Паутинка

- Вам  письмо,- бесцветным голосом проговорил вахтер. От ночного дежурства  голос был сонным и без эмоций.
- Совсем как у меня вчера, -  подумал НН и машинально сунул конверт в карман. Вчера репетировали начало, не получалось ухватить интонацию, не давался мужик, хоть тресни. Вернее, он  уже был, но  Папа сказал  своё «не то!» – и все, заело  на ровном месте. Надо почитать бы еще, самому, без  всех и  только своё.
Пришел в гримерку – и покатился день. Думать было некогда, надо было «ловить». Ловить у режиссера его  запутанные объяснения, выискивать то, чего никто не видел и включать по привычке дурачка. Да уж,  дурак - это моё. Сыграл  недотепу в самом начале - теперь хлебай всю жизнь. Правда, была одна роль – врача, хирурга, который вылечил. И без слов, и удачно -  одними руками. «Руками мясника, но лицом ангела»,  – так сказал Великий…  Да, день покатился и посторонние мысли ушли.
Вечером, когда переодевался, в кармане нашел конверт и машинально оторвал ровненько край. Бабка всегда ругала за это, но привычку не изменить. Надо было переключиться на что-то - почему не на это… да, говоришь всякую хрень, а им нравится, благодарят даже. О, да тут еще стишки.

Сожмись в кулак,               
чтобы открыться людям
ладонью трепетной.
               И пальцы тонкие руки
               пусть оживят прикосновеньем
               и глину, и песок,
               и дерево, и струны.
Пусть пальцы нежные
своим желаньем и уменьем
соделают  для мира
то доброе и легкое,
что соберешь в кулак.
***
Самоуверенность блаженна,
А неуверенность страшна:
В души подспудное движенье
Не верит, бедная, она.
           Не верит в силы и в желанья,
           Не верит в правду и в добро.
           Не верит, потому что трудно
           поверить в то, что не дано.

***
Не нужно людям,
Которые строят мосты –
Когда они строят –
Стихи и сердце мои.
Нужны голова  и руки.
А как же те муки,
Которые движут науки
 И судьбы, и космомиры!?

Не понял.  Ну да, не нужны, а что из стихов  построишь?  Голова всегда нужна, особенно этой… Ирина. Хе-хе, опять Ирина… этих Ирин "в Бразилии  не сосчитать"… как что – так сразу  космос… Хорошо, что отвечать не надо. Наверное,  из наших кто-то, из цыплят. Не путать с цыпочками, - как сказал  Папа.  В голове одни цитаты. Господи!

Потом была полусонная дорога – и его день закончился. В трамвае мелькнуло что-то перед глазами, пока дремал, роль из  «Остановите Малахова» - да, тут было что играть, жаль – закроют… все равно…


Та, которая написала  письмо, проспала первую пару -  не хотелось вставать, там занудство. Но ко второй надо ехать. Проснулась от мысли о Нем, о письме к Нему. Как будто кто под бок толкнул.  Это кружение  изматывало: и с вечера и с утра – Он. И ничего больше. Ничего не надо, все автоматически: ехать, сидеть на лекциях и ждать. Ждать вечера и спектакля. Если был еще дневной спектакль, для детей, –  тащилась и на него. Всё равно какой, лишь бы быть там, где Он.  Нужно было физическое присутствие Его.
То, что с ней происходило,  была Любовь. Она  влюбилась в актера, и  невозможность быть в его жизни изматывала.  Начиналось с утра и заканчивалось … Никогда не заканчивалось. И во сне снова появлялся НН.  Над ней  посмеивались, сочувствовали, удивлялись или считали придурью, но она знала – больше такого не будет, потому что бывает в жизни только однажды.
Она решила разобраться, в чем тут дело, и  начала читать учебники по психологии. Дошла до фрустрации – и остановилась. Вернее, её остановили:  книгу, которую она нашла в каталоге,  давали после разрешения. Разрешал проректор кафедры. Разрешение – значит, есть запрет. Значит,  спросят причину. Нет, придется объяснять. Это невозможно. Тем более, что читать бесполезно – голова не поможет. Сердцу не прикажешь – любила повторять бабушка. Только она и любила её, только бабушка, но умерла. Плакаться некому, да и не поможет ничего. «Пора пришла, она влюбилась» - моя пора пришла слишком поздно. Это вам не 14 лет у Джульетты или 18 у Татьяны. Это 26, когда бывает и семья и дети.  Ну понятно же, что пора пришла и я просто «хочу»! Но тогда было бы все равно с кем.  А мне не все равно. Место занято и вряд ли  опустеет… Бедная я, бедная.… 
В следующем письме она написала ему стихи:
 
Да как же горько
Без утвержденья,
Без восхожденья
Идти вперед.

