Кожанка и наган. -

                Рассказ основан на реальных событиях.

                (Создатель рисунка Вадим  Камков.)

  Рассказ «Смоляные ворота» произвел на меня сильное впечатление. В моей
  душе ныло чувство неудовлетворенной справедливости. Хотя Елена сама себя
  погубила своим самоубийством, все же те, которые оклеветали и довели ее
  до этого страшного поступка, по моему мнению, должны были за это понести очень
  суровую кару. И если Захар был жестоко наказан,  избит и покалечен Сергеем,
  то Аким, отец Елены, забив свою дочь плетью и через это доведя
  ее до самоубийства, оставался пока безнаказанным! Смиряться с этим моему
  сознанию никак не хотелось, а хотелось поскорей узнать, как за это покарал
  этого Акима Господь.
    - Ну что там дальше было? – спросил я бабушку, когда оказался у нее
  на очередной ночевке. - О чем это ты? – посмотрела она на меня. - Ну как о
  чем! - воскликнул я. - Ты говорила, что Акима Бог покарал за его жестокость,
  за замученного австрийца Оскара, за доведенную до самоубийства дочь! – Как
  покарал? - Расскажи, когда это было?
    - Это было на следующий, в 1918 году. - Тогда не только ему, но и нам всем
  досталось!
    - А вам-то за что? – удивился я.
    - Как за что?! – нахмурив брови, посмотрела на меня бабушка. - Мы же кулаки!
  Мироеды! - Чуждый рабочему классу элемент. - И это те, кто работал наравне
  с наемными рабочими, от зари и до зори!
      Бабушка замолчала на минуту, посмотрела на меня и продолжила: - Ты знаешь,
  как мы жили в России при царе? – До этой революции.
    - Нет, не знаю, – ответил я. - Конечно, не знаешь, откуда тебе знать, -
  улыбнулась бабушка. - Ну, так я расскажу.
      Бабушка замолчала на минуту, устремив свой взор в пустоту. Лицо ее
  просветилось доброй улыбкой. Было понятно, что из ее подсознания, из самых
  глубоких закромов детской памяти, один за другим всплывают воспоминания
  того далекого счастливого детства. Помолчав так минуту, она посмотрела на меня
  и рассказала историю, совсем не такую, какую представлял себе я, и где судьба
  Акима Зверева была далеко не главной.
    - Наш род по моему отцу, Харченко. Начала свой рассказ бабушка. – Был очень
  плодовитый. Кроме четырех сестер – Анастасии, Наталии, Ксении и Валентины,
  было три брата. - Старший брат Иван, средний Борис и младший брат, мой папа
  Петр. - Не менее плодовитой была и семья их отца, моего деда Константина. – И
  семья моего прадеда, деда моего отца. - Ты знаешь, кстати, сколько он прожил?!
  Улыбаясь, посмотрела на меня бабушка.
    - Сколько? - спросил я.
    - Мой прадед Михаил прожил 133 года! – воскликнула бабушка. - И умер он
  в 1933 году от голода. - И кто знает, сколько бы он еще прожил, если бы
  не страшная голодная смерть!
    - Это что, получается, он родился в 1800 году?! - подсчитал я.
    - Да, – подтвердила бабушка.
    - Невероятно! – воскликнул я. – Значит, в 1812 году, когда Наполеон пришел
  с войной на Россию, твоему прадеду было 12 лет?!
    - Да. - Улыбнулась бабушка. - Это был удивительный человек, и стоит о нем
  немного поговорить отдельно. - А потом я расскажу, как мы жили при царе.
    - Хорошо, – согласился я и настроился слушать.
      Бабушка замолчала на минуту, вспоминая свою прошлую жизнь и все то,
  что она знала и помнила о своем прадеде. Затем, улыбаясь, посмотрела на меня
  и продолжила свой рассказ.
