День и ночь рождения часть 2 Катя

(Largamente? Нет! Largo)

Капли
Катя возвращалась одна. Под дождём. Под тёплым молочным дождём. Обычно ей было холодно, но под этим дождём ей было тепло и странно. Ей было тепло и странно не только от белых капель, гладящих её неуклюжую шляпку, но и от щемящего чувства, что удалось испытать только что - на чужом, но таком близком празднике дня рождения Эвы. Катя возвращалась одна – другие гости и даже Кетрипор (её каталонский братик) не стали уговаривать её остаться: все понимали, что Катя, у которой тоже в тот погожий вторник был день рождения, должна возвращаться одна.

Дорога номер пять
На пятидорожном перекрёстке она выбрала дорогу номер пять – дорогу в сторону психиатрической клиники имени Р. Баха, куда она шла многажды, но на трети пути всегда останавливалась — тогда она возвращалась на перекрёсток, где выбирала дорогу номер четыре и уже без сомнения плыла домой. Но сегодня нерешительность проиграла. Несмотря на ночь, на салютный гул в ушах, на помятую в подарочном танце чёрную туфельку, на поцелуй Эвы, на потерянные в суете накладные кудряшки, на причудливые мысли о мальчике в монокле, на навязчивую, но совершенно бесподобную песню про каталонские стены и столбы; несмотря на тепло молочного дождя, она преодолела треть пути. Затем ещё треть. И ещё.

Доктор
Странная привычка доктора А.К. лично встречать любого, даже случайного пациента, умиляла немногочисленный персонал психиатрический клиники имени Р. Баха. Доктор А.К. учтиво открывал двери новым «постояльцам» (этим милым словом он указывал на гостеприимность клиники и её почти гостиничную домашность), выслушивал вновь прибывших будто священник и вчитывался в каждую букву желтоватых сопроводительных писем. А если таковых не имелось (как в случае с одним несостоявшемся утопленником, который всё на свете перепутал), то доктор А.К. сам писал нужные бумаги своим неестественно неряшливым почерком. Именно этим почерком он то ли от грусти, то ли от внезапной влюбленности периодически сочинял недурную прозу. Его недавняя сказка «Бабушка и гвоздь» была именно такой: крепкой, статной, глубокой. Но общество её не приняло. Почему? Он не знал ответа. Но он прекрасно знал Катю (она доводилась ему крестницей): «Кэтрипора, дружочек, почему общество не приняло мою книгу?».

Новая докторская сказка
Книгу доктора А.К. осудили все. Жителям округи казалось, что новая докторская сказка сумасбродна и несвоевременна, излишне правдива, истерична и дерзка. В лицее, где учились Катя, Эва, внук и внучка слабослышащего аптекаря, девочки Аина, Лаура и Мар, братья Теодор и Виктор, даже какое-то время Алещ Перес VI, словом, большинство юных особ округи, её сразу запретили, в пожарной части грозились испепелить на ближайшем пожаре (примерно таком, какой случился год назад на мукомольной фабрике, когда вместе с горой муки пламя съело вполне перспективный архив из соседнего жёлто-кирпичного здания окружной канцелярии), в салоне куртуазных дам из неё обещали сотворить папироски – справедливости ради, эту затею одобрили не все.

Детали
«Это было очень громкое осуждение, которое повлекло всеобщее уныние и даже отмену традиционного вторничного бала. Впрочем, в последнее мгновение бал решили провести – на нём и случился несколько неожиданный раскол в насупившем брови обществе. Одни просто осуждали, другие осуждали яростно и (Катя задумалась) даже чрезвычайно свирепо. Поводом для раскола послужило ничтожное происшествие» На этом воспоминании Катя улыбнулась, но тотчас осеклась. «Не вышел болеро у слабослышащего аптекаря». Доктор А.К. удивился: он прекрасно знал, что аптекарь слыл чрезмерной медлительностью и некой чванливостью, но в болеро ему равных было не сыскать. «Кэтрипора, душа, давайте без лишних деталей» Катя вняла тактичности доктора А.К. «После ситуации с болеро общество единодушно признало бал несоответствующим настроению, молча, бездыханно дослушало диковинную мазурку (подарок двух польских князей и их непонятного оркестра), закрыло бал и назначило беседы». Тут доктор А.К всё понял.

