Я буду ждать на темной стороне. Книга 3. Глава 39

— Что-то есть охота, — пробубнил насупившийся дед Карла, самым непозволительным образом вспомнив об ужине, который обычно начинался у них дома где-то в такое время. — Борщ охота, Фень!

— Тихо, дед, ну прекращай! — приструнила его внучка, с нескрываемым интересом следя за происходящим на сцене, в частности, за работой помощников Лисова и им самим, который вел себя сейчас на сцене словно заправский фокусник.

«Ассистента» искать долго не пришлось. И едва пронзительный взгляд карих глаз этого парня остановился на ошеломленном Дорофее, столь нелепо смотревшегося в своем фраке с длинными рукавами, тот без тени сомнений покинул зрительскую ложу, направляясь к «фокуснику» под бурные аплодисменты. И никакие уговоры Феклы вернуться обратно повлиять на принятое им решение поработать под началом столь известной личности, да ещё в прямом эфире, были не в состоянии. Как знать, быть может завтра он проснется знаменитостью, и количество подписчиков на его аккаунте возрастет в разы!

— Для тебя должно быть за честь работать с таким как я! — предупредил его на всякий случай Лисов, узнав в этом типе одного из братьев Феклы, отдыхавшего вместе с его одногруппниками прошлым летом на базе отдыха.

— Скорее это будет честь для вас — работать со мной, — придурковато улыбаясь, отозвался Дорофей, поднимая вверх свою руку и приветствуя толпу.

Ничего не ответив на его самоуверенную тираду, Лисов отвернулся от него, пробуя на вес пила. Увидев внука на сцене, дед Карла на мгновение отвлекся от звуков, которые издавал его пустой желудок, однако стоило Дорофею последовать примеру «фокусника», как не в силах больше терпеть мук одолевавшие его голода, поднявшись с места, старик заорал на весь зал как ненормальный, перетягивая все внимание со сцены на себя: 

— Где мой борщ, женщина?

Не выдержав, Фекла ухватила его за плечи и попыталась вновь усадить на место, чтобы тот не мешал зрителям смотреть шоу.

— Дед, ну прекращай! — осадила она его, с трудом сдерживаясь, чтобы не вырубить его на глазах у всех, если подобные экзерсисы повторяться. Вот только сам старик, похоже, не спешил поддаваться её приказам, продолжая ломать комедию у всех на виду.

— Борща хочу, Фень!!! — заорал он, напугав своей выходкой вздрогнувшего Айка, и тут же привлеченный его воплями, Лисов остановил на нем свой взгляд, о чем-то задумавшись.

Крики этого сумасшедшего старика больше напоминали вопли «мартовского кота», с той разницей, что животного штырило от валерьянки, а деду Карлу — от борща с пампушками, но действовали они на окружающих не самым лучшим образом. Особенно доставалось лопоухому Айку, самому младшему его внуку, который держался сегодня тише мыши, боясь вновь опозорить сестру.

Возжелав видеть в качестве «распиливаемого объекта» конкретно этого деда, Лисов направился к этой семейке, окончательно разглядев в сидевшей рядом с Феклой девушке ту, которой пару недель назад делал предложение руки и сердца, так и не дождавшись от неё встречного ответа. Частично угадав, почему выбор «иллюзиониста» пал именно на него, дед Карла вскоре пожалел о своем поступке. И моментально позабыв о борще при виде протянутой к нему руки Лисова, готового выдернуть его из толпы, старик попятился назад, не желая ни под каким видом лезть в установленную на сцене коробку.

— «Пока скрипит потертое седло», — процитировал «иллюзионист» с лисьими глазами, хватая ошалевшего деда за плечи и молча выталкивая его на сцену как мешок с картошкой.

Фекла не стала препятствовать его действиям, давно горя желанием проучить старика за его несносное поведение. И едва тот, спотыкаясь на ходу, очутился на сцене, залитой ярким светом огней, со словами: «Назвался груздем — полезай в кузов», Лисов поволок ошеломленную жертву в сторону ящика, где их ждал заскучавший Дорофей. Последний как раз и помог своему деду забраться в гробоподобную конструкцию, ничуть не жалея о собственной инициативе. Развязка обещала быть зрелищной и драматичной.

