Начало соболиной охоты. Невероятная удача!

 
    
                Седьмая новелла из сборника
«Рассказы Соболиного деда»
               
            За последние месяцы Яков, от постоянных больших физических нагрузок, на глазах раздался в плечах, окреп, появилась светлая, немного кучерявая бородка и усики, которыми он гордился – явное проявление возмужания парня! Он сам себе удивлялся, как много всего можно сделать за день, если не лениться, а постоянно трудиться. По своей инициативе, из высоких, тонких лиственниц и деревянных перекладин, с помощью долота, топора, кусков канатов, оставшихся от плотов, соорудил две надёжные лестницы на обрывистом подъёме от речки Тихой к Кедровой долине. Это значительно упростило весь путь, сделав его более надёжным в период первых заморозков, и с учётом скорых, сильных снегопадов.

            В эти дни как раз и состоялась их встреча с медведем – владельцем Кедровой долины, о которой уже рассказано выше.

         Когда мороз стал стабилен, по ещё незамёрзшему озерку прошлись с сетями, наловили почти две бочки крупных карасей для прикормки соболей, оставили их в мёрзлых сенях избы и быстро переместились в нижний домик у речки Рыбной, в нетерпеливом ожидании скорого начала сезона охоты. Всё указывало на то, что он состоится хорошим!

           Вторая половина осени выдалась не только с обильными осадками, но и ветреной. Снег в одних местах задерживался немного, а в других – надуло, нанесло с горой. Павел, почти каждый день ходил по маршрутам, оценивал по следам, сколько хищников питаются мясом медведя, убитого почти месяц назад. Ещё он набивал лыжню, регулярно разгребал завалы возле ловушек, со временем начал раскрывать морозильные ямы с рыбой и разбрасывать её по округе, недалеко от кулёмок – ловушек зверьков, не давая соболям уйти из мест, где есть дармовый, хороший корм.

              Когда мороз стал крепчать, а ветер, к счастью, притих, посчитал, что мех у хищника вызрел и пора начинать сезон! В его успехе он был уверен, но опасения всегда присутствовали в количестве пойманного зверька.
    
            За первый день зарядил половину давилок вяленой рыбой, а на следующее утро с нетерпением, активно двигая лыжами тронулся в путь. Приятно был удивлён – три соболя за выход! Это очень много по тем меркам, которые были на охотничьих угодьях отца, где и один хищник за семь - десять дней постоянных обходов охотничьих угодий, считался хорошей удачей! Быстро снарядил все кулёмки, в надежде на увеличение добычи.

            Допоздна, при свете лучины, как чулок, снимал шкурки, аккуратно обрезая их возле глаз, щипцами откусывая каждый коготок от последней фаланги - косточки пальца, по опыту зная, что и как особо ценится скупщиками пушнины и на аукционах. Обрабатывал солью мездру и сворачивал особым способом, чтобы в дальнейшем, когда будет больше времени, начать их выделывать, и приводить в предпродажное состояние. Немного был огорчён, что все соболя оказались тёмно-светлого окраса, а он так рассчитывал, надеялся, поймать крупного, самого тёмного, с благородной проседью по спинке зверька, чтобы подарить, как обещал, милой Аннушке. В любом случае, шкурки были блестящие, шелковистые, как и положено у сытого, зрелого, готового к зимовке соболя, и должны были реализоваться по хорошей цене.

            Дальнейшие дни слились в один – бесконечный, на высоком подъёме, или на одном дыхании, от перевозбуждения, охватившего парня при виде крупных, отборных соболей. На седьмой день число хищников перевалило за двадцать! Фактически за неделю, он подошёл к самому лучшему результату, достигнутому отцом за последние полные сезоны многомесячных зимовок!

               И, наконец, в добыче оказался первый, весь почти чёрный, крупный, как принято было говорить, царский соболь! Такие продавались на аукционах поштучно и по огромным ценам, в шесть – девять раз выше, чем за шкурку обычных тёмно-светлых зверьков (а со светлым мехом - и сравнивать не приходится)! Мягкое золото высочайшего качества, с серебристым, благородным отливом направляющих волосиков на спинке зверька, шло на пошив шуб только очень богатых людей в столицах, продавалось за огромные деньги в Европе особам королевского ранга! На радостях, Павел позволил себе отдохнуть, осторожно сняв шкурку только с этого, особого.