    - Прадед Михаил жил зажиточно, имел две мельницы, на которые приезжали
  молоть муку люди со всех округ, до тридцати верст. Прадед Михаил сам молол
  эту муку, и мешки по 70 килограмм в 90 лет на своих плечах, наравне с
  сыновьями таскал.
    - В 90 лет! - Мешки по 70 килограмм! - Не может быть! - усомнился я.
    - Я что, по-твоему, брехло?! Нахмурилась грозовой тучей бабушка.
    - Нет! Воскликнул я. – Может ты…
    - Вот тебе крест! – Перебивая меня, уверенно перекрестилась бабушка. – Да
  что там мешки! – Неожиданно  улыбнулась она. – Прадед в 90 лет такое учудил, и
  смех, и грех.
    -  Что это еще?! – спросил я и невольно тоже улыбнулся.
    - Он Глафиру, 18-ти летнюю их домработницу, обрюхатил! – Ха! – Ха! – Ха! –
  засмеялась бабушка. – Сейчас-то это смешно, а тогда не до смеха было. – Я в то
  время еще не родилась, но как мне рассказывали позже мама, сраму от прадеда
  тогда натерпелись все вдоволь. - Дети ругали его. - А он им говорит в ответ: -
  что вы браните меня детки! Я бабушку вашу давно схоронил и больше не женился!
    – Но я полноценный мужик и не могу без женщины! - Вот таким был мой прадед,
  улыбнулась бабушка.
    -  Да. Улыбнулся я в ответ. - Селен был мой прадед. - А что же с этой
  работницей Глафирой стало? – спросил я.
    - С Глафирой все было хорошо. Дети Константин и другие члены семьи собрали
  ей хорошее приданое и выдали ее замуж за одного парня из села Бурное. - Вот
  так вот. Бабушка замолчала на минуту, неожиданно перестала улыбаться и,
  нахмурив брови с грустью в глазах посмотрела на меня. - А ведь он на моих
  руках умер.
    - Кто? - Твой прадед? - спросил я.
    - Да. - Крепкий, высокий в былые времена, он в голодный год от голода так
  сдал! Остались только кожа да кости. – Видел по телевизору фотографии людей
  из немецких концентрационных лагерей?
    - Да, видел.
    - Так вот, таким был мой прадед перед смертью. Бабушка замолчала
  на мгновение и тут же продолжила. - Как сейчас помню, как он таял с каждым
  днем и все время просил: - Дайте покушать. - Так и умер, с коркой хлеба в
  руках. - Кто-то из внуков отдал ему свою корочку. - И это тот человек, который
  в царское время снабжал мукой всю округу!

      Бабушка вновь замолчала и устремила свой взгляд в пустоту. Ее белое,
  хлебного цвета лицо начало багроветь, брови нахмурились гримасой злобы
  и презрения. - Этот страшный голод 1933 года унес многих людей. - Но его
  могло бы и не быть!
    - Могло бы не быть?! - переспросил я. - Это как?
    - А вот так! - воскликнула бабушка. - В селе Бурном церковь Архангела
  Михаила была засыпана зерном по самые купола! Сначала засыпали через двери и
  окна, потом их заколотили, и стали подавать зерно в мешках на крышу, и ссыпать
  его через окна куполов. А когда храм заполнили, поставили вооруженную охрану
  НКВД. Голодные люди знали, что в этом храме зерно, и сходились к нему со всей
  округи. Просили дать им хлеба. Но сытые охранники отгоняли их от ворот храма,
  избивая прикладами своих ружей. Люди отползали в сторону, но не возвращались
  домой, так и умирали у стен храма. И умерло их там очень много! Никто не
  спешил убирать их тела, так они и валялись там, в два, три круга вокруг храма,
  пока не появился невыносимый смрад, только после этого их стали вывозить!
    - Господи! - Какой ужас! - поморщился я. Помолчал секунду и тут же спросил.
  А как же ты, бабушка, выжила в такой голод?
