Былинные земли. Рубец дележа. Часть 17

(Продолжение)

ЗАСТЕНОК

Если почитать современную интерпретацию поместного хозяйства, то отметим важную особенность. Она связана с послекняжьем. Паны-помещики создавали фольварки и застенки. А почему нет? Труд крестьян давал выгоду.

Если брать Свядское имение (1720 год), то там числились только деревни (веси) и застенки. Фольварки появились позже – очевидно, после освоения новых территорий. Так, в парафиальной ведомости за 1784 год отмечен единственный на тот час фольварк – Веловщизна. Судя по всему, он был рядом с деревней под таким же названием. На фоне других свядских деревень эта выделялась приличным количеством «дымов» (домов) – их было 14, что говорит о повышенном внимании к той территории. Чем она притягивала?

При покупке имения в начале XVIII века такого топонима не было. Возможно, там был Велимбор, впоследствии исчезнувший, но заново освоенный – когда территория разработали: лес вырезали и распахали. За более чем шестьдесят лет все могло произойти. Будем учитывать также то обстоятельство, что Веловщизна образовалась рядом со Стайском, откуда проистекала речка к волоку и куда могли доставляться товары. Но и земля – почва, там была другая: сказывалась пойменная близость Березины.

Веребки отличались. Они выступали единым целым с Рудней, и местность прилегала к Береще. Территория ограничивалась большим водоемом – озером, и речными руслами со всех сторон. Это был своего рода анклав внутри всего поместья. Рудня – потому, что занимались добычей железа из «ржавых» потоков. Но индустрия вторглась. Добыча сместилась в промышленные карьеры, а выплавка – в заводские цеха, и видим отток жителей из края. Требовалась смена занятий. Переориентация – это глобальный сдвиг, и он вспахал ниву пребывания. Влияли также войны. В акте купли-продажи Свяды за 1720 год не называются причины бегства крестьян - они массово покидали имение. Целые деревни расходились, исчезали. Это остается загадкой, однако надо обратить внимание на время. Это был период Северной войны – когда шведы пытались овладеть всей торговой трассой с севера на юг. К Полтаве, где они были разбиты, корпус Левенгупа двигался через междуречье, и даже упоминается один из населенных пунктов – Долгиново, которое фигурирует в свядском документе и о котором будем говорить ниже. Область владений Соколинско-Скорульских могла пострадать, и это очень вероятно.

Переезд Шушкевичей в застенок, судя по всему, осуществлялся при «rolnike» Григории, семья которого занимала дом №14 в Свяде. В польском варианте то жилище представлено как «chalupa» (хижина), происходившее от древне-германского «h;s» (дом). Ясно, что переезжали в период между 1795-м и 1816-м годами, и становление могло происходить при главе семейства, который, по данным документов, был жив еще в 1811 году, и возраст его составлял 65 лет. Оставался ли кто в свядском доме, неизвестно, как и его судьба. Возможно, сгорел во время очередной войны - наполеоновской. Супруга Григора и мать двоих сыновей - Зиновия Самастеева уже не упоминалась.

ЗАБОТЫ АМЕЛЬЯНА

Заботы легли на плечи Амельяна - сына, которому в 1816-м году было 39 лет. Нелегко ему пришлось. Единственного, младшего, брата Аксента «забрили» в рекруты, сразу же после французского нашествия, и о нем никаких вестей не было. А его жена Магдалена оставалась на попечении в Веребках.

Амельян нес ответственность за весь «кагал». С женой Настьей (Настой, девичья фамилия Васильева) они воспитывали двух дочерей, Марьяну и Демицелю, и двух своих сыновей: Антона и Федора. Старший сын, в свою очередь, тоже был уже женат, жену звали Аксения, и у них была собственная дочь - малолетняя Авдотья. Помогал по хозяйству «батрак Иван Климов» (так в тексте).