           Мороз постепенно крепчал. Павел стал не полностью прикрывать морозильные ямы, оставляя зверькам небольшое пространство и возможность самим туда залезать, питаться, будучи уверенным, что запасов рыбы хватит надолго. В какой-то день, уже привыкший к постоянной добыче не менее трёх – четырёх соболей, - добыл из кумёмок только двоих … В этот момент он вспомнил о порошке, изготовленным из высушенных, толчёных половых желёз и органов самок, которым пользовался всё время отец. Его надо было замесить с медвежьим жиром и поместить в середину ловушки, вместе с куском вяленного мяса.
               
            Что и как произошло, он не ведает, но следующий день запомнил на всю жизнь! Сразу одиннадцать, пойманных за сутки соболей, оказались в ловушках, из которых шесть - тёмных! Уже дома, бережно разморозив драгоценные тушки, с благоговением рассматривая отдающий серебром благородный мех, осознал, что вся его и Якова затея уже давно окупилась с лихвой, а предстоящая и последующая добыча, точно пойдут на будущий дом для отца в городе, на его женитьбу, а в дальнейшем – там, как ляжет судьба!

           Сильные эмоции погасали в изнуряющем, не прекращающемся ни на минуту тяжелейшем труде. Со светла, наскоро перекусив остатками вчерашней вечерней трапезы, взяв с собой топор, мешок, продуктов на всякий случай, другое снаряжение, если придётся ремонтировать ловушку (ружьё уже не брал – все медведи давно спят по берлогам), свиснув собаку, на тяжёлых, зато надёжных охотничьих лыжах, направлялся на маршрут. За один короткий световой день обходил все ловушки вдоль перемёрзшей речки Рыбной, забредая во все ответвления, по построенным им заранее тропам, к боковым давилкам. 

          На обратном пути заходил в избу, оставлял добычу, сушил унты, кушал, чуточку отдыхал и, когда позволяла погода (в сильный снегопад, или пургу, метель - оставался дома), вновь отправлялся на маршрут. Шёл по берегу и кромке тайги вверх по течению реки Тихая, затем, если оставались силы – вниз, забирая добычу, раскидывая рыбу для подкормки, и перенастраивая кулёмки. Вот так, почти каждый день, находивши по двадцать вёрст (более двадцати двух километров), приходил и падал с ног! Иногда, на весь маршрут сил не хватало – позёмка, вьюги переметали лыжню, а прокладывать новую - всегда очень сложно, тяжело.

                Яков тоже без дела не сидел. Отопление избы печью, приготовление еды, обустройство -  были на нём. А ещё, видя, что Павел сильно устает, иногда помогал со снятием шкурок. Но, эта процедура ему не нравилась (по крайней мере, не приносила удовольствия). В последние месяцы, остаточное свободное время, уделял работе с берестой. Парень, на восемнадцатом году жизни, всё больше ощущал в себе потребность к творчеству, стремлению украшать внутри и снаружи жильё в деревне, пристраивать на фасадах домов чудесные вырезанные изображения и разукрашенные фигурки, точёные предметы из дерева (слышал от деревенского краснодеревщика, что есть специальные станки-приспособления для облегчения этого труда!).

                Павел, иногда заставал его сидящим перед оконцем и мастерившим из коры берёзы искусно вырезанные, целые полотна с разными изображениями, которые потом приклеивал-пристраивал к обычным лукошкам, кружкам, небольшим коробам, превращая их в настоящее сказочное изделие, или привлекательный товар, так и просящийся на ярмарку! Порой, он сидел перед лавкой, на которой рассыпал муку, и что-то чертил на ней, осмысливая очередную задумку …

             Видя, что охота - не призвание Якова, парни обсуждали, что, где и как он сможет в дальнейшем приложить свои навыки, умения, выдумку, чтобы она приносила ему не только приятные часы досуга, но и какой-то доход, на который можно будет жить и содержать свою семью.

