Из рассказов Шарикова. Туды его в качель

Записки сии были найдены при обстоятельствах довольно мутных и не представляющих интереса для случайного читателя.
Достаточно сказать, что составителем "Записок" был доктор Иван Арнольдович Борменталь, в силу служебных своих обязанностей проведший в общении с Полиграфом Полиграфовичем Шариковым изрядное количество времени.

И один лишь Великий Фиг знает, зачем доктор Борменталь записывал рассказы своего подопечного.
Может быть думал напечатать их в «Ярбух фюр психоаналитик унд психопатологик»?

Рассказ "Туды его в качель".

Вот, ты, доктор, говоришь, человек - это звучит гордо...

Оказался я как-то, один, в служебной командировке на Дальнем Востоке. Прилетел ранним утром.
День провёл на объекте, в тайге в 60 километрах от города, а вечером поселили меня в двухместный номер городской гостиницы “Восход”.

Первым соседом у меня оказался пилот с двадцать третьего МиГа. Почти не общались.
Он военный лётчик. Я гражданский специалист - простая ездовая собака, по-нашему.
Днём – работа. Вечером – здрасьте-здрасьте, и на боковую.

Как-то спросил я у него – как ему самолёт. Ответил он мне довольно невнятно, но я понял, что ему самолёт не нравится. За что – не пояснил. Я так понял, что он самолёта боится. Всяко бывает. Я, тоже, трамваев боюсь и клоунов.

Прошло пару дней, и лётчик съехал. Вместо лётчика ко мне подселили молодого человека, который вежливо и дружелюбно сообщил, что он утром уезжает вниз по реке на “Комете” в Николаевск, где его ожидает красавица – жена, и маленькая дочка. А в гостинице он встретил знакомых, у которых он и проведёт вечер, и в номер придёт поздно. Просил не беспокоиться. Засим откланялся, и вышел из номера, аккуратно притворив за собой дверь.

Очень вежливый и воспитанный молодой человек. Я лёг спать. В номере было жарко. Я разделся до трусов, выключил свет, залез под простыню. Проснулся через несколько часов от того, что в коротком тамбуре (он же прихожая, он же раздевалка) гостиничного номера кто-то бьется о стенки. Это вернулся мой вежливый сосед, пьяный до изумления.

Так как в четырёх стенках тамбура было, для ровного счёта, именно четыре двери (входная из гостиничного коридора; входная из тамбура в номер; и две во встроенные шкафы для одежды), а где находится выключатель, мой сосед не помнил, то он и барахтался в тёмном тамбуре, поочерёдно открывая эти двери.

Я зажёг в номере свет, указав путь к спасению, и попытался завязать с ним разговор с целью выяснить, когда ему, уже сегодня, надо быть на пристани. Из ответного мычания я понял, что к семье корабль уплывает в семь утра. Потом сосед решил возобновить пиршество духа со своими знакомыми и, как матрос на палубе шхуны попавшей в девятибалльный шторм, качаясь, выпал в коридор. Я оставил свет в прихожей включённым, и, погасив люстру в номере, лёг в постель.

На этот раз я уже не спал, а пребывал в ожидании продолжения спектакля под названием “Ночная жизнь в гостинице”, сетуя про себя на невозможность выспаться перед грядущим трудовым днём. Через короткий промежуток времени мой сосед вернулся в номер. Судя по всему, он не нашёл дорогу в номер своих гостеприимных приятелей. А может, его просто не пустили к продолжению банкета. Так, или иначе, автопилот довёл его до нашего номера.

Совершив, ставшее уже ритуальным, постукивание своего организма о двери в прихожей, мой сосед, не раздеваясь, упал на свою постель. Я не стал выключать свет в прихожей, а прикрыл дверь так, чтобы в номере было достаточно светло для пьяного, который вдруг захочет по-маленькому. А он и захотел, вырвав меня из дремотного состояния, предвестника сна. Пробудили меня специфические звуки, сопровождающие подобное отправление потребностей человека, поленившегося встать с постели. А, зачем ему было вставать? Ведь, человек - это звучит гордо? Или где?

Потом я всё-таки заснул, чтобы проснуться от движения в комнате. Мой сосед двигался по направлению к окну. Этот козёл меня достал, вяло подумал я, продолжая наблюдать за ним. Сосед открыл внутреннюю раму окна, потом внешнюю. Ну, думаю, стало человеку с перепоя душно, пусть подышит… А козёл уже забрался на широкий подоконник, свесил ноги наружу… Меня катапультой выбросило из-под простыни…

Банально, но в доли секунды передо мной пронеслась вся моя никчемная жизнь. Мне уже никогда и никому не доказать, что это не я выбросил соседа в окно пятого этажа гостиничного номера. Глухая ночь, отсутствие свидетелей, я нахожусь за шесть тысяч километров от дома в командировке на секретный объект… Прокурор, в виде исключения, настаивает на применении к подсудимому высшей меры наказания – расстрел в зале суда… Приговор приводится в исполнение под аплодисменты присутствующих в зале и гогот конвоя...

Меня катапультой выбросило из-под простыни к окну. Я схватил уходящего из нашего мира козла, уже скользящего своей zasranoy(*) задницей по оцинкованному сливу… Я схватил его сзади за туловище обеими руками и втащил в номер. Я бросил его на кровать. Трясущимися руками достал сигареты и, ломая спички, закурил. После прогулки на тот свет, освежённый козёл заснул. Если бы не я, то лежать бы этому козлу освежёванным на столе патологоанатома, в секционной городского морга.

В пять тридцать я сварил в гранёном стакане с помощью кипятильника кофе и разбудил козла. Я объяснил ему, что в семь, у причала его ждёт белый пароход, а дома его ждут красавица-жена и умница-дочка. Он выпил кофе, закурил.

Я попытался выяснить у него: помнит ли он свои ночные похождения? Ответ отрицательный. Тогда я рассказал ему, что он перепутал дверь с окном. Он не поверил, но почему-то разозлился на меня. Он разыскал остатки водки (бутылку он принёс ночью с собой в пакете из коричневой грубой бумаги). Несмотря на мои увещевания и предупреждения об опоздании на пристань, он отведал яду.

Он увидел свет в конце тоннеля. Он разобрал письмена, оставляемые на сухом песке лапами перелётных птиц, перед тем как они навсегда, nachren(**),  улетят из нашей стылой осенней жизни. Поэтому он сказал, что чепуха, он вовремя доберётся, взяв такси. За пятнадцать минут до отхода “Кометы”, козёл в номере гостиницы ещё слушал плеск фонтанов Рая.

Я понял, что мы с ним теперь никогда не расстанемся. Я взял козла в охапку, и вместе с его козлиной дорожной сумкой выставил в коридор, придав его козлиному телу ускорение, вектор которого был направлен в сторону лестнично-лифтового холла.

Я больше никогда не видел этого урода.
Я не знаю, добрался ли он до пристани.
Я не знаю, доехал ли он до своего дома на “Комете”.
Мне всё равно.

---примечания---
* - нехорошей;
** - очень далеко.