Под каким «флагом», то есть на каких условиях, Шушкевичи въехали в Веребки, неизвестно. Скорее всего, после смерти «дедичного владельца» Теодора (Фаддея) Жабы произошли перемены. Собственность поделили его дочери, и веребский застенок достался Цецилии. Это видно из ревизской сказки за 1816 год, которая составлялась для подданных «имения Свяда и Роспаша помещиков графов и командоров мольтанских Ивана и жены его Цецылии Жабов» (так в тексте). Что значит эта замысловатая фраза, еще скажем. Но сразу отметим новую «вывеску». Поместье называлось теперь «имением Свяда и Роспаш». Роспаш – это итог деятельности слободы, поселенцев, которые резали лес и раскорчевывали наделы для новых чиншевиков. 

А сейчас отметим, что представлял собой застенок Веребки.

ПОД ДУБОМ, ПРИ БЕРЕЩЕ

Застенками называли небольшие поселения, вынесенные как бы за «стену» центра. Начальный период их складывался из одного-двух дворов. По данным инвентаря за 1720 год, застенок Веребки («Виребки») уже существовал, и там назывался единственный род – Колмаковых: Сымон и Ян. Выходит, что Шушкевичи сменили их? Пока непонятно. Однокоренным смотрится исчезнувший застенок Вирембла, и не исключено, что он находился где-то рядом. Мне вспоминается дуб, что рос на картофельном поле, в правостороннем прибрежье речки Береща. Тот участок называли «под Дубом». Это была часть истории. Сколько ему было лет, никто не знает, но он впитал жизнь поколений. Известно, что дубами помечали раньше границы владений. Возможно, что веребский дуб тоже был «пограничным» - разделял территорию.

Земля была низкокачественной. Наиболее ценные участки оформлялись как фольварки, и они интересовали хозяев в первую очередь. На каждую фольварочную волоку приходилось 7 крестьянских волок. А в застенках земля считалась низкопробной, и аналитики пишут, что застенки даром или за небольшую плату отдавались отдельным семьям или целым деревням.

Веребки вкупе с Рудней – это период, когда добывалась болотная руда, а потому их деятельность носила особый характер. В инвентаре 1720 года Рудня – просто поселение, без указания формы проживания (скорее всего, слободская), а Веребки - через букву «и» в корне, словно указание на род деятельности: что-то «выробляли» (выделывали, выплавляли)?

Ясно, что в первую очередь изготовлялись воинские доспехи. И первыми, кто стоял у «корыта» распределения, были люди ратного сословия. Потому и видим в числе владельцев - предшественников Жаб, хорунжих да стражников.

В поисках старинных сведений о Шушкевичах я наткнулся на одну особенность, которая тоже связана с воинской сутью и может иметь отношение к этому роду.

ЩИТ И ПИКА

В "Переписи войска Литовского" за 1565 год, изданной императорской археологической комиссией в начале прошлого века, проходит Федор Сушкевич, выходец из Виленского повета. Там перечислены все «содержатели» литовского войска – то есть, Великого княжества Литовского. «Взнос» Федора был незначительным – он обязывался пополнить Ошмянскую хоругвь: всего одним конем, но "въ пан., съ тар., з ощеп." Если расшифровать сокращения, то «тар.» - это «тарч» (щит), а «ощеп» - кавалерийская пика, дротик. "Поставщик" воинских доспехов и коня назывался "з уженого именя". Что бы это могло значить? "Именя" - понятно, "имение". А вот что такое "уженое" - загадка! Белорусский ученый, кандидат исторических наук Вячеслав Носевич высказал предположение, что речь могла идти о небольшом имении жены Сушкевича.

Мы уже говорили, что Шушкевичи правописались и как Сушкевичи. Конечно, делать на этом безукоризненный вывод – преждевременно. Однако рассмотрим некоторые параллели, показательные приметы.