              Яков, прослышав от многочисленных родственников, что при монастырях, на бескрайних таёжных просторах, есть мастерские с целыми производствами написания икон, вырезания иконостасов, окладов, багетов и прочих художественных изделий, мечтал добраться до них, осмотреться. А ещё он знал, что в крупных городах есть народные промыслы, цеха, большие мануфактуры, где очень востребованы художники, прочие творческие личности, к которым он себя уже немного причислял.

           Павел поддерживал его мысли и идеи – сам когда-то о многом мечтал, вот только теперь, некоторые из них стали сбываться, приобрели под собой финансовую основу. Обещал поддержать деньгами на первых порах становления и возможной учёбы, говоря, что он их, как напарник, заработает за зимовку. Яшка, по-мальчишески, отвергал помощь, говорил, что уже и так много получил с помощью Павла и купца Степанова на рыбе и икре, сданной по приходу судна к их зимовью.

          День шёл за днём, и какая бы погода не была вокруг, добытых соболей становилось всё больше! Уже заполнена шкурками свободная от продуктов часть лабаза, начали складывать их в ближайшую морозильную яму, солидно освобождённую от рыбы, частично съеденной и перевезённой в верхнюю избу, а также щедро раскидываемой на очередную прикормку хищникам.

             Когда число соболей перевалило за сотню, Павел сбился со счёта и примечал только самых драгоценных, тёмных с проседью зверьков. Понимая, что он уже окончательно сможет решить все проблемы отца, матери, сестёр и братьев, перевести их в городскую новую избу, начинал задумываться о своём доме, женитьбе, детях, которые точно теперь будут городскими жителями, также о собственном деле, которым займётся по окончанию охоты. Работать у купца помощником престижно, но лучше добыть много пушнины, и можно начать что-то своё, отдельное, например, открыть магазин на другом конце городишка, у главной дороги, идущей из уездного города, по которой едет много жителей окрестных деревень. Эти мысли стимулировали, заставляли активнее, настойчивее заниматься охотой, не пропуская ни одного дня, для проверки всех ловушек-кулёмок.

           К середине декабря (Яков вёл учёт дням, делая зарубки на углу дверного проёма), морозы стали крепчать, обильные снега прекратились.  Павел постоянно обращал внимание, что соболя, ранее как бы волнами появлявшиеся из глубин темнохвойной тайги, расстилавшийся на много сотен вёрст вокруг, постепенно иссякают, а вот следов на снегу, ведущих через речку Тихую в сторону горного плато, становилось заметно больше. Как они взбираются по отвесным скалам – осталось загадкой. Видно, своими острыми коготками, по каким-то, одним им известным узким расщелинам, да по ручью, ранее вытекавшему из промоины, превратившемуся от морозов в замёрзший водопад.

            Всё говорило о том, что пора перебираться в большую избу в Кедровой долине. Парни начали готовиться к перебазированию, как вдруг среди дня (Павел как раз зашёл в избу согреться после прохода части ловушек), на реке раздался выстрел!

БРАТЬЯ ВАСИЛЬЕВЫ

             Всё было так неожиданно, что они вначале не поняли, что за звук, а потом, быстренько одевшись, схватили ружья, стоявшие всегда наготове, выскочили на снег. Со стороны заснеженной Тихой, к ним навстречу двигались двое больших саней, по две лошади в каждой, запряженные цугом (гуськом, одна за другой). На передних сидел отец Якова, сзади – его младший брат Тихон, сорокалетний крепкий мужчина, хороший специалист по выделке шкур, в деревенской общине исполняющий обязанности забойщика скота и кожемяки.

              Восторги от встречи были взаимны! Прибывшие радовались тому, что на зимовье все живы - здоровы и, наконец-таки, на четвёртый день трудного похода, добрались до места, где можно будет отдохнуть и поспать в тепле, а парни – соскучившись по людям и новостям из Васильевки, прибытию неожиданных, но таких близких людей. Два крупных пса, с удовольствием прыгали возле уже забытой ими Лайки.

             Суета первых минут закончилась, когда все разделись, расположились на лавках (в тесноте, но не в обиде!), а Яков поставил на стол чашки с горячим чаем. Отец достал быстро оттаявшие в тепле гостинцы – сладкие пироги, испечённые матерью, по которым так соскучился сынок, да и будущему зятьку они всегда нравились.

