Глава 15. Ты забудешь обо мне на сиреневой луне

      Бывало, он трунил забавно,
      Умел морочить дурака
      И умного дурачить славно,
      Иль явно, иль исподтишка,
      Хоть и ему иные штуки
      Не проходили без науки…

      А.С. Пушкин «Евгений Онегин»

      — Мистер Дарси… То есть, Мсье Онегин, не соблаговолите ли сопроводить меня в прогулке по саду? – смело подойдя к Крокодилу, спросила я, совершенно намеренно споткнувшись на имени, чтобы посмотреть на реакцию шотландца. Но тот и бровью не повёл, а если и удивился, так, как и Ольга, лишь откровенной дерзости подобного предложения от едва знакомой незамужней девицы.
      «О времена, о нравы!» – читалось в осуждающем взгляде «Онегина». Но, всё же согласно кивнув в ответ после секундного замешательства, Иэн, сложив ручки за спиной и стрельнув глазами в сторону тут же как-то незаметно, но стремительно сокративших дистанцию Оленьки и Владимира, проследовал за мной по ступеням прочь с веранды.
      — Я люблю Вас, я люблю Вас, Ольга!* – почти сразу донёс до нас тёплый майский ветерок. Значит, Ленский, и в самом деле, запел. Что же, соболезную Ольге – от такого напора совсем у девчушки крышу снесёт!
      Я откровенно хмыкнула, Дарси поджал губы, молча идя рядом.
      — Не одобряете своего приятеля? Мою сестру? Или меня? – зашла я издалека.
      — Скорее, «не одобряю» повальную увлечённость этой скандальной англичанкой мисс Остин – как скоро Вы, совсем меня не зная, сравнили с напыщенным «Чайльд-Гарольдом» из её новомодного романа! – неожиданно пространно ответствовал Иэн.
      Ай-я-яй, что ж так пренебрежительно, да к соотечественнице? Бедная Джейн Остин, не одобряет её «писулек» строгий британский, то есть шотландский моралист!
      В саду пахло майской тенистой прохладой, белой сиренью и голубыми ирисами, посыпанными свежими опилками дорожками, молодой зеленью и буйно растущей травой. Пахло жизнью, надеждой и молодостью; весна упорно звала за собой, что сильно… отвлекало, сбивало с настроя, мешало собраться и начать думать.
      Может, это там Демиюрг в «Цифрослове» с препаратами, которыми моё тело наверняка накачивают, опять что-то незаконное мутит? Потому что мне всё труднее и труднее воспринимать происходящее как симуляцию, красиво оцифрованную картинку, которой, по сути, она и является.
      Бок о бок мы молча шли вперёд, удаляясь от дома, петляя по тропкам целенаправленно, «модно» запущенного и такого прекрасного сада Лариных. Я молчала, пытаясь повернуть разбегающиеся мысли в нужное русло. И заметно вздрогнула, когда молчание первым нарушил Иэн.
      — Скажите мне, бывает Вам прескучно здесь, в глуши, хотя прелестной, но далёкой?**
      М-м-м? О чём это он? «Глуши» кого, карася?
      Так, да что же это я поплыла, в самом деле? Соберись, тряпка!
      — Не думаю, чтоб много развлечений дано Вам было, – шотландский засланец продолжил, между тем, сладким голосом говорить гадости о малой Родине Татьяны Лариной.
      Видимо, моё упорное молчание действовало на «Онегина», продолжающего исправно играть роль, прописанную для него аж самим Пушкиным, как-то угнетающе.
Я, конечно, в курсе, что мужчины любят поговорить, но чаще всего распускают хвост и треплются «о себе любимых». А зачем так подробно выспрашивать о жизни малоинтересной деревенской девицы, в компании которой он так откровенно зевал ещё пару минут назад?
      Я остановилась, чувствуя, что узкие ботиночки, в которые с утра, перед парадным выездом в церковь, меня облачила любительница БДСМ Акулька, всё-таки натёрли ноги. Онегин, заметив, что я остановилась, тоже поотстал, развернувшись ко мне красивым профилем, и, как ни странно, в почти искренней нерешительности теребил ароматную ветвь.
      «Искренней»? Или, всё же, хорошо сыгранной?
      Вот как мне прикажете быть: в глаза заявить Дарси, что пора кончать этот цирк с конями, ведь я давно просекла, что почём? Сразу перейти к обвинениям: мол, сговорились с дядей, чтобы избавиться от меня, но, видимо, дозу мозговычистительных препаратов не рассчитали, потому как я – это всё ещё я, а не Пушкинская Татьяна? А дальше угрожать полицией, прокуратурой, журналистами, ФСБ с зоозащитниками (как там мой котя? Покормили? Обласкали?)?
      С другой стороны, я же чувствую, что-то тут нечисто: сильно сомневаюсь, что шотландец – такой гениальный актёр, что ни взглядом, ни жестом пока не прокололся.
      Значит – какой вывод напрашивается?
      Видимо, Демид Юрьевич изначально всё знал про планы Иэна по рейдерскому захвату компании, что уж говорить про мои слабенькие попытки откусить кусочек бизнеса, вот и решил… да это ж гениально, аплодирую дяде! Решил избавиться сразу от обоих конкурентов, поместив нас, как тарантулов, в общий аквариум – авось сами перегрызутся.
      Сидит там, наверное, Демиюрг в своём кабинете, смотрит занятное кино с нами в главных ролях, ручонки довольно потирает…
      Так и следует ли прямо сразу, откровенно, демонстрировать любимому родственнику, что если на слабенького иностранца забористые препараты «Цифрослова» подействовали как нужно, то на мой русский организм средство посильнее пора искать?
      Ответ лично для меня однозначен.