    - Я! - О, это еще одна маленькая отдельная история. Бабушка помолчала
  секунду и продолжила. - Ведь мы тоже едва все не померли, как мой прадед! И
  померли бы, но мой папа нас неожиданно спас.
    - Мой прадед Петр? - спросил я. - А как понять «неожиданно»?
    - Как я тебе раньше рассказывала, - продолжила бабушка. - Папа был
  распорядителем земель. Его многие уважали, как русские, так и казахи. И вот
  когда голод нас всех свалил, один казахский торговец с рынка, и хороший
  знакомый папы, подсказал ему, как спасти нас от голода. - Для этого, - сказал
  он отцу, - собери все деньги, какие есть у тебя, продай что-нибудь ценное,
  если не хватит, не жалей ничего, но собери нужную сумму и купи на базаре
  взрослого откормленного бычка. Дома зарежь его, но мясо себе не оставляй! Себе
  оставь только сбой, голову, хвост, копыта, шкуру и кишки! Будешь хранить все в
  ледники, варить и кормить семью. А мясо привезешь мне, я все продам на рынке и
  отдам тебе деньги. На эти деньги ты купишь молодого теленка, подержишь его 5–6
  месяцев, откормишь, опять зарежешь, мясо на рынок, а сбой и кишки снова
  заберешь себе. Папа все так и сделал! Вот так, раз за разом, и мы спаслись
  тогда от голодной смерти! Жалко, прадед не дожил до этого. - Вздохнула
  бабушка.
    - Поразительно! - воскликнул я. - А что, разве во время голода на рынке
  можно было купить какие-то продукты, или даже целого быка?!
    - Ха! Ха! - вдруг засмеялась бабушка. - На рынке у спекулянтов, даже вовремя
  страшного голода можно было купить все! Любые продукты! Да и сами эти
  мироеды совсем не так выглядели, как выглядели остальные голодающие люди!
  Они были сытые и не пухли от голода!
    - Невероятно! - воскликнул я.
    - Да. Но это правда. Бабушка замолчала на минуту и внимательно посмотрела
  на меня. - Думаешь, то, что вам рассказывают в школе, - это правда?! Революция
  дала крестьянам землю?! - Ха! Ха! Какая чушь! - засмеялась и тут же
  поморщилась бабушка. - А то при царе земли не было! Ложь! Советская
  пропаганда! – возбужденно воскликнула бабушка и внимательно посмотрела на
  меня. После чего она неожиданно притихла и уже более спокойно сказала. - Ты
  только молчи и никому не говори, что я тебе сказала. Нахмурила она брови. - А
  то меня на старости лет в каталажку упекут! А то еще хуже - в дурдом!
    - Не бойся, не скажу! - робко воскликнул я, пораженный этим неожиданным
  и первым таким откровением моей бабушки.
      Для меня, пацана, воспитанного сначала в духе пионерии, а потом
  и комсомола, это неожиданное откровение бабушки было подобно выстрелу
  из пушки у самого уха. Я сидел минуту, словно оглушенный этим выстрелом. -
  Как неправда! - Как пропаганда! А мои любимые фильмы «Ленин в октябре»,
  «Щерс», «Коммунист» и другие. Ведь я рос на них, я всегда в этих фильмах болел
  за красных! За советскую власть! За рабочих и крестьян! А теперь что?! - Как
  теперь смотреть фильмы «Неуловимые мстители» и «Как закалялась сталь»?!
    - О чем задумался? - Возвращая меня в реальность, улыбнулась бабушка.
    - О твоих словах. - Если ты говоришь, что нам в школе говорят неправду,
  то где же тогда, правда?! – Расскажи, если знаешь. – Чем было лучше при царе?!
    - Всем. Ответила бабушка. – Я, конечно, сама мало что помню, мне в 1917 году
  было всего 6 лет. Но даже те малые детские воспоминания запечатлелись
  в моей памяти как-то сказочно! А то, что мне рассказала позже мама,
  лишь подтвердило мои детские воспоминания.