Устремив заинтригованные взгляды на сцену, публика застыла в ожидании начала смертельного номера, как будто этот парень и вправду собирался расправиться столь жестким методом с выдернутым из зрительского кресла безобразным внешне стариком, когда в аппаратуре перегорел внезапно какой-то провод и на весь зал на пару минут погрузился в непроглядную тьму.

— Ой, свет пропал! Это наверное блэкаут! — завопил Айк, нагоняя своими криками суеверный ужас на животрепещущих зрителей. — Может, следует вызвать электрика? — повернулся он к сестре, пытавшейся выяснить у соседей, что произошло.

— Это же шоу! Так и должно быть! — буркнул Новаковский, осаживая родственников, пока те не натворили очередных глупостей, чьи последствия придется расхлебывать не только ему, но и всей общественности.

Спустя время свет появился, после чего попробовав своей ладонью на глазах у изумленной публики острие пилы, Лисов повернулся к Дорофею, ударяя кулаком по ящику, где лежал дед Карла, чьи ноги, руки, включая лысую голову, торчали из специальных отверстий. Убедившись в том, что ему подсунули нормальную пилу, и та не застрянет в коробке в самый разгар распила жертвы, Артем подмигнул своему помощнику, затем подойдя к деду поближе, вонзил зубцы столярного инструмента в стенку ящика, надавливая сверху на него.

Подхватив эту пилу со второго конца, Дорофей помог удержать ящик новоиспеченному фокуснику,  когда дело сдвинулось наконец с места. Однако сколько бы усилий не прилагали парни, пытаясь по-быстрому допилить любителя борща, их действия с того момента почему-то не продвинулось ни на йоту. Как будто кто-то сглазил их накануне, либо кто-то из них самих неправильно держал пилу. И чтобы хоть как-то компенсировать потраченное впустую время, продолжая пилить по факту воздух, эти двое лишь создавали видимость труда, не обращая внимания на состояние старика, обреченно ожидавшего финальной части фокуса.

Подергав пару раз пилой туда и обратно, Лисов вскоре обнаружил, что в раздвижном устройстве самого ящика заклинил какой-то механизм, и не в состоянии справиться с застрявшей в дереве пилой самостоятельно, упершись ногой в громоздкую конструкцию, он попробовал допилить пожилого родственника Новаковских как есть, не обращая внимание на раздавшиеся отовсюду насмешки и улюлюканья. Того же мнения был, по всей видимости, и Дорофей, который бросив на полпути свою работу из-за бессмысленности выполняемых им действий, просто стоял напротив ящика и наблюдал за мучениями «фокусника», тщетно пытавшегося исправить ситуацию.

— Что-то вы за зиму располнели, — скептически ухмыльнувшись, процедил Лисов, обращаясь к деду Карле и пытаясь хоть таким способом поддержать его боевой дух.

Тот кажется не догадывался, что ситуация давно вышла из-под контроля, и продолжая издеваться над ним в столь изощренной форме, эти парни попросту тянули время, надеясь на авось, когда давно следовало все бросить и позвать на помощь спасателей.

Устав наконец пилить дерево, Лисов прекратил мучить ящик, и просто подергав для вида пилой, он намеревался теперь не просто допилить деда, а хотя бы вытащить его оттуда, потому как габариты его тела ставили под угрозу успешное выполнения столь сложного трюка. Остановившись через некоторое время, он вдруг приказал Дорофею оставить этот ящик в покое, и с новыми силами взявшись за дело, с такой прытью надавил на пилу, что отломанный от неё кусок так и остался у него в руках.

Прислушавшись к его просьбе, Дорофей сделал так, как того требовали обстоятельства. Вздохнув с облегчением, Лисов как раз собирался сделать новое заявление зрителям, когда слегка не рассчитав вес, он вдруг с такой стремительностью соскочил со скамьи, что резко приподнявшись над полом, её край, где больше не стоял Дорофей, как раз пришелся на причинное место оператора, чересчур близко подобравшегося со своей камерой к месту съемок.

«Запорхав» в воздухе так, как никогда ещё в жизни, мужчина выматерился на весь зал, не выбирая выражений, после чего пригрозив «горе-фокуснику» кулаком, поскакал вприпрыжку за кулисы, держась за свое отбитое «ество», которое, несмотря на полученную травму, утратить до конца своих функциональных способностей не успело.