      Итак, нужно как-то обтекаемо выспросить у Дарси, что именно он помнит.
      — Очевидно, Вы много читаете, – между тем сделал вовсе «неочевидный» вывод «Евгений», безуспешно пытающийся разговорить «Татьяну».
      Ага, вот с этой стороны и зайдём!
      — Да, читаю я, и правду сказать, много, – ответила я, а Дарси, стоящий столбом, аж вздрогнул от неожиданности.
      «Оно живое!»*** – читалось в его взгляде.
      Живое-живое, и говорить умеет, ага.
      — Например, совсем недавно я прочитала прелюбопытнейший… скажем, роман, – невозмутимо продолжила я. – Речь в нём о девушке – конечно же, красивой и умной, – у которой дядя…. м-м-м… волшебник. Дядя – старый и противный, – изобрёл… нет, наколдовал специальный аппарат, открывающий всем желающим за конвертируемую валюту двери любых книг.
      Тут я нарочно сделала паузу, краем глаза следя, не мелькнёт ли на лице шотландца какая эмоция.
      А «Онегин», заслышав знакомое слово «дядя», решил развить тему в своём направлении:
      — Дяди вообще играют значимую роль в наших жизнях. Вот мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог, он уважать себя заставил, и лучше выдумать не мог… А Вы, должно быть, любите сказки? Что ж, вполне пристало Вашему возрасту!
      Я закатила глаза – так, а вот и общий знаменатель, без подколов не могут прожить ни Евгений Онегин, ни Иэн Дарси. А когда вновь взглянула на шотландца, оказалось, что мы как-то слишком, на мой взгляд, близко друг к другу стоим – он под сиреневым кустом, я, незаметно под длинными юбками поджимая то одну натёртую ногу, то вторую, на тропинке…
      Пауза затянулась. Дарси с видимой неохотой отвёл взгляд, всё ещё казавшийся таким же холодным и отстранённым, первым. А потом поступил и вовсе странно: сорвал цветущую ветвь и молча, словно невзначай, протянул мне.
      Наверное, больше от неожиданности, чем от чего-то ещё, что вы там себе, я уверена, уже успели навоображать, я взяла ветку сирени, мимолётом скользнув по его ладони кончиками пальцев.
      Да ну нет, фигня какая-то…
      Так, о чём это я? В лаборатории дошли до феромонов и прочей гормонотерапии, которой теперь накачивают наши с иностранцем тела? Ох и отольются Демиюргу мои слёзки!
      Молчание становилось всё более неловким. Поэтому я, превозмогая боль в ногах, пошла по тропке дальше. О чём мы там говорили? А, я пересказывала Дарси недавно прочитанную «приличествующую» моему возрасту «сказку»!
      — Так вот, в прочитанном романе также есть один герой – ну как «герой»? Скорее, персонаж. Второстепенный и малозначимый. Родом из Шотландии. А прибыл он в страну главной героини лишь затем, чтобы отобрать у волшебника его волшебный аппарат, а потом увезти за границу и там продавать волшебство за фунты.
      Иэн, молча бредущий следом, внимательно слушал, а уточняющий вопрос задал, когда я замолчала:
      — Этот «второстепенный персонаж» – «человек дела»****? Не джентльмен?
      Я кивнула, хмыкнув – это он метко про себя, даже как-то самокритично. По моему мнению, Иэн Дарси – кто угодно, но только не джентльмен!
      — А героиня вашей сказки – та, что «красива и умна» – она, конечно же, леди?
      Не понимая, куда клонит засланец, я осторожно ответила:
      — Конечно, леди – она самодостаточная и самостоятельная женщина, которая всего в этой жизни добилась сама! И вот сейчас собралась сама наколдовать аппарат – поволшебнее дядиного, а если родственник будет… чинить волшебные препоны, то и в суд сама пойдёт!
      Дарси округлил глаза в притворном ужасе:
      — Героиня этой сказки собралась вести дела… сама?
      Я как-то поздно отметила это его контекстуальное выделение слова «сама», а Дарси уже вновь натянул на лицо пренебрежительную маску, сделав неутешительный вывод:
      — Не могу не признать, что даёт нам чтенье бездну пищи для ума и сердца. Но не всегда сидеть нам можно с книгой, да ещё с такой бесстыдной! Героиня Ваша – уж конечно не леди, а из сословия пониже, о чём недвусмысленно говорит наличие в дядях дельца, хоть и волшебника. А то, что она собирается, отринув священную роль хранительницы очага и благородную долю матери семейства, связать свою судьбу с неподобающей не только женщине, но и дворянке ролью торговки, готовой пред судом заявлять права на медяки, показывает её ещё и сумасбродной, неблагодарной, умом ущербной…
       Я и сама не поняла, в какой именно момент моя рука отвесила звонкую пощёчину по бледной породистой физиономии шотландца. И вот уже я замерла с поднятой рукой, Дарси сверкает серыми глазами на меня, удивлённо потирая наливающуюся краской щёку…
      А на тропинке, очень вовремя, в полном соответствии с жанром, появляются улыбающиеся Ольга с Ленским.
      «Браво, Женя, ты – просто мастер иносказаний!» – поздравила я сама себя с такой хитро организованной, «продуманной» беседой.

      _______________________ 
 
      * из ариозо Ленского, П.И. Чайковский.
      ** здесь и далее: из либретто оперы «Евгений Онегин».
      *** отсылка к одной из самых известных фраз доктора Франкенштейна.
      **** «человек дела» – businessman – общественно презираемая сфера деятельности для представителей дворянского сословия Великобритании XIX века. Джентльмены не работали и «делом» не занимались.