ДОЛГИНОВО И ОШМЯНЫ

Предшественники Жаб – Барбара Друцкая-Соколинская и ее муж Скорульский, помимо Свяды, имели в собственности Долгиново. Это вверх по Березине, но на Ошмянском плоскогорье. Эта возвышенность уникальная. Она делит речные потоки. С нее стекает Березина, которая несет свои воды на юг, в Черное море, и питается еще десятком ошмянских притоков. А вторая их сеть стекает в Неман, который пополняет Балтийское море. Исходная ошмянская позиция проявилась в схожести названий. Кроме «черноморской», южной, Березины, есть еще «северная» - Западная Березина, соединенная с Неманом. Там же – еще одна Ула - берет начало в Гродненской области, протекая затем в Алитусский край Литвы. По сравнению с лепельской, она всего 84 километра, но объединяет их один и тот же жребий – фатум: уллы-«улицы» служили переходом при водном сообщении. И составляли ранее единую Берестейскую землю.

Долгиново на расстоянии 130 километров от центра - Ошмян, но территориально это был один повет. В важнейшей энциклопедии царского периода - географическом словаре царства Польского и других славянских стран, созданном варшавскими учеными, Долгиново представлено дважды: и в основном томе, и в дополнительном. И мы еще туда вернемся. А пока рассмотрим Ошмяны. О них сказано много. По уровню населения местечко равно Лепелю, но история более драматическая. Ошмяны упоминались еще в 1040 году как старожитная осада. Это перекресток торговых путей, причем над рекой, очень удобное место, чтобы использовать водное сообщение. Связующей была Вилия, она же дала название центру Великого княжества Литовского – городу Вильно (Вильнюсу), расположенному в 52-х километрах, куда вел тракт из Минска.

Вилия начиналась вблизи Долгиново, и чрез Неман выводила в Балтийское море, откуда заплывали торговцы. Далее держали путь на юг, в Черное море, но мешал водораздел – полоска суши, как и на Воловой горе. Тот водораздел назван сегодня глобальным, и конкретно о нем еще скажем. Барьер мешал сближению, вызывая столкновения и конфликты. Состав населения впитал порубежную особенность. Сообщается, что в повете было большое количество людей ратного сословия – более пяти тысяч, и потому взнос Сушкевича в Ошмянскую хоругвь смотрится закономерно. Большая часть местных жителей занималась все же мирным делом – хлебопашеством (rolnictwom). И в этом тоже связь со свядскими фермерами (вспомним обмен долгиновскими крестьянами). Но не только. Оказывается, как и в свядской Рудне, в Ошмянах была развита производственная «отрасль» - добыча болотной руды. Низкая и болотистая околичная местность была насыщена запасами природного железа.

ПОРУБЕЖНАЯ ВИЛИЯ

Ошмяны несколько раз разорялись: тевтонцами и московцами. Располагаясь ближе к Балтийскому морю, местечко магнетически влекло «крыжаков» - рыцарей Тевтонского ордена, в их хрониках Ошмяны обозначены как Assehemynne. Вилия стала разделительной чертой – точно также, как Улла или Береща между Западной Двиной и Березиной. Балтийское влияние было сильнее и поглощалось паствой. Говорится, что Николай Рудой Радзивилл во второй половине XVI века заложил в Ошмянах «zbor» (так в тексте Словника) кальвинистский. Рудой – это тот самый Радзивилл Рыжий, предки которого владели чашникским регионом и которому приписывается разгром грозненского обоза, что двигался к переправе на Лукомль. Являясь ошмянским старостой, Рудой (Рыжий) занимал также пост виленского воеводы. Окружение его возвысило, и даже сестру продвинули наверх - стала «королевой Барбарой». Попутно отметим, что и Сапеги не отставали - устраивались старостами Ошмян. А еще раньше в той же «компании» пребывали Саковичи, с которых мы начали тему Свяды. И даже Зенович Христофор Деспот отмечался – правда, значительно позже: когда Свяда продавалась. А поветовыми маршалками назывались представители рода Жаб – Игнатий и Антоний. Насколько родственны их линии с Валерьяном Жабой, купившим Свяду в 1720 году, мы не знаем: их появление на Ошмянской возвышенности отмечено значительно позже – в период французской кампании (1811 и 1812 годы).