— Ой, кому-то сейчас было больно, — сочувственно прошептал Алекс, провожая взглядом пострадавшего оператора, и только одна Фекла, наблюдая за тем, как кружатся вокруг этого ящика парни, не в состоянии вытащить оттуда второй кусок пилы, с трудом сдерживала смех, совсем не переживая как за состояние своего деда, так и за состояние оператора.

Обнаружив вскоре, что собственными силами справиться с этой задачей у него никак не получается, Лисов сделал знак помощникам, чтобы те вышли из-за кулис. И как только эти ребята оказались на месте, обратившись к залу с фразой: «Извините, у нас небольшой технический перерыв», он подхватил с Дорофеем этот ящик с застрявшим внутри дедом Карлой, и под громкий смех публики покатили его прочь, не горя желанием возвращаться на сцену.

***

Наблюдая за происходящим с таким видом, будто она не знала, что ей делать: то ли смеяться, то ужасаться, Евангелина кое-как досидела до конца сего «представления», и не до конца понимая, почему Лисов решил выбрать именно такую линию завершения выступления, (и не была ли вся эта катавасия с застрявшим в ящике дедом заранее разыгранной картой), она ещё долго не спешила покидать зал, придя в себя, когда её коснулась рукой Фекла.

Новаковский с Алексом и Айк давно ушли вперед, устремившись следом за толпой, и, только она одна, движимая странным чувством, испытывала желание оставить их в покое и отправиться на поиски Лисова. Ей хотелось поинтересоваться, что все это значило, и узнать заодно, как чувствует себя дед Карла, на которого было плевать собственным родственникам. Вместо того, чтобы навести о нем справки, те находились сейчас в поисках ближайшего заведении, где можно было выпить горячего глинтвейна и таким образом отметить окончание вечера. А ситуация с дедом заботила их меньше всего.
 
Изменив свой маршрут, Евангелина вскоре отбилась от этой компании, и никогда ранее не бывая внутри холдинга, ещё долго блуждала его коридорами, пока её не угораздило забраться в какую-то небольшую комнатку с ярко освещенными зеркалами, как будто здесь накануне кто-то готовился к выступлению, забыв свою верхнюю одежду на вешалке.

Понятия не имея, куда она попала, Евангелина мельком оглядела столь загадочное помещение, после чего повернувшись к двери, как раз собиралась его покинуть, уверенная, что Егор с остальными давно ждут её у ворот, когда створка внезапно открылась, и на пороге комнаты показался Лисов, чей одурелый вид говорил сам за себя.

Казалось, он вернулся прямиком с чулана, где его помощники пытались достать из ящика дедушку Карлу, раскурочивая плоскогубцами неподдающийся ничему другому дереву, и, принимая в этой свистопляске самое что ни есть активное участие, он вернулся сюда подкрепить свои силы спиртным, даже не успев толком переодеться или хотя бы накинуть на плечи какую-то накидку.

Вытаращившись на него, Евангелина попятилась назад, виновато улыбаясь.
Угораздило же её сюда забрести, да ещё в такой момент, когда Лисову сподобилось зачем-то вернуться обратно, когда он должен был находиться в это время вместе с остальными в чулане. Впрочем, взгляд этого парня говорил сам за себя. И стоило ей немного справиться с нахлынувшими на неё эмоциями, как в следующий момент дверь гримерки захлопнулась, и она оказалась как бы в западне.

Всю эту неделю она избегала откровенного с ним разговора после того, что произошло между ними на его квартире во время ночной вьюги, то отключая телефон, то делая вид, будто не совсем понимала, чего он хочет от неё. И устав ждать, когда она перестанет корчить из себя дурочку, и скажет прямо, что он делает не так, чтобы она сказала, в конце концов, это пресловутое «да», он как раз планировал к концу недели подкараулить её после занятий в углу холла и обо всем расспросить, даже не представляя себе, что все произойдет именно так, да ещё в такой обстановке.

Слегка вздрогнув от прикосновения его руки, Евангелина резко подалась назад, пытаясь его оттолкнуть, но не спеша выпускать эту девушку из своих объятий, Лисов вдруг прижал её к себе, толкая в стенку.

Ситуация принимала неоднозначный поворот, а если добавить сюда полуобнаженный вид этого парня, всегда так странно влиявшего на неё, находясь в двух шагах от того, чтобы в очередной раз потерять над собой контроль и попасть под его влияние, Евангелина сделала над собой усилие, борясь не сколько с ним, а с собственными желаниями. Устроив свои ладони на его руках, она попробовала их расцепить.

