Рапух Часть 2 глава 14

К вечеру я решила навестить новых соседей. Внереалы же остались дома. Дверь мне открыл Тихон. И, отчего-то, взгляд его янтарных глаз избегал встречи с моим.

- Проходи, Ганна… - сказал он, помедлив минуту.
- А где Ирина? - с ходу поинтересовалась я.
- Там, - махнул рукой в сторону спальной Тихон.
- Спит? Тогда, может, я в другой раз зайду?
- Да нет, - богатырь нервно затеребил бороду. - Надо было тебе всё сразу рассказать…
- Что случилось, Тихон? - уже не на шутку встревожилась я.
- Случилось не сегодня. Достаточно давно. А такое… Бывает. Не часто, но… Сама посмотри.

Я заглянула в комнату. Ирина, забравшись на постель с ногами, вязала. По покрывалу туда-сюда, словно стайка цветных ёжиков, сновали разной величины клубки. Спицы под ловкими пальцами вязальщицы так и мелькали. Длиннющий шарф, ладони в две шириной, уже свисал с постели до пола. Но, по всей видимости, заканчивать его Ирина не собиралась.

- Здравствуй, соседка, - поздоровалась я.
- Угу, - кивнула та, не отрывая взгляда от петель.
- Что это с ней? - шёпотом спросила я Тихона.
- Не будем ей мешать. Идём.

Он потянул меня за руку, и мы прошли на кухню. Накрытый клеенкой с маками стол уже ждал гостей. Об этом говорили вазочки с конфетами и вареньем.
- Сейчас чайник поставлю, - неторопливо промолвил Тихон. - А ты, Ганна, садись пока.

Чашки Тихон достал из старинного комода бабушки Стеши. Белые, тонкие. Их покойница только по праздникам на стол ставила. Всё берегла. А дети на это «старьё», когда приезжали хоронить старушку, даже и не глянули.
- Не люблю я из чёрного стекла пить, - заметив мой взгляд, сказал Тихон. - Ирина любит, а я, когда без неё чаевничаю, эти достаю.
Бросил в чашки пакетики с заваркой и залил кипятком. Я, хотя меня так и подмывало удариться в расспросы, тактично помалкивала. Усердно дула на горячий чай и искоса поглядывала на соседа — богатыря. Тот собирался с духом достаточно долго. Потом, видимо, договорившись с кем-то внутри себя, кивнул, и сказал:
- Хорошо.

Я сощурила глаза и склонила голову на бок, изобразив непонимание.
Тихон, хмыкнув в усы, хлопнул по клеенке ладонью и начал рассказ.

- Я, Ганна, бывший егерь. Жил один в лесу, как леший. Родителей никогда не знал. Детдом меня вырастил и воспитал. А вот нянечка у меня была замечательная. Почти как у Пушкина. Она приучила меня к книгам. Она же первая и заметила мой талант, когда я ребятам на ночь истории разные сочинять начал. Потом, после армии, я приезжал к ней, пока она жива была. А не стало — я и подался в лес. Там и свела меня судьба со Старейшим.

В тот день я, как обычно, обходил участок. Заметил в камышах крылья белые. Думал, лебедь. А это оказался носитель Старейшего. Силки у воды какой-то браконьер приладил. А белой цапле рыбки да лягушек захотелось. Пошла к воде и в петлю лапой угодила. Подошёл я тихонечко. Птица стоит, на меня смотрит. Как будто понимает, что я сделать хочу. Выпутал я цаплю, отпустил, а она не улетает. А потом, как в сказке, голос в голове услышал. Сначала думал, спятил от одиночества…

А через три года, когда в соседнее село за продуктами поехал, встретил Ирину. Она учительницей в село приехала работать. Сказки детские писала такие — ребятишки с открытыми ртами на уроках сидели!
Познакомились. Решили, в городе лучше нам будет. Не куда-нибудь, в Питер переехали. Да только всё наоборот вышло. Я по приезду работу сразу нашёл, а Ирина… Месяц за месяцем проходил, а она отчего-то всё поиски работы откладывала. Да и ко мне с прохладцей относиться стала.

Я потом только понял, когда до новых её «творений» добрался, почему она так меняться начала. Новые городские подружки, которые взялись прямо-таки из ниоткуда, опоили её соком Тёмной Лозы. Старейший пытался меня тогда предупредить, да я, дурак, всё ему не верил. Больше года всё чего-то ждал.