КОРОЛЬ ВАЗА И ЕГО ПРОЕКТ

Уже из перечня имен видно, насколько притягательным был регион – транспортный узел. Торговля требовала размаха, капитал давил, и важная область попала в поле зрения высших кругов.

Заинтересованность проявил королевич Владислав IV Ваза, швед по отцу. На Варшавском сейме 1631 года было принято решение: создать канал – проход из Вилии в Березину. Проект назывался «Przekopanie nowego portu z nizu Berezyny rzeki do Wilii».

К сожалению, из названия неясно, где намечалось провести трассу конкретно – маршрут неизвестен. Как видим, фигурируют два топонима – Березина и Вилия. Но о каком «порте» идет речь? Откуда, с какого «низу» Березины намечали тянуть линию?

В УГОДУ «КРЫЖАКАМ»

Ясно, что «неманский» вариант был очень выгоден «крыжакам» и их сторонникам, и не зря его готовили при правителе, отец которого был швед. Для шведов это был исторический момент. Их посудины заходили из Балтийского моря в Неман и доставляли товар по городам и весям Великого княжества Литовского. А принимали в так называемых «стайках»: приречных базах. Это как сейчас на автомобильных трассах: едешь, например, в Вильнюс, а вдоль дорог оптовые торговые склады – десятки разного назначения.

Соединение с Березиной открывало дальнейший шлях. Можно было, как в пору варягов, двигаться, избегая волоков – перетаскиваний. Удивительно, что сейчас мы используем другие средства передвижения - современные, но строим заслоны в виде пограничных таможен. Шаг назад?

Конечно, в первую очередь в проекте были заинтересованы торговцы – для них открывались невиданные перспективы. Получали выгоду также землевладельцы – обогащалась инфраструктура.

Прорыть канал, чтобы объединить моря, особого труда не составляло. Известны более ранние водоустроительные работы, которые проводились еще в бытность королевы Боны.

В СПЛЕТЕНИИ РЕК

Глобальный водораздел, каким являлось Ошмянское нагорье, не был непреодолим. Вилия начиналась в селе Вилейка (Не путать с современным городом Вилейка - административным центром одноименного района). А на расстоянии примерно пяти километров лежала деревня Красники с истоком речки Деражна (Деряжина), сбегавшей к Березине. Сегодня ее сложно обнаружить, но она хорошо показана на первой карте Борисовского повета (1800 год). К сожалению, карта составлялась из отдельных кусков, и верховье почему-то не раскрыто. Как продолжение, она видна на 3-ей картографической части - за Бегомлем, минует деревню Волча и впадает в Березину напротив Переходцев - чуть выше левостороннего Сергуча. Речка небольшая – всего 17 километров.

У Деражны был приток – незначительный: Бобрица. А он еще «круче» сближался с Вилией – благодаря ее «артерии», речке Каменка. А у той был свой спарринг-партнер – Лондва, и небольшой водоем, озеро Домашкевичи, из которого вытекала березинская речка Мрай и брала начало еще одна, речка Красная.

В общем, настоящее сплетение природных сосудов – вен, питающих землю. Естественно, у местных жителей область почиталась и знаменовалась былинными топонимами. Ими буквально насыщена земля: Городище, Кривичи, Берёзки, Великое Поле, Жамойск (Замойск). Летописный ряд дополнялся храмовыми сооружениями. В истоке Вилии еще в 1775 году возвышалась церковь Преображения Господня (на снимке).

В общем, сам Бог велел сблизить концы – сопрячь истоки. Если Вилия катила свои воды в Балтийское море – на север, то противоположные помечали южный раздел, по ним сплавлялись в Березину, а затем в Днепр и Черное море.

Еще раз повторимся, разделительная гряда составляла каких-то пять километров, это чуть ли не в два раза меньше, чем перешеек на Воловой горе. Но межа оказалась непреодолимой – первоначальный проект не состоялся.

