующий момент помещение зала осветил яркий свет прожекторов и к зрителям вышел организатор. 

— Добрый вечер, дамы и господа, леди и джентльмены, мадам и месье! — поприветствовал он присутствующих, как только в зале воцарилось некое подобие тишины, после чего поправив прикрепленный к своему пиджаку микрофон, торжественно добавил:  — Сегодня мы будем говорить о сложностях хитросплетений людских судеб, поэтому нашим гостем станет человек, который был лишен не только счастья, но и возможности понимать его отсутствие, — улыбнувшись, он махнул рукой в сторону кулис, где в следующий момент появился Лисов собственной персоной.

Выглядевший подобно последнему осколку погибшей вселенной, у него был такой вид, будто он жалел, что не прихватил с собой гранату, которую спрятав за своей спиной, мог бы спокойно подорвать прямо здесь, отправив к праотцам не только искрившего плоскими остротами ведущего, но и всех гостей, прибывших на эту пресс-конференцию, чтобы лишний раз обсудить его личность.

— Привет… — Вспомнив, наконец, что с публикой не мешало бы для начала поздороваться, Лисов натянуто улыбнулся, помахав рукой на камеру.

— Ой, гляди-ка, какой парень! Кажется, я его уже где-то видела! — узнав Лисова, Фекла толкнула в бок своего кузена, что, в свою очередь, повлекло ответку, — уж больно шибко получилось у неё привести его в чувство.

Сам он пришел сюда из-за Евангелины. В надежде, что окончательно проникнувшись ораторскими способностями своего любовника, она вскружит ему голову, и, оставшись, вне конкуренции, Эрика падет в его, Егора Новаковского, объятия. Когда осветив периметр сцены, огни рампы сосредоточились на обманчиво хрупкой фигуре сидевшей под пристальными взглядами публики парня, который планировал сегодня бросить им вызов и доказать, что холдинг никогда не попадет в чужие руки, так что о завладении капиталом фирмы подобные личности могли только помечтать. Не помнил его наверное один только дед Карла, но обвинять его было не в чем, потому как старика находился уже в таком возрасте, когда обычно хорошо помнят юность, а не то, что сегодня было на завтрак.

Иного мнения о происходящем была Евангелина, делая акцент на других вещах. И как только охватившей её шок от вида Лисова, прошел, изумленная тем, что решил выступать почти полуобнаженным, предоставляя возможность другим созерцать то, что когда-то предназначалось только ей одной: руки, плечи, спину, в чью кожу она когда-то впивалась своими ноготками в периоды экстаза, у неё было такое чувство, будто этот парень её предал, рискнув покрасоваться перед публикой без верхней одежды.

— О вас ходят слухи, как о человеке с тяжелым прошлым, — начала сыздали журналистка, стараясь поближе подобраться к столь экстравагантной личности. — Что вы можете на это сказать?

— Люди осуждают мой образ жизни и часто спрашивают, не боюсь ли я умереть в одиночестве, сорясь со всеми подряд, — хмыкнул Лисов, словно речь шла о каких-то пустяках, а не человеческих отношениях. — Но на их месте я бы боялся умереть в окружении людей, которые в период твоих последних вздохов будут думать не о тебе, а о том, как поскорее поделить твое наследство, нажитое честным трудом за правильную жизнь.

— Не боитесь атаки хейтеров? Ведь агрессивный дележ наследства  в виде холдинга — это, можно сказать, не совсем обычное дело в нашем городе, где людям постоянно чего-то не хватает.

— Вы знаете, их выпада в свой адрес я не боюсь от слова совсем. И кстати, на днях, не поверите, я не смог отказать себе в удовольствии постебать одного из моих давних недоброжелателей, который запилил на меня кучу обзорчиков в домашних условиях на фоне штор и стола с потрепанными дисками. И это только начало. Так что хочу его тоже поприветствовать! — Оставшись доволен той реакцией, которая произвела его речь на присутствующих, он снова помахал рукой в камеру, передавая привет конкурентам и не только.

Почувствовав себя на его фоне идиоткой, журналистка лишь снисходительно улыбнулась в ответ, и, все ещё находясь под впечатлением его самоуверенности, вспомнила вдруг, что ей следовало в двух словах представить его биографию. После чего открыв свой блокнот, где были заранее записаны наводящие вопросы, она придала своему лицу умное выражение, и зачитала вслух отдельные отрывки готового текста, нарочно оставив то, что нового главу холдинга характеризовало не самым лучшим образом:

— Артем Лисов родился в довольно обеспеченной семье, под неусыпным контролем строгого отца и любящей матери. Лишь изредка в процесс его воспитания вмешивался родной дядя. В детстве он рос непослушным и своенравным ребенком. А что касается юности, то там на просторах любовного фронта у него то и дело возникали безответные симпатии, но влюбленностей, как таковых, не существовало, потому что больше, чем кого-либо, этот парень любил только себя.

