Галатея

     Будучи девочкой начитанной, она знала,  пока не из собственного опыта, что любовь творит чудеса. Но эта банальная сентенция казалась пусть сладким, но всё же вымыслом.
      Произошло всё неожиданно. И эту любовь она познала в довольно раннем девичьем возрасте, поскольку жила на Украине, где  все процессы начинаются намного раньше,  чем здесь, где, как писал товарищ Лермонтов, «на севере диком стоит одиноко на голой вершине сосна…»
      Не припомню, при каких обстоятельствах и с чьей подачи она с ним познакомилась, но, похоже, они сразу понравились друг другу и с тех пор неразлучны практически ни на один день, ясный или сумрачный. Причём, чем мрачнее день, тем большую тягу она к нему испытывает и тем разительнее его воздействие.
      Эту раннюю любовь мама, конечно, не одобряла, а посему, возвращаясь домой, она в подъезде долго пыталась ликвидировать оставленные его касаниями следы, которые  мама  при стирке всё-таки обнаруживала и каждый раз ей за это попадало. Но это уже была любовь, и не обычная, а какая-то одержимая.

     Повзрослев, она уехала из провинциальной Украины в некогда-столицу, но с ним всё равно была неразлучна, частенько удивляя мужа и коммунальных соседей оставленными им на её лице следами.
     У него было множество поклонниц,  каждую из которых он умел любить, радовать, делать  счастливой. Но к ней он особенно благоволил: ему льстило видеть своё феерическое воздействие.
     У неё всё было непросто: минуты, часы, годы отчаяния не могли не сказаться ни на внешности, ни на поведении, ни на настроении. Но жить-то надо. А главное – не подавать окружающим вида, что у тебя неразрешимые проблемы, чтобы не вызывать искреннего, но чаще поддельного, как это часто бывает, сочувствия. Бокал хорошего вина, американские сигареты могли ненадолго скрасить мрачную реальность. Зато он творил с ней чудеса. Утром она почти с ненавистью смотрела на своё зеркальное отражение, от увиденного у неё опускались руки.  И тут он осторожно, даже как-то ласково  и   нежно  касался её лица,  и от этих прикосновений она преображалась буквально на глазах. Появлялись искорки жизни, пробивалась улыбка, она начинала себе нравиться. И вот она уже хороша, весела, бодра. А главное -  она обретала уверенность в себе,  в своей неотразимости. Можно и в свет выходить.
     В молодости он был высок, строен, с длинной шеей и тонкими, даже несколько заострёнными чертами, которые со временем огрубели, но он умел возрождаться и опять становился неотразим и желанен, как никто другой.
     Когда она перенесла тяжелейшую операцию и пришла, наконец, в себя, её рука первым делом потянулась к нему, и он опять оживил её быстрее и эффективнее, чем вся медицина, вместе взятая.
 
     Уже в непреклонном возрасте она начала понимать, что именно благодаря ему добилась всего в жизни, совершила и завершила все начинания, что это он своим прикосновением вдыхал в неё силы, волю, а главное, настроение для  свершения пусть  крохотных и незначительных, но, по её масштабам, настоящих подвигов. Никто не сделал для неё в  жизни столько,  сколько он, и именно ему она обязана всем.
     И пусть ещё не завтра, а лучше и не послезавтра, но когда этот час неизбежно пробьёт, пусть он последним коснётся её лица,  и пусть туда она уйдёт такой, какой он её сотворил. Галатеей.

    
    
     P.S. К глубочайшему сожалению, убедившись в избыточной метафоричности образа, ведущей к всенародному непониманию описываемого объекта,  автор вынужден спуститься на бренную  землю и дать банальное пояснение возвышенному чувству, возникшему у него к, казалось бы, простому предмету - карандашу для глаз .  А было так поэтично! Жаль, жаль...