     - Как я и рассказывала тебе раньше, с землей у крестьян в то время никаких
  проблем не было. – По крайней мере, у нас в селе Высоком. Земли, в общем,
  пользование было навалом. И всякий, кто хотел арендовать землю,
  мог брать ее в пользование, заплатив небольшую пошлину. И даже более того,
  как рассказывал мне папа, если человек хотел работать, но у него не было
  денег, то ему давали землю в долг, и уплату пошлины брали задним числом с
  урожая. Люди помогали друг другу, никто никого не притеснял, все жили
  свободно. Все, кто работал, жили хорошо, имели крепкое хозяйство, коров, овец,
  свиней.
    - Имели свои покосы. – Были свободными, на семь замков не закрывались! –
      Помню, рассказывала мне мама. Улыбнулась бабушка. - Дом был полная чаша!
  Колбасы, окорока, сыр, мед, свое вино, пиво, все свое! - Мама говорит, отец
  делал самые лучшие копченые колбасы, ветчину и грудинку. Старший брат Иван
  варил лучшее пиво. - Средний Борис готовил лучшие головки сыра. – Выдерживал
  сыр годами, пока он не становился воскового цвета. - Такой сыр! Причмокнула
  губами бабушка, куда там до него каким-то немытым голландцам! – Все эти
  припасы хранили в амбарах да сараях, не запирая двери.
    - Как, не запирая двери? – Спросил я.
    - А вот так. Ответила бабушка. - Замки не вешали на двери, запирали только
  на крючок.
    - И что, никто ничего не воровал? – Спросил я.
    - Никогда. Покачала головой бабушка. – Нет, конечно, у всех во дворе были
  собаки, овчарки или волкодавы, посторонние не войдут, а от своих не прятались,
  поэтому и замки не вешали.
    - Как понять, от своих не прятались? – О чем это ты? – Спросил я.
    - О моих братьях, двоюродных и родных. Улыбнулась бабушка. - У старшего дяди
  Ивана было три сына: Георгий, Николай и Олег. – И у среднего дяди Бориса –
  трое: Константин, Виктор и Игнат.
    - А у моего папы, как я раньше говорила, двое: Иван и Сергей. – Всего восемь
  двоюродных братьев! – Разница по годам между ними не очень большая: 2-3,
  ну максимум 5 лет.
    - Так вот, когда они все стали взрослыми, бывало, загуляют на святки или на
  какой другой праздник. Надарят нам, детям, всяких сладостей и подарков, а сами
  гулять идут. - Начинают с сарая дяди Ивана, у него пиво готовое. - Напьются
  пива, надо перекусить, идут к дяде Борису за сыром, а к дяде Петру, моему
  папе, за ветчиной или колбасой, так и ходили от сарая к сараю, пока не
  охмелели в край!
    - Ха! - Ха! - Засмеялась бабушка.
    - И что же родители не ругали их? – Спросил я.
    - Нет! - Улыбнулась бабушка. – Требовали только, чтобы порядок был. Да
  записки иногда оставляли.
    - Записки? - Какие записки?
    - Ну, например, дядя Борис оставлял на полке с сыром такую записку:
  «Эти головки сыра не трогайте, уши надеру! Этот сыр молодой берите на той
  полке». Или дядя Ваня с подобной запиской: «В этой бочке пиво не готово, пейте
  из той». – Вот так.
    - Да! – Улыбнулся я. – Хорошо, дружно жили.
    - Жили, пока эта чума не пришла. – Нахмурилась вновь бабушка.
    - Что за чума? – Спросил я.
      Бабушка не ответила, она вдруг замолчала и потупила взор. Улыбка ее
  пропала, а белые щеки вновь стали сильно розоветь. Это могло означать только
  одно: она сейчас взорвется! И она взорвалась!
    - Эта чума – революция, конечно! – Это же, как нужно было одурманить
  и разделить людей, чтобы брат на брата руку поднял! – Поморщилась бабушка.
