За линией фронта. Часть шестая -9

  В 11:30 13 ноября после 30-минутной артподготовки одновременно все четыре стрелковых полка атаковали по сходящимся направлениям. По Дунаю были пущены на плотах зажжённые дымовые шашки. Дымовая завеса была создана и на левом фланге дивизии. По районам дымопуска противник открыл сильный огонь. Воспользовавшись его дезориентацией, атакующие полки быстро рассекли вражеские позиции и устремились в глубину.
  Противник пытался отбить натиск полков контратаками. На него обрушился новый шквал артиллерийско-миномётного огня. Усилив натиск, гвардейцы одну за другой взломали укреплённые позиции. Первым в Шольт ворвался третий батальон 105 гвардейского стрелкового полка под командованием майора Климова. Дальше в прорыв, как и предполагалось ранее, пошли полки спец.дивизии, входившие в состав 11 корпуса. В ходе атаки полки тесно взаимодействовали друг с другом. Всего лишь за четыре с половиной часа боя им удалось полностью ликвидировать шольтский плацдарм противника. При этом было уничтожено и пленено более 1500 его солдат и офицеров, захвачено более 15 орудий, 18 танков и много другой боевой техники.
  С ликвидацией шольтского плацдарма снималась реальная угроза удара с тыла по атакующим Будапешт войскам 46-й армии. Весьма поучительными в тактическом отношении явились тщательность разведки вражеской обороны, умелое и надёжное её подавление артиллерией, искусная установка дымовых завес, дезориентировавших противника относительно общего замысла и направления главного удара, твёрдость в управлении боем, стремительность и согласованность в действиях подразделений.
Выход главных сил 46-й армии к внешнему оборонительному обводу Будапешта с юга и юго-востока знаменовал достижение крупных оперативных успехов, прорвав вражескую оборону между Тисой и Дунаем, войска армии продвинулись на глубину до 100 км, овладели многими крупными населёнными пунктами, очистили от противника левый берег Дуная.
  Вместе с этим перед войсками армии нарастали трудности. Из-за отставания тылов вследствие растянутости коммуникаций, выхода из строя большого количества дорог из-за интенсивности движения в условиях почти не прекращающихся осенних дождей - всё острее ощущалась нехватка боеприпасов, даже к стрелковому оружию, а также горючего. Из-за боевых потерь увеличился некомплект в частях. Личный состав стрелковых подразделений испытывал физическую усталость. Однако на занятых рубежах он бился с ожесточением.
  В то время, как 46-й армии удалось достичь крупных оперативных успехов, положение остальных войск фронта оставалось без существенных изменений. Дальнейшие попытки овладеть Будапештом силами двух мехкорпусов с незначительным количеством пехоты не сулили успеха и могли привести к неоправданным потерям. В таких условиях возникла серьёзная угроза отсечения прорвавшихся к Будапешту войск фланговым ударом противника с северо-востока. Оценив ситуацию, Ставка ВГК потребовала от командующего 2-м Украинским фронтом ускорить вывод правофланговых армий на западный берег Тиссы.

  В армейском госпитале города Хатван, которым наши войска овладели 26 ноября, Деев пролежал уже несколько суток без движения. Он не помнит точно, что произошло. Когда группировка из трёх корпусов, включая и их 11-й корпус, прорвала оборону противника юго-восточнее Ясберень и овладела узлом дорог у Хатвана, он двигался с мотострелками к Дунаю. Потом "виллис" подбросило взрывной волной, Деева швырнуло вперёд к лобовому стеклу, но удара не было, машину замотало и водитель нажал на педаль тормоза. Когда выбрались, то "виллис" дымился, пришлось пересесть в автомобиль начальника штаба, и тут в глазах потемнело и Алексей отключился, съехав на заднем сиденье, и потерял сознание. Очнулся уже в госпитале, но так и не мог объяснить врачам характера своей травмы, которой, вроде бы и не было. Ни удара, ни осколка, ни пули - ничего характерного в этот раз, а тело стало почему-то малоподвижным. Ольга просидела сегодня рядом с ним целый день, её, пожалев, отпустил Свидерский.
- Алёша, ты может, хочешь чего? - спрашивала она, ласково вглядываясь мужу в глаза.
Он в ответ лишь отрицательно мотал головой. Наконец он собрался с силами и спросил:
- Где сейчас армия?