СОКОЛИНСКИЕ И ВОЛОК

Понятно, что в этом деле определенную позицию занимали Друцкие-Соколинские: княжеский род, что на протяжении веков руководил путными слугами, стоял, образно говоря, у руля транспортного потока, контролировал переправы и маршруты доставки. Вряд ли решение о «копании порта» принималось без их согласия. Что их интересы проявлялись, свидетельствуют местные названия на переходе: «Соколы». Видимо, там издавна существовал волок. Добавим к этому, что и Долгиново, еще одно соколинское поместье, упомянутое в инвентаре Свяды за 1720 год, тоже находилось неподалеку. А о связи ошмянского Долгиново с лукомльской Свядой говорят имена одних и тех же лиц - первоначальная история. Как и Свяда, Долгиново принадлежало виленскому воеводе Довкгирду и трокскому воеводе Саковичу. Последний известен тем, что воевал с «крыжаками». Во время битвы под Хойницами попал в плен к тевтонцам, а в 1473 году, будучи полоцким наместником, участвовал в становлении границ с Ливонским орденом.

Почему же великая идея не реализовалась?

Одна из рек, что стекают с Ошмянской возвышенности – Мяркис, правый приток Немана. Некоторые местные жители называют ее Мерычанкой, она впадает в 20 километрах от города Друскининкай. Это область Западной Березины, и там возник город Мереч – литовский Мяркине (Меркине). Словарь Брокгауза и Ефрона (1890 – 1907 годы) дал такое толкование: «местечко Виленской губернии, Трокского уезда».

КНЯЖЕСКИЙ ЦЕНТР

Если почитаем польский Словник, то узнаем, что у «крыжаков» Мереч называлась Merkenpille, 102 версты от Вильно, и первое упоминание о нем в их хрониках. В летописях упоминается в XIV веке, и там был укрепленный замок, разрушенный в 1393 году.

Если представить всю «визитную карточку» Меречи, то отметим римско-католический костёл Успения Пресвятой Девы Марии, построенный в XV столетии и выполненный в стиле готики с элементами ренессанса и барокко. Была и православная церковь, но сейчас используется как музей – нет прихода. Из других «достопримечательностей» (уже производственного характера) называются заводы: водочный, пивоваренный, кирпичный.

Но самое интересное не в этом. Оказывается, в Мерече держали свои резиденции великие князья, и их компания не обошлась без Друцких-Соколинских. Разбирался белорусский ученый, кандидат исторических наук Вячеслав Носевич. Исследуя труды Юзефа Вольфа, знатока великокняжеской геральдики и генеалогии, он установил, что Меречью распоряжался Иероним (Героним) Ольбрехт Соколинский. Это прадед свядской Барбары, супруги ковенского хорунжего Скорульского.

Все труды Вольфа построены на концепции: кто кому что продал. В том же роде представлен Иероним. Руководствовались уже не титулами, а деньгами, и представитель княжеского рода попал в сложную ситуацию.

КАБАЛА ДЛЯ ПОТОМКОВ

Как свидетельствует Вольф, Иероним в 1648 году продавал Мереч. Имение досталось виленскому канонику Пржеславскому, но не чисто, а с эвикцией на другие княжеские владения – Сокольню и Востово в Оршанском повете. При этом, в акте продажи была сделана оговорка, что в случае смерти хозяина его жена и «единственный потомок» (не названный конкретно) должны были окончательно рассчитаться.

Что имел в виду князь? Он выгораживал свой эдем, не заботясь о наследниках? Или не придавал серьезного значения оговорке – думал, что обстоятельства сыграют на руку?

Но получилось – как и должно было случиться. Его потомки попали в зависимость – настоящую кабалу.

