03. Liberte, Egalite, Fraternite. Священная война

    В сравнении с Нантом даже революционный Париж показался Лафоре и Лаеннеку вполне спокойным и четко управляемым городом.

    А здесь... Над местными органами власти доминирует диктаторская воля комиссара Карье и набранный черт знает  из кого добровольческий карательный отряд под незабываемым названием "Легион Марата"...

  Как там Жан-Поль Марат, Друг Народа? Не перевернулся ли в гробу или наоборот, ему были бы по душе эти каратели образца "сентябрьской резни" осени 1792 года? Никто точно не ответит на этот вопрос...

   Пока Лафоре еще не имел чётких претензий к Карье, но справится ли тот достойно с ситуацией или незатейливо повторит "художества" Фуше и Колло после подавления мятежа в Лионе? Пока наблюдаем и делаем выводы...

   Существенно грело душу спрятанное на груди свидетельство от Комитета Общественного Спасения, вот только предъявлять его без нужды и по любому поводу Лафоре и не думал.

  Он здесь в роли наблюдателя, он должен увидеть своими глазами что здесь происходит, установить нарушения, если они есть и доложить куда следует... Он старался выдерживать наименее эмоциональную позицию...

  Жан-Пьер под видом любопытного обывателя расспрашивал    жителей о том, что здесь происходит.

  В местном кафе в центре города, к нему за столик подсел рыжеволосый молодой человек лет двадцати пяти-шести, неловким жестом поправил галстук:
- Извините... гражданин... можно присесть? А то всё занято...

- Прошу вас... - Жан-Пьер сделал приглашающий жест - я один и место свободно...

  Слово за слово, завязался общий поверхностный разговор "ни о чем", обычный для незнакомых людей.

- Я местный... как .и вы... только сейчас в основном живу в Париже. Приехал повидать сестру... - этими словами Жан-Пьер невольно подавился - а не успел... даже на её похороны...

- Господи... - юноша явно хотел инстинктивно перекреститься, но удержался - её казнили эти варвары? Простите... я не должен касаться...

- Её... убили... да... варвары... Вандейцы... - при этих словах Жан-Пьер внимательно взглянул на юношу.

  А во взгляде темных глаз ясно читалось, а вы КОГО имели в виду?

- Простите, но очень хочу задать вопрос... Вы ЛИЧНО  видели ночные "нуайяды", затопление барки с заключенными в Луаре? или только слышали об этом... Понимаю... - Жан-Пьер увидел как побледнело, изменилось лицо молодого человека - а вот скажите...это вызывает мой особый интерес... вы ЛИЧНО или кто из ваших знакомых видели так называемые "республиканские свадьбы"? Отвратительное циничное палачество... Вы лично или кто из ваших знакомых видели ЭТО? Ответьте мне...

  Молодой человек напрягся от этих вопросов и резким жестом отбросил салфетку:
- Кто вы, что задаете такие вопросы? Почему я должен вам отвечать? - он привстал, порываясь уйти - но Лафоре жестом удержал его.

- Меня интересует правда... суровая реальность, если угодно. Да, через приказы Карье Нант подчинился мероприятиям террора, да,  простой мирный обыватель напуган.
  Да, гильотинируют и расстреливают...мятежников, вандейцев...пособников иностранных интервентов и врагов Республики...
  НО... роялистские листки тиражируют дикий бред насчет "республиканских свадеб", будто бы людей разного пола раздетых догола связывают вместе лицом к лицу и топят в непристойном виде, а также будто бы вместе со взрослыми казнят детей...
  Лично я этого не видел и никто из тех, кого я спрашивал до вас, также не могли подтвердить, что лично видели жертв этих палаческих извращений.
   Итог? Считаю, эти извращения миф, рожденный страхом и психозом военного времени  и реальными суровыми мерами, которым есть подтверждение.
  Так уж недолго договориться до того, что Карье заказывает на обед зажаренных живьем дворянских младенцев...

- Что вы называете "суровыми мерами"? Это вы так мягко называете этот вандализм?! - было видно, что эти слова вырвались против воли и молодой человек сам пожалел о своей откровенности с незнакомцем.

  Лафоре холодно кивнул и сделал успокаивающий жест, требуя, чтобы собеседник сел на место:
- Карье в очень сложном положении... Тюрьмы переполнены, тиф... Ясно, что затея "нуайяд" эту проблему   не решила. Но теперь добавилась новая проблема... из реки нельзя теперь брать воду...она заражена трупами...

  Юноша смотрел на него с ужасом и непониманием.

  Наконец, он вытянул руки вперед, словно ожидая, что его должны заковать или связать:
- Кто вы? Агент революционного комитета? Я арестован? Бедная мама... она не переживет...Вот черт, мой длинный язык...

  Лафоре встал из-за стола и положил руку ему на плечо. Молодой человек обреченно вздохнул, но услышал он совсем не то, чего ждал:
- Вы совершенно свободны... Меня лишь интересует мнение о происходящем простых жителей Нанта... И да... не распространяйтесь о нашем разговоре, так будет лучше для всех.

  Не веря своим ушам, юноша поспешно покинул кафе.

  Следующим собеседником Лафоре сделался мужчина средних лет, одетый в грубую парусиновую куртку-карманьолку, лохматую длинноволосую голову которого гордо украшал красный колпак,  с виду обычный санкюлот, ремесленник или разнорабочий.

  Услышав вопросы об утоплениях заключенных и его мнении о происходящем, сей бдительный гражданин помрачнел и предложил Жан-Пьеру пройти с ним "куда следует", резко заявив:
- Я член Революционного Комитета Нанта, Франсуа Кенель. Пройдемте, гражданин... до выяснения...

 Гражданин Кенель был изрядно удивлен невозмутимостью незнакомца и его иронической улыбкой.

- Париж, Комитет Общественной Безопасности... читать то надеюсь умеешь, гражданин? - Лафоре достал спрятанный на груди документ - а теперь...никому не разглашая кто я и откуда... это в твоих интересах, брат... отведи меня к здешнему председателю революционного трибунала...Слышал, что он собирается оставить дела и должность, заодно и выясним, почему...