- Вышла в район Эстергома. Наш корпус будет наступать южнее Пешта в ночь на пятое декабря, - Ольга подсела ближе и погладила Алексея по голове. - Что с тобой случилось? Врачи ничего понять не могут.
- Я сам не понимаю... Хочу побыстрее встать, не время сейчас валяться, - и он сделал попытку приподнять голову с подушки, но снова опрокинул её в бессилии. - Один из врачей сказал, что это результат прежней контузии, может быть и так.
- Ничего, ты поправишься и всё будет хорошо. Глушков тоже поправляется, уже встает на ноги.
- Он молодой, быстро пойдёт на поправку, а тут... Жалеешь, что пошла замуж за старика? - и Алексей впервые за их разговор, улыбнулся.
- Ну, тебя... Тоже мне, старик! - и она почему-то в этот момент припомнила польку Гражину и про себя усмехнулась. - А Мельникова, всё-таки оставили в Таллине, не отправил его Антонов в штрафбат, - осторожно произнесла она.
- Ты, про что? А?.. Забудь, не вспоминай никогда про это, ладно? - у Алексея дёрнулись уголки губ. - Василий, конечно наломал дров в этой истории, не разобравшись... Что Антонов?
- Обыкновенно. Над Будапештом зависли хмурые тучи его настроения, - и Ольга невольно рассмеялась.
- Понятно.
  В палату вошёл главный врач госпиталя и попросил посторонних удалиться. Ольга поднялась, ещё раз посмотрела на мужа и тихонько вышла в коридор.

  В ночь на пятое декабря началось форсирование Дуная. Два стрелковых корпуса 37-й и 23-й, преодолевая яростное сопротивление, в течении дня создали плацдарм глубиной до четырёх километров. 10-й и 11-й стрелковые корпуса, а так же переподчиненная им 68-я дивизия продолжали действовать на левом берегу Дуная на внешнем обводе Будапешта от Дьердь восточнее столицы через Дьял-Ласло.
Форсирование Дуная и бои за плацдармы происходили в весьма сложных условиях. Остров Чепель хорошо просматривался противником с западного берега. Поэтому подготовительные мероприятия по форсированию приходилось осуществлять в основном ночью - на некоторых участках ширина реки достигала 800 метров, глубина 8-10 метров, скорость течения 5-10 метров в секунду. По воде плыли льдины, шуга, снежные комья, пробираться через которые стрелковым подразделениям предстояло в основном на деревянных лодках и плотах. На противоположном берегу сразу же шли сплошные линии траншей, прикрытые заграждениями, а за ними - приспособленные к обороне оросительные каналы и гряда высот. Далее в глубине шла вторая полоса обороны. Обе полосы были уже заполнены войсками.
  Ввиду ограниченного количества переправочных средств и скудости данных об оборонявшихся на противоположном берегу силах противника, форсирование решено было начать ночью передовыми батальонами. Хотя противнику удалось обнаружить наши подразделения ещё на воде, на захваченные плацдармы всё же удалось обеспечить переправу частей первого эшелона с артиллерией. Личный состав действовал героически.

  Форсирование 46-й армией Дуная к югу от Будапешта чрезвычайно встревожило гитлеровское командование. Снова эта армия, ещё недавно основательно потрясшая оборону венгерской столицы ударом с юго-востока, выдвигалась для её штурма. Теперь уже с юго-запада, создавая одновременно угрозу пересечения коммуникаций, идущих на запад. Снова нацисты спешили перебросить против 46-й армии силы снятые с менее угрожающих по их мнению участков фронта, в том числе 8-ю танковую дивизию, а так же полк самоходных орудий и бригаду штурмовых орудий из района Мишкольца. Особенно ощутимый контрудар противник нанёс 9 декабря с рубежа Ельвир, Барачка. Пробив брешь в боевых порядках 99-й стрелковой дивизии, он пытался развить наступление в направлении Мартон Вашар, Сент Ласло. Но тут на помощь стрелковым частям пришли танкисты 2-го гвардейского мехкорпуса, который сосредоточился после переправы Дуная в районе Рацкерестур.
  Вражеские танки и штурмовые орудия почти в упор расстреливались огнём из засад. Понеся потери, противник отступил. Войска армии выбили гитлеровские части из Эрчи и продолжали развивать наступление. В районе озера Веленце они соединились с действующим на правом фланге 31-м корпусом 4-й гвардейской армии 3-го Украинского фронта. Немецкое командование увидело в этом предзнаменование катастрофы. Чтобы предотвратить её, оно снова бросило против 46-й армии всё, что могло собрать.