РОКОВОЙ ПРОЕКТ

Действие происходила в то время, когда готовился проект соединения рек, продвигался «неманский вариант». И случилось непредвиденное. Вдохновитель проекта, коим был король Ваза, неожиданно умер – причем, в Мерече. Проездом из Вильно он остановился в бывшей резиденции, чтобы отдохнуть, но тяжело заболел и не оклемался. Тот самый Владислав, что добивался соединения морей, тот самый, что носил титул короля польского и великого князя литовского, и в течение трех лет именовался царем московским (1610—1613 годы).

МЕРЕЧАНСКИЕ ЗАЛОЖНИКИ

Насколько связана эта история с владельцем Меречи, никто не скажет, но последствия для Соколинских имела. Спустя десять лет Иероним тоже умер, и его обязательства дали о себе знать. Вдова, Гризельда Станкевич (по второму мужу - Оборская), и ее сын, будучи оршанским маршалком, подверглись «денежному преследованию». Им был предъявлен иск со стороны архимандрита браславского Миколая Друцкого-Соколинского, и долг составил 7000 злотых. Но Мереч потянула и другие «накладные». Гризельде перешло еще несколько княжеских поместий, и документы отразили, что иск был вручен в Несино, а долговая сумма выросла до 28005 злотых.

Ничего себе! Застрелиться можно.

Может, по этой причине неясны отношения полоцкого воеводы Михаила Друцкого-Соколинского с Михалом-Леоном Друцким-Соколинским, сыном Гризельды и Иеронима (Геронима). До сих пор не обнаруживается их единокровное происхождение.

Михал-Леон попал как кур во щи. Его вместе с отчимом (Оборским) обвинили в экзекуции (изъятии Меречи), и долг увеличили до 112 тысяч 25 злотых! «По данным Вольфа, - говорит Носевич, - Мереч в 1648 году (в год смерти короля Вазы, - авт.) была продана. Но из других источников известно, что в том году продажа не состоялась, Мереч оставалась в руках наследников, и есть сведения, что Михал-Леон судился из-за нее с паном Белевичем в 1661 году, а в 1680-м вместе с отчимом Оборским держали ответ пред Пржисецкими, но уже в связи с Несино, продав его в 1684 году с эвикцией на Свяду».

Похоже, что долговый хомут надолго повис на Соколинских. Вспомним, что было отмечено в 1720 году, когда Свяду продавала княжна Барбара. Там тоже указывались долги.

Факт длительной тяжбы в связи с княжеской собственностью говорит о многом. Первое, насколько необдуманно вели себя представители рода. Они не представляли, в каких условиях пребывали – когда жизнью овладевал капитал, и его оскал был не чета путному делу. Это как сейчас. Выросшие на общих дрожжах советские люди попадают в лапы денежных воротил, где нравственные принципы в расчет не берутся.

Второе, за кулисами тяжбы оставался самый главный хозяин земли – крестьянин, христианин. Его намерения никто не рассматривал, он был "приложением" в операциях с собственностью. Сделки крутились вокруг денег, ради выгоды, и ни слова о тех, кто копал землю, принося владельцам доходы.

ДУША ВАЖНЕЕ СПЛАВА?

Почему же не был реализован первоначальный проект соединения рек в то время? Связь с Неманом отвергли? Не хватило средств? Нельзя исключать и другие мотивы. Речь Посполитая ориентировалась на религиозный аспект, поощрялось строительство храмов и духовных обителей. Изыскание связующих путных маршрутов оставалось в стороне. Это доказывает участие в тяжбе представителя того же, соколинского клана, но духовного склада – архимандрита. Да и вся посполитовская «колея» пронизана примерами создания богомольческих структур. Так, в Мерече, еще в начале XVII века, был основан монастырь доминиканцев, а позже расположилась иезуитская миссия, которую превратили в резиденцию (1755 год). Точно так же развивался Лепельский край, где надолго осели девы-бернардинки. 

Были попытки установить миропорядок без войн и конфликтов, опираясь на боготворческие идеи. Из истории Ошмян известно, что великий князь Александр в 1505 году основал там францисканский костел и монастырь, а в 1667 году свой богомольческий центр создали доминиканцы. Но это были слабые потуги на фоне прагматического воздействия.