  Словно межу между ними плугом пропахали! - Разделили народ! - Отец против
  сына, а брат против брата!
    - Что, разве эти братья воевали друг с другом? - Робко спросил я.
    - Не просто воевали! – Воскликнула бабушка. – А один из братьев в бою убил
  своего родного младшего брата!
    - Кто? Кого? - Спросил я.
    - Старший сын дяди Вани, Георгий, зарубил шашкой в бою своего младшего
  брата Олега.
    - Как? - За что? - Воскликнул я.
    - Люди говорят, это случайно в бою произошло. - И все это из-за этой
  комиссарши Надежды! - Бесстыжей потаскухи! - Нахмурилась бабушка.
    - Что это за Надежда?
    - Да была одна молодая комиссарша, активистка, в кожаной куртке и с наганом!
  Ох уж эти кожаные куртки и наганы! - Воскликнула со злобой бабушка. - Что
  за мода тогда такая была! Что не комиссар, то кожаная куртка и наган! – А
  комиссары то кто! – Тфу, голь перекатная! – воскликнула возбужденно бабушка.
  Все комиссары в царское время были лентяи и пьяницы! - Во дворе у них, кроме
  голодных собак да бурьяна с человеческий рост, нечего не было! – И вдруг
  революция! – Как в той песне поется? – поморщилась бабушка, припоминая песню.
    - В какой песне? – спросил я.
    - Вспомнила! – воскликнула бабушка. – «Кто был ничем, тот станет всем»! – Во
  как! - Так вот, став всем, эти пропойцы и тунеядцы натянули на себя кожаные
  куртки, взяли в руки наганы, и пошли грабить тех, кто всю жизнь работал от
  зари и до зори! – Такой была и эта Надежда.
    - А откуда она сама была?
    - Из Чимкента. – Воскликнула бабушка. – Там с ней Олег и познакомился, когда
  вместе с моим братом Сергеем служил в охранном полку. - Что он в ней нашел,
  не знаю! - поморщилась бабушка. - Худющая, словно одинокая Камышина на пруду.
  Длинная, на голову выше Олега. Но на мордашку правда симпатичная. - Мне
  хоть и 7 лет было, я ее запомнила. - А в остальном Боже упаси! - Злобная
  и не простая! - Говорят, у нее была особая грамота от Льва Троцкого, которая
  давала ей неприкасаемость и безграничную власть! - Фамилия у нее еще такая
  была, чем-то речку напоминала! – Забыла.
    - Ручьева? – спросил я.
    - Нет. - Отмахнулась бабушка.
    - Водянова? – Бабушка не ответила, лишь замахала отрицательно головой. - А,
  вот вспомнила! - От слова берег! - Да, Береговая. - Надежда Береговая.
    - Ты что, правда, помнишь ее? – удивился я.
    - Ну конечно. - Это ведь она нас раскулачивала! - Как сейчас помню, холод
  страшный был. – Все произошло в конце ноября 1918 года. - Она тогда приехала
  с тремя вооруженными солдатами на двух подводах. Олега с ней в тот день
  не было, он был в Чимкенте по делам. - Так вот эта сука выгнала нас всех из
  дома, погрузила все наше имущество на подводы, на дом свой замок повесила и
  уехала. - А мы остались на морозе на улице. - Хорошо, у папы была своя
  небольшая кузня. – Там он сам подковы ковал, бороны и плуги ремонтировал. -
  Так вот, в этой кузне мы натопили печь, натаскали соломы и переночевали. – А
  на следующий день Олег появился, принес ключи от дома.
    - Что же вы, паскудники, творите! – стал ругаться папа на Олега. - Обобрали
  нас до нитки!
    - Извини, дядя Петя, – воскликнул Олег. – Меня не было, я бы не допустил! –
  Она ведь не только вас обобрала до нитки, но и дядю Бориса и даже моих
  родителей выгнала на улицу!
    - Что! – Поразился я. – Она даже родителей Олега выгнала из дома?!