До того дотянул, что однажды меня моя супруга на порог не пустила с работы. Даже её внереал не смог тогда вернуть свет в разум моей жены. Она просто взяла и продала своего любимого кенара вместе с клеткой! Вот здесь меня и тюкнуло. А уж когда я в каком-то журнале наткнулся на взрослые сказки Ираиды Темень… Думал, всю бороду себе с горя повыдеру… Тогда Крыло Даждьбога научил меня, как сделать эликсир из просветлённого сока Тёмной лозы. Ты же уже знаешь как?
Я не стала отпираться.
- Да. Знаю.

- Так вот, - продолжил Тихон. - Улучил я момент, когда Иринка одна дома осталась, без подружек своих новых, дверь выбил, эликсиром её напоил и увёз. В свою избушку в лесу.
Три месяца она оттаивала. Только, в отличии от меня, ей в лесу жить непривычно. Решили мы тогда в глубинке где-нибудь осесть. Пока в поезде ехали, объявление это нашли. И даже не удивились тому, что именно о вашем городке мне Иришка говорила, когда прабабушку свою вспоминала. Решили, значит так надо. Крыло Даждьбога тоже так сказал. Дальше ты знаешь.

- А вязание это к чему? - вернула я Тихона к предмету моего любопытства.
Пожевав ус, Тихон ответил:
- Иногда на Иру нападает тоска. Старейший говорит, это её лоза зовёт. Значит, тот росток, соком которого её поили, всё ещё портит внереалам свет. Так вот. Чтобы отвлечься, Старейший и посоветовал ей занимать себя вязанием.
- Если вспомнить историю народа ГаРа, их мастерицы тоже занимались этим рукоделием, - сказала я.
- Вот и Крыло Даждьбога так сказал.

Тихон замолчал. Я тоже не торопилась высказать своё мнение. Мало ли, каким боком к нам жизнь за век человеческий поворачивается? Судить-то, оно не трудно. А вот попробовать понять…
Одно я для себя уяснила в тот момент — Тихон и Ирина, они не в защиту мне здесь поселились. Просто Старейший, видимо, посчитал, что вместе нам поползновения тьмы преодолевать легче будет. Но, сталкиваясь с совершенной непредсказуемостью наших врагов, я понимала, что лишь время даст понять, прав ли он.

Поблагодарив Тихона за гостеприимство и пожелав Ирине скорейшего восстановления, я попрощалась.
Дома я рассказала историю соседей внереалам. Гай, знавший множество подобных, отнёсся к этому достаточно спокойно. А Рапух, тоже ограничившийся лишь тем, что вздохнул и произнёс:
«Бывает», даже озадачил меня своим поведением.
- Рапух, с тобой всё в порядке?
 «Да, Ганна», - как-то устало и смиренно проговорил мой внереал.
- Нет, что-то всё-таки не так. Объясняй, - потребовала я.

«Понимаешь, Птица моя, я очень рассчитывал, что наш сосед, с помощью Старейшего, конечно, возьмёт на себя часть наших с тобою забот, - сокрушённо выдал Рапух. - А выходит, что всё то, что может ещё на нас свалиться, придётся снова на нас двоих...»
«А меня ты в расчёт не берёшь? - напомнил о себе Гай. - Эдак ты рискуешь вовсе в одиночестве остаться, герой ты наш!»

- Знаете, дорогие мои, мне кажется, что совсем не важно, кому из людей и внереалов придётся разбираться со всей этой катавасией, - сказала я. - Главное, чтобы в результате мы могли убеждённо сказать, что света в жизни обоих наших народов хватит ещё на долгие и долгие века.
«Даже я не сказал бы лучше!» - восхитился Гай.
«Согласен», - поддержал его Рапух.

И тут, словно услышав мои слова, раздался звонок телефона.
- Алло! - услышала я голос Евгения Петровича.
- Вечер добрый, как я рада вас слышать!
- Взаимно, взаимно, Ганечка! Я завтра возвращаюсь домой, так что, приходите в гости.
- Выпросились таки! - укоряюще произнесла я.
- Не ругай меня, Ганя, - попросил Евгений Петрович. - Не люблю я больницы. Подлатали врачи меня, и спасибо. А таблетки я и дома попью. Гай пусть не торопится, с вами прилетает. Я, как приеду, сразу позвоню.
- Договорились, - согласно кивнула я. - Баранки к чаю с меня!
Евгений Петрович довольно хмыкнул:
- Самый душистый заварю!