            Потёк неспешный разговор… Оказывается, Иван, при заходе судна в деревню, рассказал отцу, в полной уверенности Павла по добыче нескольких десятков соболей, и о том, что он даже заказал ему заготавливать брёвна, под строительство новой избы для своих родителей в городке. Ещё, что Якову всё там понравилось, они хорошо вместе ладят, а на икре и ценных породах засоленной красной рыбы он уже неплохо заработал, и останется до весны – хочет испытать всю зимовку на себе!

           Однако мать, беспокоясь о сыне, каждодневными россказнями, что сердце ноет от неизвестности, как ребята там, не заболели-ли, постоянными приставаниями поехать проведать, и может что передать, достала-таки! Егор Васильевич загрузил в сани побольше сена (для лошадей и самим спать сподручнее в морозы – проверено не раз), взял ружья, собак поздоровее, вилы (от волков), припасы, пол мешка муки, два мешка крупы, мешок сухарей, овса, пригласил Тихона - у которого настало свободное от забоя скота время – за компанию и для подстраховки (дорога в эту сторону в новинку - здесь нет деревень и не известно, бродят ли где голодные звери), и в путь.
 
               Про то, что у него ещё было на уме, хитромудрый Егор Васильевич не сказал, а были там, как он признался позднее, серьёзные задумки …

               Уверенность Павла в успехе охоты передалась ему сразу, с первого разговора! Не верить, хоть и молодому, но потомственному охотнику, с детских лет пропадавшему с отцом в тайге, было несерьёзно. Как опытный человек, проживший и многое повидавший, он сразу прикинул, что если добытых соболей Павел отдаст на реализацию купцу Степанову (хоть какому ни есть, но родственнику), то солидную часть прибыли – потеряет.

                А вот у Васильевых, имеется дальняя родня в уездном городе, к которым они, по решению общины, постоянно завозят пушнину, обменянную в деревнях по дороге в Тихореченск, на муку и крупы. Да и цены они дают гораздо выше, без посредников! Он и Тихона прихватил с этой же целью – забрать всю пушнину, что парни уже добыли, затем выделать шкурки как положено, в лучшем виде, не в условиях зимовки, а в Васильевке, и реализовать с выгодой для всех!

             Ещё, в самой глубине седой головы, он думал о своей с женой быстро приближающейся старости, о том, как оба они уже устали от постоянной, тяжёлой хлеборобской жизни, а насмотревшись, как живут и чем занимаются городские родственники, так ещё больше захотелось вырваться из Васильевки на вольные заработки. Но об этом, не рассказал никому…

             Накопив к этому времени достаточные средства, Егору можно было использовать знания и хоть какой – всего два года, но опыт работы будущего зятя Павла помощником купца, вложить в него и дочь Анну солидный капитал. Пусть его преумножает торговлей, откроет магазин, войдёт в долю к Степанову, со временем заматереет и перетащит не только отца и мать в город, но и тестя с тёщей в отдельно построенный для них собственный дом. А в Васильевке пускай хозяйничает младший сын Пётр, у которого душа, до поры до времени, лежит к сельскому труду.

             … Попив для начала чайку с дороги, затем сытно поев из казана сваренной большими кусками красной рыбы, отведав ложками икорку хариуса, славящуюся своим особым вкусом, Егор с Тихоном вышли задать на ночь овса лошадям, пусть отъедаются после тяжёлой дороги. А Павел, сам того не ожидая, и особо не раздумывая, неожиданно предложил Якову о большой избе в Кедровой долине никому не рассказывать. Не их это тайна, не их дом – пускай в секрете от других всё так и остаётся!

        Ещё предложил, воспользоваться приездом будущего тестя с братом и передать с ними шкурки всех соболей – пусть выделают хорошо в нормальных условиях, и с зимним обозом отвезут на реализацию в город. Яков не возражал.