На этом моменте Лисов посмотрел на женщину таким уничтожающим взглядом, что вовремя опомнившись, она перевернула страницу своего блокнота, зачитав вслух следующее:

— В недалеком будущем он мечтает жениться на достойной девушке, но заводить детей он пока не спешит. Этот парень обожает скандалы и редко их избегает. Изредка курит и весьма благосклонно относится к дорогому алкоголю. Своё будущее он видит счастливым и интересным. Мечтает умереть в преклонном возрасте: красивым, богатым и бездетным. Этот парень — личность сильная и независимая. Его невозможно сломить. А если кто и постарается это сделать, то неизбежно потерпит поражение, потому что последнее слово всегда остается за ним. Родители не всегда одобряли его поведение, но в его судьбу предпочитали лишний раз не вмешиваться. Тихим и скромным он не был никогда. И если бы ему не повезло родиться в обеспеченной семье, то сейчас он, скорее всего, вел бы тренинги для девушек по соблазнению парней и приобретению уверенности в себе, либо занимался угоном авто.

— В это трудно поверить, но в глубине души я романтик, — отозвался он, едва с чтением его составленной на коленке биографией было покончено, и возникла необходимость запомниться зрителям лирической и почти байронической личностью, — и тоже хочу любви.

— Но лично мне показалось, что некоторые из ваших гостей не очень-то рады вашему присутствию, — кивнула журналистка в сторону зрителей, негативно настроенных по отношению к нему.

— Мне все равно: рады они или нет, — отмахнулся от неё Лисов, ненадолго выбившись из образа покладистого персонажа, однако вовремя обуздав своих внутренних демонов, вновь прикинулся душкой, заявив следующее: — Я всегда был неудобным парнем. Чуть ли не с первого момента моего появления на высокой должности этого холдинга. Поэтому всем моим подчиненным приходилось подстраиваться под меня, но я ни о чем не жалею.

Отвернувшись от сцены, Евангелина еле слышно вздохнула, почувствовав острую необходимость вникнуть в сказанное им. Пока что ей было не совсем понятно, где он был искренен, а где валял дурака, разводя журналистку на банальности, но чем дольше она задерживала на нем свой взгляд, тем сложнее ей потом было оторваться от него и переключиться на других людей, — до такой степени притягивал к себе его образ, моментально западая в душу обывателю.

Конечно, он мог бы спокойно выступить и в деловом костюме, закрывая тело от посторонних взглядов. Но приняв единожды решение ни в коем случае не походить на отца, сделал так, как подсказывала ему интуиция, не слишком заботясь о том, что подумают о нем окружающие, а уж тем более Евангелина. Из-за этого она никак не могла сосредоточиться на его вступительной речи, многое пропустив в самом начале, а потом и вовсе потеряв нить его беседы с журналистами.

Евангелина просто любовалась им со своего места, надеясь, что он не увидит её и не узнает о её присутствии. И только один вырванный из контекста вопрос журналистки остался в её памяти,  едва зашел разговор о личной жизни.

Уклонившись от прямого ответа на вопрос о том, есть ли у него сейчас спутница жизни, (причем сделал он это не затем, чтобы скрыть от общественности имя будущей избранницы, а чтобы не спугнуть счастье), парень прибегнул к черной риторике. И умело переводя любопытство журналистки на более безопасную стезю, начал делиться с ней пространными рассуждениями на тему любви, понятными даже ребенку. 

— Ну, для того  чтобы построить нормальные отношения, — возразила журналистка, прервав на полуслове его пламенную речь, — для начала не помешало бы влюбиться. Но как поняла я, у вас такого ещё не было…

Натянуто улыбнувшись, парень лишь отрицательно кивнул в ответ, словно опровергая её беспочвенные подозрения. 

— Значит, все-таки любили, — пришла она к такому выводу, не ожидая столь резкого опровержения своих догадок.
 
— Да, — кивнул Лисов, прикрывая на миг глаза. — И первый раз я влюбился в пять лет…

Журналистка вопросительно уставилась на него, ожидая пояснения.

— Когда прошел мимо зеркала… — закончил он свою фразу на подобной ноте, ничуть не заботясь о том, какое впечатление произведет его речь на окружающих. — Но сегодня ситуация существенно изменилась, и, несмотря на свой жесткий характер, я готов показать, что могу испытывать к людям что-то ещё, кроме ненависти и презрения.

Моментально вспыхнув, Евангелина была готова провалиться сквозь землю, искренне надеясь, что он не обнаружит её присутствия в зале до конца съемок прямого эфира.

— Как же мне стыдно за то, что он говорит! — вырвалось у неё быстрее, прежде чем она успела прикусить язык, стараясь не слушать аплодисменты, адресованные перекрученной правде этого парня. — Лисов, угомони свои таланты. Не позорься!