С утра пораньше мы с Рапухом решили поупражняться. И заодно выяснить, на какое расстояние сможем отдаляться друг от друга, не теряя слышимости. В тот день, когда мы искали ключ, заниматься этим и в голову никому не пришло. Однако, внереалы меня услышали. На этот раз нас всех очень интересовал ответ на этот вопрос.

Рапух остался дома а я, выйдя за калитку, пошла вниз по улице. Гай, опустив свою галку на мой забор, с любопытством наблюдал за происходящим.
Пять метров… Двадцать… Пятьдесят...
- Рапух, ты меня слышишь? - шёпотом произнесла я.
«Отлично слышу! - радостно ответил мой внереал. - А ещё чувствую!»
- Что именно? - заинтересовалась я.
«М-м-м… Прохладно… Ветерок дует...» - стал описывать Рапух.
- Верно. А что ещё?
«Сначала была тревога. Теперь спокойно».
-Всё правильно. Я переживаю, - кивнула я.
«Зачем?»
- Странное ты существо! Хочу, чтобы всё срослось у нас. Чтоб как у Тихона со Старейшим получалось…

«А ты не гонись, Ганна. И не завидуй, - вклинился в наш диалог Гай. - Всё со временем у вас получится. И, как знать, может даже лучше».

Я уже дошла до перекрёстка. От моего дома до него, судя по карте, выходило почти ровно триста метров.
- Рапух, слышно меня?
«Очень тихо, но всё ещё слышу, - отозвался Рапух. - Что интересно, ощущения ветра и холода остались такими же чёткими, как и в начале».

«Ганна, перестань контролировать процесс, - услышала я Гая и, одновременно, увидела над своей головой галку. - Отпусти. Перестань просчитывать варианты исходов и напрягать извилины. Диалог с внереалом — не задачка, которую нужно решить до звонка, понимаешь?»
- Хорошо, Гай, я постараюсь. А откуда ты всё это знаешь, ведь с Евгением Петровичем ты начал разговаривать не так давно? - спросила я.
«Но чувствовать его за эти годы я научился, словно крыло своего носителя!» - ответил мне Гай.

Я двинулась дальше. Ещё пятьдесят метров… Ещё… Всё это время мы с Рапухом болтали совершенно ни о чём. О погоде, о том, какой красивый сегодня рассвет… И всё это время мне казалось, что постепенно от меня к моему внереалу в воздухе повисает практически зримая нить. Светящаяся, текучая. Словно лесной ручей.
Полкилометра…
- Рапух, а помнишь… Рапух?
Ощущение связующей нас нити пропало.
«Неплохо. Для начала даже очень неплохо, - сказал Гай, опуская свою галку мне на плечо. - Идём обратно».

«Ганна… Ганечка, ты где? - услышала я, вернувшись на тридцать шагов назад.
- Рапух, мы возвращаемся! - в голос крикнула я, обрадовавшись, что снова его слышу.
«Не прошло и года! Только зачем так орать?»

За обратную дорогу Рапух успел мне рассказать какой он красивый и умный, какой замечательный у него гусь, и чем отличается Пушкин от Лермонтова. Гай, слушая всё это, только сокрушённо вздыхал:
«Ничего… Повзрослеет, пообтешется...»

- А сколько же тебе, Гай? - спросила я, слушая это ворчание.
«По вашему исчислению — шесть столетий».
- Получается, что ты появился в пятнадцатом веке? - произведя в уме нехитрый подсчёт, спросила я.
«Там, - согласно кивнула галка. - Замечательное время. Страстно жаждущие знаний и светлых эмоций люди. Прямота мыслей. Изворотливостью и алчностью тогда болели гораздо меньше. Но я не жалею, что в этот раз выбрал ваше время. Годы, проведённые бок о бок с Евгением Петровичем, оказались самыми плодотворными за всё моё шестивековое существование».
- Я думаю, он тоже так считает, - улыбнулась я, вспомнив трепетное отношение моего старшего друга к Гаю.
«Скорее бы он уже вернулся!»

За этим разговором мы зашли в дом.
- Гай сказал, что полкилометра — хороший результат, - сообщила я Рапуху, дожидавшемуся нас прямо у дверей.
«Конечно. Со мной Ганна скоро сможет разговаривать вообще откуда хочешь!» - гордо произнёс мой внереал.
«Если только твои амбиции не станут кирпичной стеной на этом пути!» - съязвил Гай.

