Человек с зеркальной душой

(ярмарочный водевиль)

Чёрные очки
Будучи малюткой Мар сторонилась его – слишком были черны его очки и пестры наряды. Её отталкивало возмутительное сочетание расцветок его безупречных жилетов, подтяжек, запонок и бабочек. Но с годами Мар, а также её славная мама, сеньора Ириода и любимая бабушка Зоя привыкли к столь пёстрому чудаку и даже ждали его каждый вторник: «Чем сегодня удивит нас мастер Аугустино Онитсугуа (как его шутливо называли многие) и удивит ли?» А он и удивлял – правда, всегда однообразно, что, впрочем, никого не смущало: ведь он оставлял им свои подарочные, совершенно бесподобные зеркальца, крошечные и не очень, волшебные и обыкновенные. Но все они были настолько идеальны, что Мар, сеньора Ириода, бабушка Зоя и счастливчики, оказавшиеся на тот момент в их марципановой лавке, восторгались ещё неделю. Вплоть до следующего вторника, когда мастер Аугустино в очередной раз приходил за молоком и мёдом. В неизменных чёрных очках и несуразных перчатках.

Фокусы
Конечно, он не был слепым. Напротив, его зрению могли позавидовать все окружные соколы, все аквариумные морские черти, все диковинные кошки бабушки Зои. А также те хвастуны, что на развесёлой ярмарке по случаю внезапного приезда Фео могли на спор сосчитать и песчинки в мальтийских песочных часах, и перья тех же ярмарочных соколов. Но никто не завидовал ему. Мастер Аугустино скрывал свой секрет, то ли по простоте души, то ли по её сложности. «Ваша душа зеркальна» - скажет однажды ему одноногая француженка. До своего превращения в собственную тень она приходила к мастеру Аугустино за причудливым зеркалом, способным создать иллюзорную вторую ногу. Надо признать, мастер исполнил и такой заказ – в окружной газете, кстати, был опубликован йодистый дагерротип с улыбающейся дамой и её мистическим обновлением, однако общество брезгливо фыркало, позже возмущалось, тиражи изъяли, француженке сказали оставаться прежней и не смущать жителей округи сомнительными фокусами. Мастер Аугистино посоветовал ей никого не слушать, но и не носить диковинное изделие слишком часто. На людях. «Ваша душа зеркальна» - услышит он в ответ.

Люминесцентная амальгама
Да, зеркала, что он вытворял в своей миниатюрной мастерской, восхищали всех. Настолько, что никто не сомневался, что «сочинял» (именно так говорили окружные творцы гимнов и легенд) он их исключительно своей зеркальной душой и глаза ему были не нужны. Вовсе. Собственно, так и было, мастер Аугустино никогда не видел свои творения, ни когда творил ажурное зеркальце для русской блохи – сюрприз от двух польских князей, ни когда ваял громадное зеркало величиной с дюжину дюжин крокетных полей для муниципального ярмарочного телескопа – после чего любой желающий мог любоваться сияющими льдинками бесконечно далёкого Плуто. Мастер Аугустино ничего этого не видел: он всю жизнь боялся отражения пороков — как своих, так и всех остальных, ему хотелось оставаться всегда кристально чистым, какими были его великолепные зеркала, которых он не видел никогда. Но он чувствовал их своими аргирозными руками, обожжёнными парами ртути и ядами серебра и ставшими со временем (благодаря люминесцентной амальгаме) исключительно зеркальными. Но он и их не видел, скрывая перчатками. Правда, иногда неряшливо забыв перчатки, он сквозь чёрные очки чувствовал зефирные ароматы благородных дев, что неумело возились с озорными шпильками, наблюдая украдкой свои безукоризненные отражения в зеркальных руках «нашего любезного мастера Аугустино Онитсугуа».

Солнечные зайчики
Мар казалось, что она больше и дольше всех знает мастера Аугустино – ведь он каждый вторник приходил к ним в марципановую лавку. Множество лет. И он всегда приносил с собой полчища солнечных зайчиков, а с каждым новым визитом их становилось всё больше. Так перестали спасать жилеты и перчатки. Мар видела, как заблудившийся в нём солнечный свет много часов не мог выйти наружу, он сновал по бесчисленным зеркальным уголкам и лабиринтам его зеркальной души, наполняя тусклое пространство лавки безумными плясками развесёлых огоньков. Со слов милейшей сеньоры Ириоды к ним в лавку как-то ввалился громадный поэт, узревший в мастере Аугустино само Солнце и возжелавший напиться с ним чаю прямо на месте. (Когда об этом вспоминала сеньора Ириода, бабушка Зоя зачем-то любила добавлять, что разговор был долгим и громким, притом поэт-гигант молоку и мёду предпочитал обыкновенное варенье). Мар стала замечать, как меняется мастер Аугустино, как он исчезает. Она замечала, как с каждым новым зеркалом округа становилась ярче, а его самого видно было всё хуже. Так растворялись его бабочки и жилетки, пёстрые наряды и чёрные очки. Прежде Мар не думала о том, что может быть так грустно, когда так светло.

Шпилька
«Я никогда на это не решусь, ну разве что однажды, да только никому не говори, что это сделал я, ведь все буду знать и так. Я знаю, общество ослепилось, но если я сделаю это на ярмарке по случаю очередного внезапного приезда Фео, то общество ослепиться ещё больше. Или меньше. Уместно ли так? Кат ил онтсему?» Мар не стала отвечать мастеру Аугустино, она понимала, что это небезопасно, бесполезно и глупо - он уже путал правое и левое, нередко говорил задом наперёд, при внезапных всполохах эмоций он мог легко треснуть, разбиться и поцарапать Мар. Но она убедила его добавить в амальгаму ярмарочных зеркал капелек молока и мёда, чтобы отражения в них были ну «абсолютно безупречно прекрасными», чтобы общество, два польских князя и даже Фео поняли, что «так не бывает» и как в случае с одноногой француженкой, попросту отказалось бы от всей этой зеркальной мистификации. «А может просто сделать зеркала кривыми?» - учтиво и острожно спросил мастер Аугустино. Спросил, как водится, и справа, и налево, и зеркально, и зазеркально. «Это будет слишком правдиво, слишком рано» - ответила Мар, поправляя свою изящную шпильку в зеркале глаз мастера Аугустино.

Александр Логунов (04 мая 2021 года)