  Для сокрушения врага армии требовались дополнительные силы и средства, которых у командующего 2-м Украинским фронтом не было. В сложнейшей ситуации ощутимую помощь мог оказать только развивающий наступление за Дунаем 3-й Украинский фронт. Очевидной становилась необходимость в целях обеспечения оперативного руководства всеми силами, действующими западнее Дуная, объединить их под одним командованием. С учётом этого Ставка ВГК 12 декабря переподчинила 46-ю армию в полном составе 3-му Украинскому фронту.

  На советско-польской границе, недалеко от Яворова была задержана группа подростков. Они шли менять спички и сигареты на продукты в приграничный городок.
- Самому младшему Яцеку десять лет, а самому старшему Зденеку - пятнадцать, - докладывал Дееву начальник седьмого участка третьей погранзаставы Ковалёв. - Они прошли не официально через пункт пропуска, а в обход, переплыли Сан. Говорят, что на пункте пропуска на новом мосту их гоняют и не дают пройти. Пропусками в нашу зону они не обзавелись, так как на нашей стороне у них нет родственников.
  Алексей сидел за столом, на котором лежала карта погранзоны, в которую он получил назначение, как начальник оперативного штаба. После госпиталя, откуда его выписали в середине декабря, он был направлен на работу на Польскую границу, привёз с собой и жену, которая помогала восстановиться после болезни.
- Приведите их ко мне на беседу, - попросил он Ковалёва.
  Через пару минут мальчишки уже стояли в его кабинете - взлохмаченные, изрядно промокшие, исхудавшие, имеющие весьма жалкий вид.
- Кто из вас самый старший? - спросил Алексей и Ковалёв тут же перевёл его слова на польский язык.
  Зденек поднял руку и, тряхнув своей лохматой головой, опустил глаза в пол.
- Вас же могли просто застрелить на границе, не страшно? - спросил Деев.
  Ребята отрицательно замотали головами.
- Голодно им, вот и страх пропал, - произнёс Ковалёв, осматривая ребят со всех сторон. - Ну, и что делать теперь с ними?
- Отправь-ка их в столовую, пусть покормят, а потом - решим.
  Алексей встал из-за стола и подошёл к ребятам, погладил по голове самого маленького ростом белокурого парнишку и глубоко вздохнул.
  Когда ребят увели начальник седьмого участка снова вошёл к Дееву в кабинет:
- Товарищ полковник, стоит проверить одну информацию, - и Ковалёв сел за стол напротив Алексея. - Тут в Яворове на Воскресенской улице живёт некая почтальонша Клава, у неё недавно объявился человек, которого она пустила на квартиру. А так как мы в приграничной зоне должны проверять всех вновь прибывших, устроили проверку и ему. Он назвался Николаем Ланге, якобы после ранения под Краснодаром, его комиссовали и направили на работу в приграничную зону в качестве инженера-строителя на восстановление погран-городков. Мы отправили на него данные во Львов для повторной проверки и выяснилось, что никого с таким именем сюда из Краснодара не присылали.
- Установили за ним наблюдение? - спросил Алексей.
- Так точно, установили. Пока нет причин для волнения. Ведёт себя обычно, ни с кем подозрительным не встречается, - ответил Ковалёв.
- Я пошлю запрос в нашу оперативную группу, которая работает в Румынии и Болгарии, это одно из отделений контрразведки "Смерш" Черноморского флота, они занимаются выявлением и разоблачением вражеской агентуры, в том числе резидентур НБО, которых активно засылают сейчас фашисты на наши госграницы, - Деев что-то записал к себе в блокнот, а Ковалёв посмотрел на него вопросительно.
- НБО, что это? - переспросил начальник седьмого участка.
- В период с 1941 и до лета 1944 года против Черноморского флота наряду с армейскими подразделениями абвера действовала гитлеровская военно-морская разведка "Абверштелле-шварцмеер", имеющая кодовое название "Нахрихтен-Беобахтер", сокращённо НБО, Возглавлял эту разведку корвет-капитан Рикгоф, штаб-квартира которого находилась в Симферополе. В деревне Тавель, по дороге из Симферополя в Алушту, дислоцировалась школа зафронтовой агентуры этого органа, - говорил Алексей, - и отступая, разведки противника пытались активно насаждать свою агентуру на нашей территории. Сейчас доподлинно известно, что они действуют в основном на приграничных территориях, и если есть сомнения в прошлом этого Ланге, то он тщательно подлежит проверке на причастность к НБО.