           Последнее совместное их решение Павел озвучил по приходу мужиков в избу и сразу воцарила некоторая тишина. Поразмыслив немного, добавил, что об этом, желательно, чтобы не знал Степанов и поменьше людей в деревне. На любопытствующий вопрос Тихона, сколько добыли зверьков, какая работа ему предстоит, ответил честно, что сбился со счёта, но около двух сотен. Сказать, что все были удивлены – это не сказать ничего! Молчание, с недоверчивым холодком, длилось довольно долго! Это же какое богатство!

            Даже Яков, через руки которого прошёл не один десяток шкурок, думал, что их гораздо меньше! Мужчины были в явном неверии, что за каких-то, чуть более чем за два месяца охоты, можно добыть столько соболей, даже на новых, не обловленных никем угодьях! Такого огромного количества меха сразу (не считая аукционов), в одних руках, за свою долгую жизнь они никогда не видели и представить не могли!

                Павел, давно вынашивавший эти мысли, попросил Егора Васильевича часть денег от будущей реализации пушнины оставить Ивану, для заготовки брёвен и найма бригады на строительство будущего дома, и сколько надо - передать отцу на проживание.

           Предложил также, выдать Степанову Николаю Харитоновичу необходимые деньги, под расписку – обязательство, с целью помочь (по знакомству и, как всегда, за взятку) в городской управе со скорым выделением большого участка земли под строительство рядом двух изб (родителям и Павлу с Аннушкой), с магазином, и амбарами, в конце городка, возле главной дороги, ведущей в Тихореченск. А купцу сказать, что это из средств Васильевых, которые они отдают на обустройство дочери Анны, как приданное к предстоящей свадьбе.

           Такого поворота развития будущих событий никто не предвидел! Павел говорил уверенно, размышлял как взрослый, рассудительный, грамотный мужчина, которым он, собственно, уже к двадцати первому году и являлся, хоть и не женат. В том, что деньги ещё и останутся, он был полностью уверен (там добыто одних только тёмных соболей на все эти траты, а остальные – пойдут в чистую прибыль). Головокружения от удачи, свалившейся на голову, у него не наблюдалось! Ещё предположил, что и следующая зимовка в здешних местах должна быть успешной!

         Мужики решили загрузить шкурки рано утром и сразу тронуться в путь, пока не перемело их накатанный санный след на просторах замёрзшей реки.

            Сон у всех был отменный, хоть и разместились старшие на лавках, а молодёжь – на половинках медвежьей шкуры, брошенных на пол. Егор Васильевич, засыпая, а стариковский сон всегда тревожный, прерывистый, оценил полное финансовое доверие ему от будущего зятя. Долго обмозговывал, что ещё можно сыну и Павлу предложить в помощь.

             Утром, за плотным перекусом, сказал, что им сидеть здесь и ждать аж до конца весны плоскодонку с продуктами -  нет никакого резона. Он сам, или с сыном Петром вдвоём, за ними заедет на санях по последнему снегу (после возращения с обозом из города), завезёт что необходимо на следующую зимовку и заберёт парней с добычей в деревню. Пусть в Васильевке выделывают шкурки, отдыхают сколько возможно, а потом на плоту – как в этом году, который в дальнейшем пойдёт на дрова, сплавятся в конце лета, налегке к избушке.

               Нагружали сани, сразу считая соболей: оказалось всего двести двадцать семь, из которых шестьдесят пять – тёмные, наивысшего качества, с серебряным отливом на спинке! Павел, имея достаточную математическую подготовку и небольшой опыт оптовых торгов пушниной, прикинул стоимость товара, сбросил 20 процентов на посредническую деятельность, и сказал будущему тестю, какую сумму от всего этого можно получить на аукционе, и в чистом доходе по самым скромным меркам!

             Целое огромное, невиданное состояние по деревенским меркам! От такого богатства, у кого хочешь, голова может кругом пойти! Хорошо, что вокруг присутствует одна будущая родня и Павел, доказавший всем, что держит слово, успешен в охоте, готов и в дальнейшем к реализации трудностей, значит, надёжный в предстоящих делах.

            Егор Васильевич пообещал вести строгий учёт прихода и расходов средств и, при встрече, все цифры Павлу показать.

             Ещё парень просил передать милой Аннушке самые тёплые слова приветствий и пожеланий здоровья!
 
   Продолжение в восьмой новелле «Охота на соболей в Кедровой долине»