За тем порогом,
За поворотом
За той рябиной
Идти опять.

Ломая руки,
Сжимая сердце,
Считая годы,
Сжигая жизнь.

Как паутинка,
Прядется пряжа,
Пока не осень
И ветра нет…
 

Слово любовь она не писала нигде, потому что запретила себе. Боялась скатиться в пошлость. Ведь это же пошло: любить артиста, которого, как она однажды брякнула, «показывали за деньги».  Их, кстати, становилось все меньше. Уже пару дней она оставляла пятак на метро, больше не было, даже в театр на входной билет.  Ждать еще 3 дня. Сидела на чае и хлебе, который можно брать в столовой… хорошо, что бесплатный. Стипендия накрылась из-за троек, денег не будет весь семестр, и  надо искать работу.

Опять письмо. Она не остановится. Кажется, это та, что сидит и  всегда смотрит  в сторону. Смешная. Прочитаю,  время есть. Ого, да ей 26. Дурища, ей семьей надо заниматься.  Чего лезет  в это дело…  выглядит лет на 20… стихи  неплохи.  «Паутинка» … где-то было, знакомое что-то.

Этим же вечером НН попал в аварию. Его велосипед не заметила легковушка. Или он не  заметил её. В милиции так и не выяснили. Разошлись с миром, но он попал в больницу со сломанными ребрами.
Спектакли отменили, и Папа запретил велосипед. Велосипед  НН полюбил в послевоенном  детстве. Это была Мечта, которая исполнилась. Вернее – исполнил он сам. Он любил гонять  по пустынным дорогам, особенно утром, когда улицы  были еще чисты и пустынны…  В больницу она звонила, но не позвала меня к телефону, дурочка. Тут скучно. Принесли письмо из театра. Не удивлюсь, если смотрели. Хорошо, что она не сюсюкает. Ага, вот снова стихи.

Вот так:  все на  потом.
Сначала дело,
А душа  потом.
Потом спою,
Потом поплачу.
И наудачу
Ловлю минуты,
Где ничего не значу.
 
***
Я не скажу, что я особенная,
Я,  может быть, частенько сгорбленна,
Я, может быть, излишне сдержанна,
А иногда , быть может,  нежная.

А иногда чуть-чуть стесняюсь я
Тебя, эмоций и внимания.
Быть может, редко понимание
Перепадало в жизни мне.

Быть может, очень редко видели
Во мне то чудо дерзко-рыжее,
Которое совсем на дне…
Вот все, что знаю о себе.   
***
Пока болит душа,
Я света не хочу:
Мне сумерки  милей
И музыка без слов.

Пока болит душа,
Живых я прогоню:
Пусть мертвые придут,
Мне - к ним, поговорить.

Пока болит душа,
Мне правда достается.
Я кровью уплачу,
И шрамы - за неё.
               
Позвонила она в гримерку. Спросил, как нашла телефон, сказала, что ей дала подруга. Да, система налажена. Фанатки. Папа не велел гонять их, они создают вокруг театра нужную обстановку. Обстановку-постановку-перестановку…  Девиц только с толку сбивают. Когда моя  Иринка  «влюбилась», мне её жаль было. Уж очень у девочек  фантазии много. И рыдала, дочь, помню, регулярно. И с упоением. Пока в класс не пришел новенький. Бросилась защищать его …  Физика возраста - ничего не поделаешь. Скучаю по ней...  И эта тоже, Ирина,  не юная девица, и туда же…