- Ясно. Пока ожидаем ответа, разрешите самим действовать? - спросил Ковалёв.
- Только аккуратно. Мне известно, что ещё в ноябре на разъезде возле Яворова вашим оперуполномоченным был арестован агент НБО, который поселился там по заданию своих хозяев. Поезжайте в местное управление НКВД, выясните судьбу этого агента, и если он находиться недалеко под арестом, предъявите ему фото этого Ланге, - посоветовал Алексей. - О всех непредвиденных моментах вашего розыска, докладывать мне немедленно.
- Ясно. Разрешите выполнять?
- Разрешаю.
  Алексей потянулся к трубке полевого телефона и связался со второй погранзаставой, он попросил всех начальников участков прибыть к нему на совещание в семь часов вечера.

  В это время в середине декабря 1944 года войска двух Украинских фронтов готовились к прорыву линии "Маргарита". К сожалению, на участке прорыва 46-й армии не удалось создать необходимую плотность артиллерии, поэтому атаку стрелковых частей первого эшелона решено было обеспечить не огневым валом, а последовательным сосредоточением огня на глубину до 2 км. Из-за сложности переправ через Дунай мало было подвезено войскам материальных средств.
  18 декабря с 13 часов после 15-ти минутной артподготовки в обоих корпусах - 10-м и 11-м, была проведена разведка боем. В результате противник был выбит с позиций боевого охранения и первой линии окопов передовой позиции. Были уничтожены передний край главной полосы, расположение артиллерии и важных огневых точек, системы огня и инженерных заграждений на первой линии вражеской обороны.
  В течении двух последующих суток немцы яростно контратаковали. Участок оборонительной линии "Маргарита" между Будапештом и озером Балатон гитлеровское командование оценивало, как решающий для судьбы всей будапештской группировки войск. "Против противника между озером Балатон и Будапештом, - писал позднее нацистский генерал Ганс Фриснер, - грозил развалом всего фронта. Я понимал, - вспоминал он задним числом, - что если противнику удастся захватить высоты у Секешфехервара, то Будапешт, как зрелый фрукт, упадёт ему в корзину".
  В 10 часов 30 минут 20 декабря началась артиллерийская подготовка основной атаки. В ходе её уничтожались вражеские огневые средства в опорных пунктах, инженерные заграждения и сооружения. Штурмовая авиация наносила удары по артиллерии и резервам противника. Перешедшая в атаку пехота, сходу овладела первой траншеей. Но дальнейшее её продвижение затруднялось в виду отсутствия танков и слабой артиллерийской поддержки, неожиданно сильных контратак противника. Тем не менее войска 46-й армии к исходу первого дня наступления прорвали на своем направлении первую позицию линии "Маргарита" и продвинулись на глубину до 7-ми км.
  Стрелковым корпусам в первый день наступления не удалось полностью завершить прорыв главной полосы обороны противника. Чтобы достичь необходимых темпов развития операции, командующий 46-й армией решил ввести утром 21 декабря свой резерв 2-й гвардейский мехкорпус для прорыва этой полосы. В 10 часов бригады первого эшелона корпуса прошли через боевые порядки стрелковых корпусов и с ходу вступили в бой.
  Вражеские позиции прогрызались буквально метр за метром. Из-за ограниченного количества боеприпасов схватки шли грудь в грудь, танки таранили танки, сгорая на ходу давили вражескую артиллерию, "фаустников" и пехоту врага. Развернувшиеся бои показали, что наращивание усилий путём разновременного ввода вторых эшелонов корпусов при отсутствии вторых эшелонов в дивизиях, было далеко не лучшим решением. При этом враг получал кратковременные передышки, которые умело использовал для манёвра силами и средствами, организации новых контратак.
  Тем не менее линия "Маргарита" была сокрушена.