КАНАЛ НЕ ПРОРЫЛИ, ТАК БИТВА СЛУЧИЛАСЬ

Необходимость наживы мотивировала больше, капиталистическое русло ширилось, обволакивая умонастроения. Когда капитализм основательно утвердился, по рекам и озерам поплыли сплавные караваны – широко резался лес и вывозился на обустройство дальних городов. А общество явственно поделилось на пропорции. По данным польского Словника, в 1880 году Ошмяны (исключая сельскую общину) насчитывали 2175 католиков и 352 православных, а также 2501 «жида» (так в тексте).

Реализация «неманского» проекта – соединение посредством Вилии – вела к усилению односторонней мощи. После разгрома под Полтавой (1709 год) шведы уже не претендовали на лакомую стезю, их натиск ослаб, и на горизонте замаячил Полоцк, чрез который пролегла Западная Двина. Выпукло проступила идея повязать ее с Березиной и Днепром, что играло на руку восточному соседу. Теперь Россия, а не Швеция влияла на окружающее пространство.

Обратим внимание - сразу после битвы за Днепр, после исключения «крыжаков» из путепроводной сферы, произошла переориентация с западного курса на восточный. В Свяде объявились Жабы (1720 год).

ВТОРОЙ ПРОЕКТ - ИМПЕРСКИЙ

Еще раз соколинские долги всплыли в конце существования Речи Посполитой – когда рушилось государство, декларировавшее путь сближения людей на боготворческой ниве. Мы уже говорили, что великокняжеский сейм рассматривал в 1773-1775 годах претензии «urodzonego Krystyanusza» к сукцессорам каштеляна смоленского Кароля Друцкого-Соколинского.

Кто такой «Кристиануш», к сожалению, неизвестно, как неизвестно, какие конкретно претензии выставлялись. Единственно, что опубликовано на данный момент: в 1699 году Кароль Михал Соколинский выдал долговое обязательство пану Кристианушу под обеспечение Свяды. На протяжении 76 лет обязательство никого не трогало, а возбудили только в 1775 году – накануне краха Речи Посполитой, когда вовсю замаячил колосс, Российская империя, и окончательно закреплялось могущество силы, а не духа, капитала, а не молитв.

Вдруг «проснулись» наследники некоего Кристиануша и предъявили счет владельцам Свяды. Подробности дела неясны, как неизвестно постановление сейма.

Со временем тайна раскроется. Но обратим внимание, что рассмотрение происходило в канун создания второго проекта - Березинской водной системы, где главную роль играл Полоцк, а при нем берещинский волок – свядские земли, хозяин которых занимал пост полоцкого воеводы и ходил в советниках «Его Императорского Величества».

Маршрут пролег, исключая Вилию. Он затрагивал Березину, Сергуч, Берещу, Уллу... Вместо Немана была избрана Западная Двина, и имя Тадеуша Жабы, в бытность которого прорыли «Лепельской канал», последовательная закономерность.

СУДЬБА ЗЕМЛЕПАШЦА

Торговля – особая категория, ее не могут удержать ни войны, ни религиозная идентичность. Долгиново, как и Ошмяны, как и Мереч – центры сплетения взаимных интересов, куда устремлялись водные потоки, способствуя обороту промысла и где «гнездились» люди обмена. Туда обращались взоры «путепроходцев» и землепользователей, властителей. На смену одним приходили другие.

Так и с Шушкевичами. Начиная где-нибудь в Ошмянах, они могли заниматься чем-то одним. Добыча природного железа еще требовалась, но уже вовсю дымили заводские трубы, и стучалась в дверь смена занятий. Титулов они не имели. Кому-то, наверняка, подчинялись, кто-то использовал их опыт при расширении владений. Они могли перемещаться вслед за сменой выгодного курса.

(Продолжение следует).

На снимке (из интернета): церковь Преображения Господня (1775 год) у истока Вилии.


04.06/23