Суть вещей
Беседы и споры никто не любил за их сигарную, не всегда понятную вялость. Их не любили за излишество и вызывающую надменность ароматов одеколонов и сливовых шампанских вин. За случающуюся брань. Но в завесах дымных туч и смелых брютовых пузырьках шли поиски истины, сути вещей. Это по-своему оправдывало даже самые нелепые дискуссии. Катя закончила свой многослойный ответ фразой: «Споры вокруг вашей сказки «Бабушка и гвоздь», дорогой крёстный, вышли за рамки – и привычного сценария, и привычного времени». Доктор А.К. понял, что общество не читало его книгу вовсе, что оно стало жертвой беспорядочного обсессивно-компульсивного расстройства, что оно попросту больно. Он на какое-то время задумался... Но вдруг вспомнил про Катю, которая уже давно закуталась в подарочный королевский плед (ну, скорее, благородное одеяло), положила голову на узорную алую подушку, искусно сшитую в пред-предыдущий вторник одной из постоялиц клиники, и уснула. Так неожиданно и глубоко, что даже приснилась ей чёрная дыра, белая дыра, гуляющий там пёс Фе, который пил из зонтика Яры тёплое молоко.

Шкала Йеля-Брауна
«Кэтрипора, солнышко, уже утро, вот тебе стакан кофе, стакан молока, стакан мёда, (стакан чешской крушовице доктор приберёг для себя) я отведу тебя в лицей, он же по дороге номер три, а мне как раз к дому так ближе, чтобы не делать нелепый крюк по дороге номер два» К тому времени доктор А.К., всё ещё размышляющий про общественный недуг, провёл обход, поговорил со всеми встречными, извёл дюжину желтоватых страниц «под ночные мысли о шкале Йеля-Брауна, да-да» и успел пересечься с вредным клоуном, что нередко навещает в клинике другого вредного клоуна и проводит на добровольных началах зарядку и ритмические игры для постояльцев и персонала - искренне поблагодарил его и выяснил, что вредный клоун оказался тут ещё ночью, он ушёл раньше времени с праздника Эвы, чтобы незаметно проследить за Катей: «не случилось бы чего, беды какой или падения на тёмном пути без последующего спасения».

Коробка
Катя поправила доктора А.К., что в лицей ведёт дорога номер один, но доктора это не смутило. Напротив, он уже был весел, ночного дежурства будто и не было, ему хотелось делать прекрасное. И он начал с подарка. «Кэтрипора, у тебя был день рождения, так вот тебе от меня подарок». Он, разумеется, подарил ей свою сказку «Бабушка и гвоздь». В картонной коробке (тоже постаралась искусница-постоялица) с вензелями, кружевами, смелым красным бантом. После чего он виновато наконец-то спросил у ярко-солнечной от счастья Кати, отчего же она явилась ночью?

Другие
«Моим мыслям было холодно и тепло, хотелось понимания, почему мне всегда так неуютно в шуме и так боязно в тиши, отчего я так переживаю даже за маленького соловья в пиренейских горах, что не пел уже несколько дней, даже за Яру, которой не хватило тёплого молока и пришлось её напоить молоком прохладным, даже за несостоявшееся болеро на глупом балу. Но я не могу никому помочь – ни соловью, ни кошке, ни танцу. Мне слышится, что я очень навязчива и ненужная, что мне чрезвычайно одиноко, что даже Кетрипор – младше меня, но он такой весёлый и другой, что Эва - такая родная, но такая другая. Такие все не мои, и я ничья».

Она и они
Они шли по гулкому перекрёстку. Доктор А.К., слушающий Катю очень старательно, нет-нет, да и ловил себя на мысли, что говорит она про всех жителей округи, про всех его «постояльцев» и, безусловно, про него, что это он, сегодня такой взрослый и практический, а переживает порой точно такие же сомнения, страхи, отрешённость. Как, собственно, и все в округе, всё это статное, благообразное, но жёсткое и спесивое общество, но только у многих не находится духу «свою несчастную ярость обратить в полезное и исцеляющее» И он рассказал крестнице, что именно «Бабушка и гвоздь», провокационная и взрывная книжечка, выступила исключительным лекарством от таких глупых и важных мыслей, что есть она, а есть они (мысли), а ещё есть любовь (в этом месте Катя не очень поняла, но ничего не сказала. Слушала). «Кэтрипора, милая, ты можешь рассекретить любые загадки себя исключительно (тут он задумался) творчеством, любовью к нему, наивным сочинительством - сочини эмоциональную феерию, взрыв, да такой, чтобы услышали все, чтобы заговорили о тебе, чтобы задумались о себе, чтобы бал отменили, чтобы все вдруг стали громко спорить и даже нервничать от своих глупых дискуссий» «А вы, крёстный, их вылечите – это же по вашей части, дорогой доктор А.К.» Катя засмеялась, отпустила руку крёстного, обняла его и поспешила к лицею, к зевающей после ночного дня рождения любимой Эве. Теперь она знала, что будет делать дальше.

Александр Логунов (26 апреля 2021 года)