  Ганка, дочь коменданта третьей погранзаставы Западной границы, стояла у зеркала и любовалась на своё новое платье. Она сшила его специально к Новому году и хотела блеснуть перед своими одноклассниками. В школу она пошла лишь в этом сентябре, после двухлетнего перерыва, когда отца перевели сюда на работу из Львова. Шестнадцатилетняя девица с толстыми чёрными косами до пояса, яркими карими глазами и тонкой талией очень часто привлекала взоры многих молодых пограничников. Но сама она была ещё большим ребёнком, хотя и старшим в семье коменданта Свиридова на данный момент. Его первенец, сын Николай, пропал без вести ещё в 1943 году под Курском. С тех пор жена его Нина Петровна, стала молчаливой и грустной с частыми слезинками на глазах. Здесь на границе под Яворовом они жили большой семьёй, кроме Ганки был ещё младший пятилетний сынок Костик и дочка Светланка десяти лет. Итак, Ганка нарядом была довольна, жена полковника Деева ей помогала сшить это роскошное бело-розовое платье с пышными воланами.
  Сама Ольга, наконец-то, устроилась в школу. Она мечтала давно работать с детьми, но не имея никакого образования, раньше просто не решалась на такой шаг, а тут на заставе, где была одна единственная школа с одним учителем и директором в одном лице, она больше не задумывалась о выборе постоянной работы. Директор, он же учитель Портнов Дмитрий Анатольевич принял её с распростёртыми объятиями и сразу поручил начальные классы. С первого по четвёртый в них учились всего шестнадцать ребят. Они все занимались в одном помещении и Ольга давала задания каждой возрастной группе по очереди.
- Так, ну первоклашки сейчас будут рисовать солнечное утро, - и Ольга вывешивала на доску образцы детских работ по этой теме, которые она нашла в папке в пыльном шкафу Портнова. - А второй класс приготовится к решению простых задачек по математике, третьеклашки - делают упражнения из учебника по русскому языку, а четвёртый класс пишет диктант...
  День проходил очень насыщенно и плодотворно, вечером она возвращалась домой с кучей школьных тетрадок в руках. Она сидела и проверяла их до поздна, Алексей весело улыбался на это и очень радовался за жену, которая сияла от счастья, работая в школе. Сам он вёл напряженную жизнь, с самого утра мотался по участкам и погранзаставам, знакомился с личным составом вверенных ему гарнизонов и проводил совещания по оперативной работе. Поддерживал связь с комендантом Западной границы и часто звонил в Москву. Недавно была задержана большая группа людей, контрабандой проносившая оружие с польской территории для бандформирований Западных районов Украины, где было очень не спокойно. Он до сих пор помнит свою первую поездку во Львов, когда прибыл за назначением к начальству.
- Вы один приехали? - спросил у него тогда же капитан Мирошник.
- С женой, - ответил Деев.
- Где она сейчас? - спросил капитан с тревожными нотками в голосе.
- На улице, гуляет по городу. Красиво у вас тут...
- Одна? - не дав Алексею договорить, выпалил Мирошник.
- Да, а что? - Деев насторожился.
- Вас не предупредили, что нельзя выходить в этот город по одиночке, особенно людям в военной форме? Всегда ходим только группами, - ответил ему Мирошник.
- Так серьёзно? Бандеровцы? - переспросил Алексей.
- Да, и не только. Своего отребья хватает, да ещё и через границу переползает всякая шваль для проведения диверсий в тылу, чтобы жизнь сахаром не казалась. Понимаете теперь, куда приехали работать и какая ваша доля ответственности за госграницу?
  Деев кивнул в ответ, он не забыл Карпаты и, тот ночной бой по уничтожению бандеровских гнёзд, и село Казачка - тоже не забыл... Он часто вспоминал чёрные от ужаса глаза Гераленко, которому предстояло увидеть, войдя в это село, растерзанных жителей с отрезанными головами, убитую семью директора школы Петра Султанова и его старшего сына Евгения, сперва повешенного, а затем расстрелянного Пашкой Химковым, но чудом выжившего. Валентина трясло всю ночь, его сводило судорогой от всего увиденного, и если бы не польская медсестра Гражина Новаковска, которая в медсанбате сумела привести Гераленко в порядок, делая специальный массаж, худо бы ему пришлось тогда. Позже - такой массаж понадобился и самому Алексею уже на марше из Черновцов до белорусской границы. Его тело сделалось непослушным, а ноги онемели. Ночью его привезли в высокий крытый фургон санитарной машины со страшными болями в ступнях и коленях, и Гражина своими сильными руками разминала и растирала его обнажённое тело, перевязывала ноги мокрым полотенцем, смоченным в горячей воде, делала примочки и ставила горчичники. К утру всё прошло, но врач приказал ему повторить эти процедуры несколько раз. После этого пошли неуместные слухи о его связях с полькой, вылившиеся в серьезный конфликт уже потом в Прибалтике. Несмотря на это, он всегда с нежностью вспоминал польскую медсестру, которая помогла ему в такой критической ситуации. "Вас бы отправили в тыл, а потом и на инвалидность, - говорил ему доктор. - Не стесняйтесь эту женщину, она все правильно делает. У неё сильные руки, которые можно назвать золотыми в данном деле..." И ещё он был очень благодарен своей жене, поступившей, не по годам, мудро! Он понял тогда, что во всех жизненных обстоятельствах она будет верить только ему.