— Мне наверное стоит уйти, — тяжело дыша, прошептала она, отворачиваясь от него. — Ты немного не в себе.

— И буду таким, — в тон ей ответил Лисов, заглядывая ей в глаза, — пока не узнаю причину твоего строптивого поведения.

Нервно прикусив губу, Евангелина обреченно взглянула на него, понимая, на что он намекает. И он действительно был прав, пусть это и не давало ему лишний повод касаться её мгновенно откликавшегося на его ласки тела, распаляя её так, будто впереди у них была целая ночь. Это выступление на сцене с учетом неудавшегося фокуса окончательно повлияло на его мозги, иначе сейчас бы он вел себя по-другому. Так считала Евангелина, надеясь, что сюда кто-то войдет и положить конец их далеко не самым невинным объятиям. На деле же причина такого его странного поведения крылась в другом.

— Что… Что ты делаешь? — запротестовала она, чувствуя, что его ладони залезли ей уже не просто под джинсы, а под нижнее белье, поглаживая её округлый зад.

— То, что должен был сделать уже давно, если бы от меня от бегала… Ты ведь за этим сюда пришла? — вполголоса молвил он, намекая на поход к нему в офис, где закрывшись от всех, они могли бы предаться там плотским утехам, не боясь визита нежеланных гостей.

— Да ты, я смотрю, совсем с ума сошел! — вспыхнув, воскликнула Евангелина, толкая его локтем в бок.
 
— Да, ладно, не придуривайся, — отмахнулся Лисов, корча недоумевающий вид. — Я хорошо тебя знаю… Иначе зачем ты сюда зашла, дожидаясь меня?! Пойдем, — схватив её за руки, он так и норовил утащить её куда-то за собой, намекая на совместное времяпровождение, в котором он нуждался после пережитого стресса намного больше её. — Тебе нет сейчас смысла ломаться. Вспомни, как давно мы с тобой не… Что же ты так упрямишься? Ты не их тех, кто станет практиковать воздержание. Хочешь меня, а по-прежнему продолжаешь ломаться… Что с тобой не так?!

Ничего не скажешь, у этого парня был дар настраивать её на любовный лад, даже когда она не собиралась с ним спать. И как бы ей не хотелось плюнуть на все условности, чтобы вновь оказавшись наедине с Лисовым за закрытыми дверьми, пережить те незабываемые мгновения, о которых она любила вспоминать по ночам, не в состоянии заснуть от мучившего её прилива возбуждения, став как вкопанная, Евангелина вдруг бросила взгляд на его брюки. Преследуя цель его уязвить и хоть так уйти от соблазна, она вдруг сделала ему замечание в таком же шутливом тоне, как он разговаривал с ней почти всегда, наводя на неё морок и соблазняя её сладкими речами.

— Прежде, чем рассуждать о подобных вещах, ты для начала мог хотя бы застегнуть свою ширинку, иначе палевно будет в таком виде возвращаться к Эрике, — проронила Евангелина, ухмыляясь. — Ты же вроде как обещал ей, что не будешь изменять, а тут такое. Кто, как не я, предупредит заранее тебя о подобных вещах.

— А ты, я смотрю, не только глазастая, но ещё и языкастая, — хмыкнул Лисов, опуская руки и застегивая свои брюки, будто ему и вправду было не все равно, что подумают о цвете его нижнего белья окружающие. — Не хочешь поработать своим шустрым язычком? А то, я смотрю, в тебе так много энергии, что её прямо некуда девать.

Воспользовавшись моментом, когда его руки оказались заняты, и он ничего не мог ей сделать, Евангелина отпрянула от него, упираясь талией в край стола.

— Ну, чего так, категорично, Гель? — снизошел Лисов до иронии, подходя к ней. — Я же пошутил, а не предложил. А ты снова все воспринимаешь в штыки.

— Ещё одно слово, и я... — договорить она так и не успела, потому что в следующий момент Лисов вновь подскочил к ней, и тут же сделав ему знак оставаться так, где он был, Евангелина сделала шаг в сторону двери, собираясь покинуть его общество.