    - Да. - Подтвердила бабушка. – Они тоже где-то в хлеву заночевали.
    - Вот тварь! – воскликнул я.
    - Да. - Согласилась бабушка. - То же самое и мой отец Олегу сказал. - Что ты
  не накажешь эту суку?!
    - Прости, дядя Петя, но я не могу! – опустил голову Олег. - Я ее очень люблю
  ее! Я когда с Чимкента приехал и узнал, что она вас всех обобрала и на улицу
  выгнала, я ее спросил, зачем ты это сделала?! – Ведь это мои родители и
  близкие!
    - Знаешь, что она мне ответила?! – спросил Олег папу.
    - Что.  Спросил отец. - Она сказала мне, что я не достоин, быть
  революционером, потому что я такой же кулак, как и мои родные.
    - И что же ты ей ответил? Спросил тогда отец. - Я не сдержался, дал ей
  пощёчину и потребовал ключи назад. Она швырнула мне в лицо ключи и сказала,
  что если  я ещё хоть раз подниму на неё руку, она пристрелит меня на месте как
  собаку. - Так я смог вернуть ваши дома. - Имущество, извините дядь Петь,
  вернуть не могу! Сказал папе Олег.
    - Это просто невероятно, какая она наглая! Прерывая рассказ бабушки,
  возмутился я. - Неужели она и правда могла бы Олега застрелить?!
    - Вне всякого сомнения, застрелила бы! - Наглая, дерзкая, всегда с папиросой
  в зубах и с наганом в руке! - Она не один раз стреляла в людей. - Это нам
  повезло,
  Олег нам дома вернул, а у других всё отбирали!
    - Стреляла в людей? Переспросил я.
    - Да, воскликнула бабушка. - Это ведь она Акима Зверева застрелила.
    - Акима Зверева! Удивился я. - Этого старого жандарма?! Невероятно! - А как
  это было?! – Расскажи.
    - Да, как и со всеми. Пригнали повозки и стали из дома всё тащить, прямо
  на глазах Акулины Ивановны и испуганного Алеши. Акима в тот момент в доме
  не было, он давал сено быкам. Услышав стенания жены Акулины, Аким с вилами
  так и прибежал к дому. Осознав, что его грабят, он, не останавливаясь,
  накинулся на одного из солдат и вогнал ему вилы в грудь на всю длину зубьев.
  Человек этот скончался практически сразу. – Увидев это, Надежда выхватила из
  кобуры наган  и, не минуты не колеблясь, выпустила в грудь Акима все патроны
  из барабана нагана. Аким зашатался и рухнул на землю замертво! Вот так
  человек, который сломал в тюрьмах не одного крепкого мужика, был банально
  застрелен какой-то молодой бешеной сукой!
    - Вот это да! - С ума сойти! Воскликнул я.
    - Да именно так всё и было. Подтвердила бабушка.
    - А что стало с Акулиной Ивановной и Алешей?
    - После того, как у них забрали дом и выгнали на улицу, они несколько дней
  пожили у знакомых, – а после похорон Акима их к себе в Чимкент забрал средний
  сын Борис.
    - А что же люди не сопротивлялись им! - Почему другие братья не защитили
  родительские дома? Спросил я. – Почему они не остановили этот грабёж?!
    - Так они же в это время все воевали на фронтах гражданской войны.
    - Что все они за красных были?
    - Да нет, так получилось, что братья наши пополам разделились. - Олег и сын
  дяди Бориса Игнат. Воскликнула бабушка. – Они у красных были в первых рядах. –
  Мои братья Иван и Сергей такими активистами не были и примкнули к красным
  намного позже. – А остальные все были белоказаками. – Все они погибли
  на фронте. В живых к концу Гражданской войны остались только трое: мои братья
  Иван, Сергей и Игнат.
      Закончив рассказ, бабушка замолчала. Образовалась пауза минут на три,
  которую я вскоре нарушил своим вопросом.
    - А что же Олег? – Ты говорила, что его старший брат Георгий убил. - Как и
  когда это было?