  За многолетнюю работу в органах госбезопасности Дееву неоднократно приходилось видеть, как по разному вели себя преступники, признавая свою вину. Но, так как держался на допросе Николай Ланге, с таким Алексею пришлось встретиться впервые. Перед тем, как его арестовали на квартире у Клавы-почтальонши, этой же ночью был допрошен агент НБО, арестованный в районе Остряково, о котором Дееву доложил ещё накануне Ковалёв. Он сразу рассказал, когда увидел фотографию Ланге, что этот человек был в алфавитном списке агентов НБО, но никакими другими данными он не располагал, лишь сообщил, что Ланге зовут Николаем, и что он в октябре 1942 года в ожидании переброски в тыл Советской Армии более полумесяца жил на конспиративной квартире в Краснодаре. И вот сейчас этот Ланге сидел перед Алексеем и очень спокойно держался. Он рассказал, что до оставления Севастополя служил в Приморской армии. Был эвакуирован из Крыма в Туапсе, оттуда его воинскую часть направили под Сталинград, там он участвовал в боях. Дошел до Курской дуги, был ранен, лечился в госпитале. Выйдя из госпиталя решил, ради сохранения жизни на фронт не возвращаться, и пробрался в Краснодар. Через месяц, не сумев устроиться на работу, уехал в Новороссийск и здесь поступил в порт. В конце заявил, что чистосердечно признается в дезертирстве, понимает всю тяжесть совершённого им преступления и готов понести любое наказание. Но при этом понятия не имеет ни о каких НБО, и агентом абвера никогда не был. Его поведение вызвало вначале недоумение, а затем подозрение - не скрывает ли он более серьёзное преступление, навязывая свою версию о дезертирстве. Ведь он не мог не понимать, что после победы за преступление, совершённое два года назад, суд не вынесет сурового приговора. Деев понимал, что тут нужна проверка правильности его показаний. О пребывании в Краснодаре он рассказал коротко. Устроиться на работу не удалось. Больше сидел дома, побаивался выходить: не привык ещё к своему положению. Поколебавшись, сделал вид, что вспомнил, где жил в Краснодаре, назвал свой адрес. Но, кого отправить в Краснодар, все люди были на счету и Алексей связался с управлением НКВД этого города и ожидал от них ответа в ближайшие дни. Пока шла проверка, Ланге было решено отпустить по адресу проживания с установлением строгого контроля за ним.
- Это сделали ещё и для того, чтобы проверить его связи. Может быть, кто-нибудь захочет на него выйти, - говорил Деев коменданту Свиридову во время обсуждения оперативных мероприятий.
- Странно, что так открыто он поселился вблизи границы, - жал плечами Свиридов. - Может быть, его подставляют, просто кому-то выгодно выдать его за агента? Но, зачем?
- Это и надо выяснить, что за птица этот Ланге. В переводе с немецкого Ланге - это "длинный", - Алексей прошёлся по кабинету и остановился у шкафа с архивными папками. - Я нашёл тут интересную информацию, когда получил доклад про странного человека, поселившегося у почтальонши. Покопался в старых бумагах и нашёл запрос моего предшественника в Новороссийск о человеке под кличкой "Длинный", и вот какой получен на него ответ: "Разыскали некую Быкову, которая работает официанткой в ресторане. Нагловатая, она своим видом и манерами вполне оправдывала прозвище - Дуська весёлая. Оказалось. что она уже несколько месяцев живёт с мужчиной по фамилии Вихлянцев." Дальше протокол её допроса: - С Николаем и его товарищем я познакомилась осенью 1942 года, - заявила Быкова.
- Во время оккупации? - спросил следователь.
- Да, при немцах.
- Какую фамилию он тогда носил?
  Пожав плечами, она сказала, что фамилию не знает, но хорошо помнит, что друг Николая называл его Длинный.
