Сияние

Профессор Оош тёр свой мясистый нос. Он всегда так делал, когда сталкивался с трудной задачей, отчего эта выдающаяся часть его грубого лица делалась красной, сигнализируя всем сотрудникам о скверном настроении шефа. В такие моменты подчинённые предпочитали не попадаться патрону на глаза, самоотверженно уходя в работу.

Оош был не в себе. Нет, он не боялся гнева господина Ки То, ему вообще было плевать на авторитеты. В конце концов, он сразу предупреждал о нестабильной работе «Великого Луча», но даже лучший мыслитель Атауги не ожидал, что дело жизни его деда и отца, дело его собственной жизни, наконец, закончится так бездарно!

Учёный прокручивал всю цепочку событий и не мог найти точки, с которой все пошло не так. Нервным порывистым движением Оош вызвал перед глазами голограмму. Тонко реагируя на его поле, она долго не хотела настраиваться, дергаясь в разные стороны и испуская зудящие помехи, чем еще больше выводила из себя и без того не сильно уравновешенного патрона. Наконец, усилием воли он стабилизировал свою психосоматику и картинка перед глазами засияла ровным серебристым светом.

Еле заметным движением пальцев профессор быстро прокручивал отчеты и показатели приборов, перед его глазами молниеносно сменялись какие-то значки, картинки и линии. Заключения радиоактивного и спектрального анализов не вызывали сомнений – пред ними была та же форма жизни!!! Да, были различия в деталях, в уровне цивилизованности, но спираль Энома! Она была абсолютно идентична атаугской! А значит, если живая форма третьей планеты от Раамура идентична его собственной, то и неорганическая материя должна быть похожа на ту, что присутствует на Атауге.

Но где, где он ошибся? Он учел все просчеты своих предков, он собрал лучшую команду из самых образованных ученых, он контролировал каждый процесс, каждый узел…

Нос профессора Ооша горел огнем – ему предстояло принять тяжелое решение. Как ученый он был вынужден признать, что проект необходимо закрывать, чтобы не подвергать жителей Атауги такой опасности. Как человеку ему было очень больно отказываться от мечты.

Через два дня он сделал доклад на Большом Слёте, где рассказал Высокому Собранию о разрушении «Великого Луча», о недостижимых технологиях Раамура, которые мгновенно выставили защитное поле и пресекли всякие попытки Атауги к контакту. И если бы возвратный поток попал не в орбитальную станцию, а в Атаугу, то это могло привести к Большому Взрыву.
После недолгого совещания Большой Слёт единогласно наложил запрет на любые исследования в данном направлении, дабы не подвергать опасности их маленькую розовую планету.

* * *
Уже битый час Франческо пытался отговорить Рикардо от сумасбродства, которое тот вбил себе в голову.
– Пойми ты, несчастный, что даже если гром и молния тут же не обрушатся на твою грешную голову за то страшное кощунство что ты задумал, тебя непременно схватят карабинеры, как только ты перешагнешь порог обители святой Моники!

Ты лучше меня знаешь, что его уже дважды пытались похитить, но каждый раз попытки заканчивались провалом – один вор умер прямо на месте преступления, а другой сошел с ума. Сияние охраняет сам Всевышний!

– Тебе сколько лет, Чекко? Такой большой сеньор и все еще верит в сказки? – насмешливо сказал Рикардо. Глаза его лихорадочно горели, словно он был одержим.

Франческо с болью посмотрел на брата:
– Это не сказки, Дик. Я мальчишкой видел того сумасшедшего, когда его везли в клетке по городу. Он был страшен и все время кричал про какой-то голубой свет, который вошел сначала в камень, а потом в него.

– Ну со мной такого точно не случится, нервы у меня стальные, как и мои кулаки. Двух святош, что вечно читают молитвы у Сияния, я уложу одним пальцем, – самодовольно произнес Рикардо.

– Дик, да как ты не поймешь, пустая твоя башка…

Рикардо зло блеснул глазами и вцепился брату в лацканы пиджака:
– Знаешь, Чекко, я уже жалею, что рассказал тебе обо всем. Я думал, что ты не только мой брат, но и мой друг, а ты, кажется, собираешься, сдать меня жандармам?

– Я твой брат, я твой друг и я никогда не причиню тебе вреда, но ты сам убиваешь себя, Дик! Ну подумай, что ты с ним будешь делать – его же не распилить, а значит и не продать, зачем он тебе нужен?! – сдавленным шепотом стонал Франческо в поисках новых аргументов, но Рикардо и правда словно обезумел.

Он резко оттолкнул брата от себя и быстро пошел прочь, затем заскочил в пролётку, которая направлялась в сторону обители святой Моники, где над статуей Пречистой Девы Марии в алькове у алтаря поблескивал небольшой алмаз.

Через несколько дней вся Италия гудела от криков мальчишек-газетчиков: «Событие века! Матерый разбойник решил стать монахом! Раскаяние на месте преступления! Алмаз Сияние под охраной Всевышнего! Божий гнев ослепил глаза, но осветил душу падшего грешника!».

Во всех ресторанчиках только и было разговоров что о чудесном происшествии. Все наперебой рассказывали друг другу о том, что каждый и так знал наизусть.

Девушки больше всего любили смаковать ту часть, где обезумевший от жадности разбойник решил выкрасть из церкви бесценный камень.

Мужчины залипали на моменте, когда рука нечестивца потянулась к алмазу, но тот вдруг засиял радужным светом, и вокруг стало светло будто днем.

Дети взахлеб рассказывали, как из камня вырвался мощный луч и отправился туда, откуда пришёл. Каждый свой рассказ они снабжали все новыми подробностями, и верили в них тем больше, чем те были невероятнее.

Юноши, впечатленные внезапной слепотой разбойника, все больше молчали, а дамы постарше непременно выводили из всего мораль.

* * *
ОН окутал два небольших шара, голубой и розовый, теплой волной и развел их чуть в стороны.

- Рано, дети мои, рано…