    - Это было в марте 1919 года, во время очередной продразвёрстки! – ответила
  бабушка. - Тогда они оба в один день погибли.
    - Кто оба? – спросил я.
    - Ну как кто?! – поморщилась бабушка. - Олег и эта сучка Надежда Береговая.
    - Да! И как это было?
    - Ну, так слушай! – воскликнула бабушка и начала рассказывать окончание
  своего длинного рассказа.
    - Случилось всё это в конце марта, снег тогда ещё не везде сошёл, грязь
  кругом. – А тут эта банда: Олег, Надежда и человек пятнадцать конных солдат с
  пятью подводами. Как ураган прошлись по селу! - Всё! - Ведь всё же! - До
  единой зернинки у людей вымели! - Ничего не оставили! - Не то чтобы на посев,
  но даже на еду! Грузили долго, поэтому выехали после обеда. - Направилась они
  в Чимкент. Туда тогда со всех округов свозили изъятое зерно. – На полпути, на
  них напали белоказаки, среди которых был и Георгий. – Дорога проходила по
  гористой местности, где казаки и ждали их в засаде.
    - Бой начался, когда на улице стало темнеть. Стрельба, свист шашек, крики,
  и вот в этой кутерьме, в полумраке, орудуя шашкой, Георгий вдруг почувствовал,
  как кто-то рубанул его со спины по левому плечу. Шашка противника прорубила
  шинель и оставила небольшой, но глубокий рубец на предплечье. Видимо, тот,
  кто рубил, хотел рубануть Георгия по шее, но его лошадь  дернулась, и поэтому
  удар пришёлся Георгию по плечу. Рукав его шинели стал багроветь от крови.
  Осадив коня, Георгий резко развернул его и сходу рубанул шашкой того, кто
  рубил его по плечу. Удар Георгия был более точным, и его шашка рубанула
  противника прямо по шее, задев артерию. Кровь брызнула и обильно заструилась
  по шее! Бросив шашку, человек этот схватился правой рукой за эту рану, пытаясь
  остановить кровь. – Ну, здравствуй, брат Георгий! – Прохрипел этот человек и
  стал сползать с седла!
    - Олег! – вскрикнул Георгий и, соскочив с лошади, спустил брата на землю.
  Разорвав рубашку, он попытался остановить кровь, но ничего не вышло, рана была
  глубокая, и через пять минут Олег умер на руках брата! Говорят, Георгий очень
  сильно кричал и плакал по своему брату. – Вот так вот!
    - Да! – воскликнул я. – Невероятно грустная история! - А что эта Надежда
  Береговая? – Как она погибла он?
    - Ой! – поморщилась бабушка. – Её казнили очень страшно. - Она не в бою
  погибла, а попала в плен. Семьи многих казаков пострадали от неё. – У одного
  казака из села Бурного она во время изъятия хлеба застрелила отца, мать
  и младшего брата четырнадцати лет. Казаки стали требовать у своего атамана,
  чтобы он отдал её им на самосуд, и он отдал. - Казаки потешились с ней до
  утра, а потом разорвали.
    - Как понять «разорвали»? – удивлённо спросил я.
    - Да очень просто: одну ногу привязали к седлу одной лошади, а другую – к
  другой. Лошадей пришпорили и разорвали её как лягушонка. Последние слова
  бабушка сказала так спокойно, как будто она рассказывала о весёлом событии,
  а не об ужасной средневековой казни, пусть и плохой, но всё же женщины. - Ну,
  вот и всё, конец сегодняшней истории, – воскликнула бабушка. – Давай ложиться
  спать. – Да. Пора! – Согласился я.
      Бабушка раскинула и застелила мой диван, я лёг на него, и, несмотря на то,
  что в этот день не было рассказано ни одной страшилки, долго ещё не мог
  заснуть, обдумывая эту необычную и печальную историю, связанную с моими
  предками.



                (май 2023 года).