Я не собиралась поддерживать их перепалку, поэтому перевела разговор на другое.
- Так, внереальчики мои, думается мне, пора уже кое-кого навестить.
- А что, человек нашего гостя уже дома? - не удержавшись, съехидничал Рапух.
Словно отвечая ему, раздалась мелодия звонка.
- Алло, - нажав кнопку соединения, сказала я.
- Ганя, я дома, - услышала я знакомый голос пожилого поэта.
- Хорошо, Евгений Петрович, - обрадовалась я. - Мы как раз уже собирались выходить.
- Замечательно. Жду.

Рапух сам нырнул во внутренний карман моей куртки, которую я так и не успела снять. Заперев дом и выпустив Верту на участок, мы отправились в путь. Галка летела над моей головой, и Гай рассказывал их с Евгением Петровичем историю.

В тот раз Гаю не повезло. Предыдущий сказитель, отходя в мир иной, подарил перо галки своему племяннику. А тот, хоть и имел сочинительские наклонности, пользовался ими чаще для того, чтобы выгородить свои опоздания и прогулы на работе. Из писцов этого племянника выгнали, даже не дав остыть праху дяди, рекомендовавшего на это место подобное чудо.

Племяш оказался очень ленивым. К тому же, предпочитал мукам рождения сказочных историй жирный жареный кусок мяса. Или пироги, которыми его в изобилии потчевала любящая жёнушка. Свет Гая почти иссяк, когда внереал решил оставить этого обжору.

Выбрав двадцатый век, Гай рассчитывал на удачу. За переход галка Гая настолько истощила свою энергию, что в нужном времени, отдав свой свет внереалу, уменьшилась до желторотого птенца. Ему очень повезло, что именно в это время мимо проходил Евгений Петрович. Тогда ещё молодой, только что пришедший с армии парень.

Худенький романтик Женя, имеючи характер добрый и покладистый, всем своим сослуживцам сочинял стихотворные письма домой. Особенно, если они предназначались любимым девушкам.

Беспомощного желторотика, выпавшего из гнезда, он пожалел и взял домой. Парень кормил птенца из пипетки, учил сидеть на указательном пальце, придерживая за ещё не оперившийся толком хвост. А потом и летать. Конечно, когда Евгений Петрович стал писать стихи уже профессионально и читать их людям, Гай восстановил своего прежнего носителя. Но глубокая признательность к своему спасителю жила в нем и сейчас.

Евгений Петрович встретил нас прямо у калитки.
- Ганечка, милая, не усидел в четырёх стенах…
Галка, летевшая чуть впереди, стремительно набрала высоту. Спланировала сзади пожилого поэта и юркнула к нему на плечо. Я прямо чувствовала предвкушение Гая, жаждавшего воссоединения со своим человеком. И немного грустно было понимать, что после их встречи слышать этого замечательного собеседника я перестану.

Евгений Петрович, видимо, уже давно изучивший привычки своего Гая, только глубоко и удовлетворённо вздохнул, когда галка коснулась его щеки жёстким смоляным крылом.
- Гай! Дружище! Где ж ты пропадал? - ероша перышки галки, вопрошал он.
- Гай умница. Он будет летать, - выдала ему галка.

- Здравствуйте! - подав Евгению Петровичу ладонь, поздоровалась я.
Пожилой поэт выглядел довольно бодро. И рукопожатие его тоже меня в этом убедило.
- Проходите в дом, - пригласил Евгений Петрович. - Я уже и чай заварил.
- А вот и обещанные баранки, - сказала я, приподняв вверх пакетик со сладостями.

Снова, как и в первый раз, устроившись у голландки, мы пили умопомрачительный травяной чай и беседовали. О наших с Рапухом поисках, о Фате, лишившемся памяти, о таинственном колодце. Кроме всего этого я рассказала Евгению Петровичу историю Тихона и Ирины. И он, как и тогда, в больнице, посоветовал мне не торопиться в развитии отношений с ними.

- Пусть они, дочка, сначала сами с собой поладят. А там увидишь.
Потом, смеясь и гримасничая, я в красках поведала ему о том, как мы с внереалами добывали ключ из дома Вени.
Пожилой поэт тоже пару раз усмехнулся.
- Вживую-то, конечно, это выглядело гораздо смешнее… - заметил он. - Я очень рад, что этот, так чем-то важный нашим врагам ключ, теперь у вас.
- Только мы до сих пор не знаем, что же в этом треклятом колодце! - вырвалось у меня.
- Да, может, оно и к лучшему, - поспешил успокоить меня Евгений Петрович. - Я ещё, Ганя, знаешь что вспомнил? Вот ты рассказывала мне про чудище из пещеры.
- Про Карвота?
- Про него самого. Я вспомнил, что однажды мне нечто подобное являлось во сне… Встань-ка на минутку.