  И вот следователь, услышав это, быстро написал в записке к документу: "Длинный - по немецки будет Ланге". Неужели это он? - Деев задал сам себе вопрос и закрыл папку.
- Проверка, Алексей Григорьевич, проверка и очень тщательная, - Свиридов сомневался, что найденный документ, как то касался настоящего дела.
- Да, разумеется, а пока проследим за этим нашим Николаем, - Алексей взглянул на часы. - Обедать пойдёте, Сергей Иванович? Сегодня в столовой работает повар Никитин - значит чем-то вкусненьким побалует. Идёте?
- Хотел поехать во вторую погранзону, проверить восстановительные работы моста, - неуверенно ответил Свиридов.
- Потом поедете и проверите, а подкрепиться надо, - Деев взглянул в окно и весело произнёс: - Вот и Ганка ваша пришла уже со школы, стоит ждёт папу... Ну?
- Ладно, раз уж Ганька моя пришла!.. - Свиридов широко улыбнулся.

  В это время к исходу 27 декабря части 11-го стрелкового корпуса генерала Антонова переправлялись через Дунай к южной части Буды. Гитлеровцы артогнём из-за Дуная пытались перекрыть пути подхода передовых батальонов. Тогда Антонов направил две специально созданные для таких целей штурмовые группы в обход с флангов, обеспечивая их действия огнём миномётной роты. Бои шли практически за каждое здание, штурмовики имели задачу выбить фашистов с занимаемой ими табачной фабрики. И вот обе группы по условленному сигналу ворвались на её территорию. Штурм был короткий, но очень азартный, под конец дрались в рукопашную, но сумели выбить врага с занимаемых им позиций и довести бой до победного завершения.
  Стремясь развить успех вверх по правому берегу Дуная, генерал-лейтенант Шлемин перебросил на усиление корпуса с острова Чепель 83-ю бригаду морской пехоты под командованием полковника Смирнова. Морские пехотинцы выбили гитлеровцев из нескольких зданий. Прибрежные улицы противник простреливал артогнём с противоположного берега, что вело к серьёзным потерям и замедляло темпы движения. Прибывший в район Кёленфельда командарм, изучив обстановку на месте, усилил корпус артиллерией, а бригаде морской пехоты выделил подразделение огнемётчиков. Вскоре по артиллерии противника на левом берегу Дуная и перед атакующими частями 11-го корпуса нанесла удары штурмовая авиация. Натиск на Буду с юга продолжался.
  В своеобразной обстановке вели бои севернее Буды дивизии 10-го гвардейского стрелкового корпуса. Специально выделенные подразделения, прорвавшиеся вместе с 18-м танковым корпусом в Эстергом, очищали от противника горно-лесистые участки северо-западнее Буды. Часть их сил закрепилась на рубеже Тат, Эстергом, Дорог, Пилишчаба. Подходы к расположенным на возвышениях городским зданиям и опорным пунктам оказались под перекрёстным огнём с нескольких направлений. Из бойниц, оборудованных в подвальных этажах и внизу каменных заборов, враг встречал атакующих струями раскалённого свинца. Большие трудности возникали в местах плотной застройки, где в петляющих по холмам узких улочках и переулках невозможно было развернуть орудие и оказать эффективную поддержку огнём.
  Успех достигался применением штурмовых групп, по примеру корпуса генерала Антонова. Для обеспечения их действий на захваченные возвышенности выдвигались 152 мм орудия, снаряды которых проделывали зияющие прорехи в любых заборах и стенах. В узких переулках для их разрушения на ряду со взрывчаткой использовались обыкновенные ломики и кирки. Советские воины, прошедшие тысячи километров, понимали, что назад пути нет, что сокрушать смертельно раненого врага можно только прорвавшись в его логово. В ход шло всё: взрывчатка и гранаты, ломы и кирки, автоматы и ножи.
  Враг яростно контратаковал и с севера и с юга. В упорном натиске войска 46-й армии очищали всё новые кварталы Буды, сжимая противника в тиски. На предместья Пешта усилили нажим с востока и соединения 2-го Украинского фронта. Обречённость окружённой в Будапеште группировки становилась очевидной.