С удивлением покосившись на неё, Фекла усмехнулась:

— Ну, а что ты хотела?! От арбуза пэрсик не родится, — это был намек на его наследственность, передавшейся ему от отца-психопата. 

— Да ладно, а у меня создается впечатление, что мать специально надела на него корону, внушив ему, что он гений, — отозвался Новаковский, не упустив шанса также кинуть камень в огород одногруппника, чья личность была теперь для него ходячим напоминанием долге, часть которого он никак не мог выполнить, кормя того одними лишь обещаниями.
 
— Только такими методами можно «воспитывать» мужа, подталкивая его к достижениям в плане самореализации, но не ребёнка, — проронила Фекла, переводя взгляд на сцену. — Поэтому дорвавшись до власти, этот парень теперь искренне не понимает, за что его не любят ни конкуренты, ни подчиненные.

— А вот мне, наоборот, очень его жаль, — вступила в беседу Рамахеева, по-своему растолковав мотивы поведения одногруппника, в котором, разумеется, она не видела ничего хорошего. — И чем дольше я за ним наблюдаю, тем больше прихожу к убеждению, что вся эта его экстравагантность, напыщенный образ плохиша — всего лишь внешнее шоу, за которой скрывается ранимая и одинокая натура.

Слушая её, Евангелина только покачала головой в ответ, не став разубеждать подругу в обратном. Лисов вел себя так, как считал нужным. Это было его обычное поведение, притворяясь добрым лишь из выгоды, но разве Рамахеевой что-то докажешь? И давно перестав следить за сутью его речи, адресованной главам благотворительных акций, девочки принялись обсуждать его тело, делясь друг с другом своими предпочтениями. 

— Да ладно! А мне больше нравятся мишки с упругими животиками, — призналась Фекла, вспоминая недавно сбежавшего от неё кавалера, предпочитавшего спиртное объятиям с ней. — Чтобы за задницу можно было ущипнуть. А этих за что щипать-то? Там палец об кость сломаешь, — с укоризной бросила она, поглядев на Лисова. — Да и дохляк он какой-то, еще и глаза закатывает постоянно. Однозначно не герой моего романа.

— Не говорите ерунды! Он красавчик! — отмахнулся от неё соседка, одна из девушек, работавшей в этом холдинге. —  Харизматичный и изящный, с пронзительным взглядом темных глаз. В нем чувствуется порода. А временами он реально веселит, да и, в целом, оживляет такое скучное представление. К тому же он довольно импозантен, фотогеничен, и при всем этом невероятно комичен.

Слушая эту незнакомку, Евангелина даже в чем-то была готова с ней согласиться, но не собираясь перед всеми выдавать свои намерения относительно Лисова, предпочла хранить молчание, хотя на самом деле ей хотелось закрыть ладонями уши и не слышать, что говорят о нем окружающие, сама недоумевая с того, почему её стали заботить такие вещи, когда раньше ей на это было наплевать. И только ей показалось, будто все устаканилось, и сейчас он скажет что-то действительно умное, как вдруг сделав знак публике заткнуться, Лисов посмотрел на своих помощников, ожидавших от него какого-то сигнала из-за кулис.

С решительным видом поднявшись с места, он слегка размялся, пройдясь по сцене и рассправляя спину. Все указывало на то, что собрался устроить очередное шоу для публики, дабы получше всем запомниться. И приготовившись в этот раз окончательно провалиться сквозь землю от стыда, Евангелина настолько внимательно следила за каждым её движением, что её взгляд вряд ли бы остался им незамеченным.

Она была близка к тому, чтобы выдать себя с головой, только глядя на зрителей, Лисов её не видел, полностью сконцентрировавшись на своих мыслях. 

— И что это будет? — поинтересовалась у него журналистка, заинтригованная его действиями.

— Это будет смертельный номер, — продекламировал он, и, перехватив на мгновение испуганный взгляд побледневшей Евангелины, простодушно добавил: — Распил надвое человека, закованного в ящик цепями.

— И что вам для этого понадобится? — уточнила у него журналистка, надеясь узнать, хотя бы к чему готовиться зрителям, дабы не получить психическую травму.

— Совсем немного, — поворачиваясь к ней, небрежно бросил Лисов. — Мальчик-ассистент, пила и какой-нибудь субъект, испытывающий искреннее желание побыть нашим «орудием», которое мы как раз и будем распиливать на части.

И только он успел это произнести, как пару его помощников выкатили из-за кулис небольшую коробку, где должна была находиться на протяжении всего сеанса распиливания выбранная жертва, после чего продемонстрировав её пустовавшее содержимое перед ахнувшей публикой, расположил коробку посреди сцены, вооружаясь пилой.

Книга 3. Глава 39

http://proza.ru/2023/06/04/697