— Что с тобой? — удивился он, не спуская с неё глаз. — Ты кажешься мне сейчас такой недоступной… Раньше за тобой такого не водилось. 

Она не отталкивала его, но ближе не подпускала. Будто выстроив вокруг себя стену, предпочитала держать его на расстоянии, будто бы обидевшись на него за что-то. Такими были его ощущения, когда предпринимая одну за другой попытки подступиться к ней, он снова и снова терпел поражение, а ведь ранее ему ничего не стоило подчинить её собственной воле, принуждая к интимной близости. И ломаясь поначалу как упрямая девственница, рано или поздно Евангелина все равно оказывалась в его постели, предоставляя в его распоряжение свое тело, и отдаваясь ему так, будто это была их последняя ночь, и больше они никогда не встретятся.    

— И ты прекрасно знаешь причину моего поведения! — отрезала Евангелина, внутренне радуясь, что впервые в жизни ей удалось устоять против его чар и вместо того, чтобы стонать сейчас под весом его тела у него в кабинете, она спокойно стояла перед ним и ставила ему свои условия, следя за тем, как мрачнеет его лицо и темнеют глаза. Пусть и в глубине души ей очень хотелось очутиться в ином положении, и, сдавшись ему на милость, уступить его желаниям и ответить на его ласки.

— Значит это она во всем виновата?! — сложив руки на груди, недовольным тоном отозвался Лисов.

Сейчас ему не хотелось говорить об Эрике, но правда была слишком очевидной, чтобы её можно было отрицать. На это ему и намекнула Евангелина, с трудом усмирив собственные желания, которые не хотела разделять с человеком, не до конца порвавшего с бывшей, но готовой отдаться ему, как только он отвергнет её соперницу.    

Перехватив её взгляд, Лисов хотел убедить её в обратном. Намекнуть, что между ним и Эрикой уже давно ничего нет, иначе он не стал бы делать ей такие подарки, ни одарять вниманием. Но его планам, увы, в этот вечер не суждено было сбыться, так как в следующий момент снаружи раздался какой-то шум, и в комнату вломилась уборщица с ведром воды и тряпкой в руках.

Звали её Шульгина Кондолиза Сократовна.

Придя в себя после хорошего бодуна, она вспомнила, что сегодня ей надо было наведаться в офис и перемыть там во всех кабинетах полы, однако начав свой вояж с этого корпуса, сюда она добралась лишь спустя пару часов, выполняя свою работу на тяп-ляп, ерзая полусухой тряпкой по поверхности полов, и жалуясь всем подряд на свое негодное здоровье. Впрочем, выгонять её Лисов почему-то не спешил, умудряясь даже такой персонал подбирать под стать своего характера. И занимаясь больше стратегическими вопросами управления холдинга, не глядя, он подписал тогда заявление о принятии на работу этой дамочки, оказавшейся впоследствии дальней родственницей коммерческого директора.

Вваливаясь в помещение, Кондолиза Сократовна чуть не хватила его случайно шваброй по спине, выронив из рук это орудие. И чудом избежав соприкосновения с выпавшей шваброй, слегка посторонившись, Лисов так свирепо посмотрел на эту женщину, что не выдержав его укоризненного взгляда, она бросилась ту же извиняться перед ним за свою нерасторопность, называя его в силу своего возраста то «зайчиком», то «солнышком», чего он особенно не любил. О чем поспешил поставить её в известность, приказывая приступить к уборке без лишней болтовни.

Мало того, что эта особа приходила убираться в офис, когда ей вздумается, пропуская порой рабочие дни по причине тотального запоя, чьи следы с такой четкостью читались по её лицу, так теперь она помешала ему поговорить по душам с девушкой, которая в последнее время и так не спешила подпускать его к себе. А ведь ему давно надо было выяснить с ней один вопрос!

Да, сегодня ему «несказанно» везло!

Воспользовавшись моментом вмешательства этой женщины, которая никак не могла разобраться со своим инвентарем, то и дело роняя швабру на пол, и тут же извиняясь за это, Евангелина выскочила из помещения, и, убедившись, что Лисов не собирается её преследовать, вздохнув свободнее, продолжила свой путь, отыскав наконец выход из этого заведения, за пределами которого её ждали недоумевающие Фекла и Егор, заметив её пропажу лишь в самый последний момент.

Книга 3. Глааа 40

http://proza.ru/2023/06/05/948