После встречи у вокзала назначил ей «экскурсию» на  8 утра,  дал ей 10 минут на опоздание. Это уж наглость. А я дурак, купился!
Но я же сам видел, не показалось же мне.  Когда решила,  что уже проводила, показала  рукой границу – люк. Я чуть не заржал, как конь. А глаза подняла… -  зеленые…  Так  этим огнем зеленым  и  прожгла. Насквозь.  Не знал, не видел такого. Не было у меня… 
Она могла и обидеться.  Осмотрел  сзади, оценил и ножки, и пониже спины, а сказал  про осанку, про лопатки… Дурак… Потом  из собора выскочила,  как ошпаренная. Сказала, что «душно».  Да, там, действительно,  было  нечем дышать от свечей… Нет, так краснеть и бледнеть - этого не сыграть.  Неужели правда, что  от этого в обморок падают?  Думал, упадет  и  предложил сесть на скамейку – отказалась … Потом пошла как слепая…  Странная.  Что ей вообще от меня  надо…      Ну вот, теперь «получай, фашист, гранату»! Продинамила! 
***
Проспала! Все проспала! Свою жизнь проспала… Не спала до 4 утра… перекурила…  потом уснула… девчонки не разбудили,  думали, пропускаю пару…  Они ничего не знали. Что я наделала! Это все! Объяснять бесполезно, Он не поверит. Никто не поверит. Что делать!? Что! Мне бы сдохнуть! 
Потом ушла все-таки в институт и высидела все лекции и семинары. Делая это машинально, как привычную процедуру, будто прячась от чего-то, отдаляя от себя что-то жуткое.
Вечером, когда все уже спали, она поднялась на 9 этаж общежития, чтобы спрыгнуть из окна. С подоконника она увидела, что вокруг очень темно, и даже фонари светили как-то тускло. Подняла глаза к небу и увидела  пустоту, черную и  тяжелую. Она давила на плечи –  и они странно стекали вдоль тела вместе с руками, а спины больше не было…  пустота была … границы тела пропадали - все в этой черноте… Ноги  не держали, она опустилась на подоконник. Надо было сначала открыть окно. Сил не хватило, старая краска скрепила раму – не оторвать. Эта вынужденная остановка и взгляд назад, на стены, и чуть видимую лестницу, отвлекли… она закрыла глаза, чтобы не видеть.  Перед глазами поплыли какие-то лица … бабушка… мать… Внизу будет кровь и мясо…  фу-у-у,  –  выдохнула она.
Это «фу»  остановило  кружение лиц. Теперь кружилась голова,  и она невольно откинулась назад. За спиной было стекло, и она уперлась в него. Стекло выдержало.
 
***

Когда прошло уже много лет, она с удивлением думала о том, как сильна жизнь. Что помогло ей тогда? Молитвы бабушки?  Кто и как удержал её? ...  И зачем? Для чего, для каких-таких нужностей?  Семьи она не захотела,  иногда  спрашивая себя о причине. Оказалось,  все просто:  любить было нечем. Все силы ушли на  НН. 

Погасла страсть,
и серый пепел,
как угли раскаленные в камине,
укрыл от взоров сердце.
            Хоть жар еще не умер и живет
            под мягким пеплом,
            но легче -- стало.

***

И вот обратно я  иду,
Не солоно хлебавши.
Сухое  сердце   приношу,
Как  этот лист опавший.
            Листок кленовый мне знаком:
            Сначала был он зелен,
            Вот пожелтел, засох  потом –
            И жизни  век  отмерян.
Тот день, тот год – всю  жизнь со мной.
И не отпустит, видно.
Но обещают  мне покой,
Ну что ж,  не  так  обидно.

***
 
Реки бурные гремели - обмелели.
Листья падали, темнели - и истлели.
Мухи белые летели - и растаяли.
Слово сладкое шептала - перестала.
 
Почему вдруг сегодня она вспоминала все так ясно и остро?  Ответ пришел наутро:  НН умер.  В новостях об этом не сообщали, только в местной газете.  Некролог был так себе, никакой,   просто  набор дежурных фраз и сообщение о месте погребения. А в прочем,  это было все равно. Он никогда не умрет без неё, только вместе с ней. И она написала последнее

Какое странное прощанье:
Без лиц, без взглядов, без объятий.
Прощаться с  кем?  Кого я  знаю?
Никто не знает никого.

Мне грустно это расставанье
И мимолетное страданье.
Как будто здесь я оставляю
Частицу сердца своего.

Закрытую страницу книги
Перелистну,  благоговея…
Зарытый клад  не потревожу,
Но часто буду вспоминать.