Я поднялась с лавочки. Евгений Петрович поднял верхнюю, мягкую крышку. Достал из довольно объёмистого углубления в половинке брёвнышка тонкую тетрадку. Заметив мой удивлённый взгляд, весело подмигнул:
- Тайны старого поэта тихо ждут здесь своего часа!
Вернул крышку на место и, сев на место, хлопнул по ней ладонью:
- Милости прошу обратно! - и стал пролистывать тетрадь. Я села.

- Та-а-ак… Вот оно! - радостно воскликнул Евгений Петрович. Я, когда написал это, даже как-то и не понял, откуда и зачем оно. Поэтому и отложил. А вот, когда твой рассказ услышал, шевельнулось во мне, что я уже об этом знаю. Перебрал тайничок свой и нашёл. Слушай:

Собранный из радости и света.
Злой рукою ввергнутый во мрак.
Убивает жизнь словес поэта,
Думая, что в свет вернётся так.

Слепоте не нужен красок спектр.
Глухоте не ведом нотный стан.
Лишь чутьё — его сакральный вектор.
И ему он не напрасно дан.

Станет втрое лучше, коль стараний
Будет впору для душевных ран.
И, собрав из клочьев одеянье,
Новую его узреешь грань.

Евгений Петрович замолчал, а я с восхищением произнесла:
- Точнее о Карвоте сказать невозможно! Здорово!
- Ты брось дифирамбы-то петь! - остановил меня пожилой поэт. - давай мы лучше с тобой разберём, что в конце…

- Там говорится, что у Карвота нет ни зрения, ни слуха. Есть только чутьё, - прокомментировала я несколько строк.
- И какие же такие старания нужно приложить, чтобы то, что получилось, втрое лучше прежнего стало? - продолжил Евгений Петрович.
«А новую грань узреет тот, кто соберёт ему из клочьев (каких-таких клочьев? Откуда они возьмутся?) одеяние...» - услышала я размышления Рапуха.
- Ну, и что мы имеем? - закрыл тетрадь Евгений Петрович.
- Имеем старания, одеяние, и то, что из этого всего должно получиться… - задумчиво сказала я.
- Не густо…

- Знаете, Евгений Петрович, - обратилась я к своему старшему другу, - Мы с Рапухом уже использовали подобные подсказки, когда искали «Абру».
- И что? - заинтересовался он.
- Все они реализовывались как-то по ходу…
- Но ты же не будешь охотиться на Карвота? - словно прочитав мои мысли, сощурился Евгений Петрович.

Тогда я предпочла пожать плечами и промолчать. Врать я не люблю. А вот версия с охотой…
Мы ещё долго разговаривали с Евгением Петровичем. Он читал мне свои стихи, слушал мои, поправлял, советовал, хвалил и критиковал. Мне всегда недоставало такого мудрого и тактичного учителя. Но даже общение с ним не избавило меня от возникшей в нашем разговоре навязчивой идеи.

Жутко страшный, уродливый, чернильно чёрный Карвот с зубастой пастью и узловато — дырявым телом, всё больше и больше занимал мои мысли. И, к удивлению своему, я начала его жалеть. И искать в стихах, озвученных мне Евгением Петровичем, то самое «что-то», что помогло бы ему обрести свободу. Которую так нахально отобрал у лёгкого воздушного змея Гротень.

Мне, конечно, очень недоставало дельного совета. Зато воображения было не занимать. Я принялась представлять в уме сюжеты предстоящего. И варианты эти всё множились и множились… Перебирая их, я словно подбирала бисер для вышивания какой-то картинки. Причем, определилась я только с цветовой гаммой канвы, а вот о том, что же в итоге выйдет из этой затеи, я почти и не думала.

Рапух только ужасался всему этому, иногда вставляя в ход моих размышлений:
«Ни за что!» Или: «И кто будет это делать?» Но чаще всего я слышала: «Ненормальная… Явно...»
Единственное, за что я переживала, так это за то, чтобы ему не пришлось искать себе нового человека…

Надеждой, что Карвот ещё слаб, я себя не тешила. С последней нашей встречи прошло достаточно времени для того, чтобы пещерное чудище встретило нас во всеоружии. И потому, лезть к нему в нору было бы с моей стороны, мягко говоря, необдуманно. Требовалось придумать нечто такое…