  Чтобы избежать дальнейшего кровопролития и разрушения столицы Венгрии, а также облегчить участь её жителей, командующие фронтами Маршалы Советского Союза Толбухин и Малиновский предложили окружённым войскам противника капитуляцию на гуманных условиях. 29 декабря командующий 3-м Украинским фронтом направил парламентёров из 46-й армии: старшего инструктора политотдела 316 стрелковой дивизии капитана Остапенко, начальника штаба стрелкового батальона старшего лейтенанта Орлова и старшину Горбатюка от управления 37-го стрелкового корпуса. Отклонив ультиматум, гитлеровцы открыли огонь вслед убывающим парламентёрам, подлым выстрелом в спину убили капитана Остапенко. Парламентёра от 2-го Украинского фронта капитана Штайнмец, нацисты убили ещё на подступах к их передовым позициям.
  Совершив столь гнусный поступок, гитлеровцы обрекли себя на неизбежную гибель. Оба фронта вынуждены начать решительные действия по уничтожению окружённых. Войска 46-й армии возобновили атаки по всей линии. К исходу 31-го декабря в их руках были уже 120 кварталов города. Противник был вынужден перебросить в Буду из Пешта новые контингенты войск. Одновременно на внешнем фронте он сосредоточивал крупные силы для прорыва к окруженной группировке и её деблокирования.

  Вечер 31 декабря выдался нелёгким и у Алексея Деева. Пришёл ответ из Краснодара, по фото Ланге там не был опознан среди жителей того дома, адрес которого он сам указал на допросе. Но человек с именем Николай. там действительно проживал. Кто же они, эти два Ланге? За ответом поехали к нему домой, по адресу проживания его сожительницы Клавдии.
  Деев и два оперативника подъехали к дому на улице Воскресенская в восьмом часу вечера. Тёмные окна указывали на то, что хозяева в квартире отсутствуют. И всё же было принято решение подняться на второй этаж этого деревянного строения барачного типа. Постучали в дверь, на тёмную площадку выглянули любопытные соседи.
- Дома они были оба, - говорила пожилая женщина, стоя рядом с Алексеем, - я слышала, как ругались, а потом всё разом как-то затихло... Заскрипели потом половицы у выхода, я ещё подумала, что ушёл кто-то из них после ссоры, ан нет - глянула в окно, а там какой-то сутулый от них вышел и бросился сразу в проулок за котельной.
  Деева насторожила такая информация, он подошёл к их двери и настойчиво постучал, но в квартире стояла тишина. Он постучал сильнее и надавил на дверную ручку, послышался скрип и дверь подалась вперёд. Алексей вместе с оперативниками прошли в тёмную прихожую. Оставив одного чекиста у входа, с другим Деев проследовал в комнату, где на полу неподвижно лежали два тела: Ланге - у окна, а женщина у дивана полусидя на полу, головой опираясь на протертое сиденье. Оба были мертвы. Клавдия была убита ударом ножа, из её груди торчала рукоятка финки. Ланге застрелен в упор, но почему соседи не слышали звуки выстрелов?
Оперативники растерянно стояли над телами этих двух близких друг другу людей и не могли понять, в чём был допущен ими просчёт. Ведь за домом и за этой конкретной квартирой было установлено наблюдение. И перед выездом сюда Алексею не было доложено от местной милиции ничего подозрительного. Он стоял сейчас над убитыми и тёр ладонью переносицу. Вошли соседи и понятые, по телефону из уличного автомата была вызвана следственная бригада. На месте происшествия составлялись протоколы и проводился тщательный осмотр, как вещей, так и квартиры в целом. Приметы убегавшего преступника чётко выявить не удалось, кроме того, что он был сутулый и одетый в ватник и сапоги с нахлобученной на самые глаза шапкой-ушанкой - о нём не было ничего известно.

  Алексей приехал к себе на квартиру в самый канун Нового 1945 года. Он обнял жену, поприветствовал соседку тётю Дусю, которая сегодня с ними вместе встречала новолетие.
- Долго провозились там, - оправдываясь за своё опоздание, ответил Алексей на Ольгин вопросительный взгляд. - Убийство, что поделаешь... Ольга вздрогнула:
- Что, этого Длинного убили? - переспросила она.
- Да, и его сожительницу. Опоздали мы и где-то серьёзно промахнулись, - Алексей снял шинель и остановился у вешалки в коридоре. - Теперь нельзя понять толком, кто был на самом деле этот парень - агент или подставное лицо. Скорее всего второе, убрали, чтобы не раскрылся, - тихо проговорил он, стоя рядом с женой, дабы соседка не расслышала.
- Вот незадача вам теперь, - произнесла Ольга с сожалением, и когда прошли в кухню добавила: - Я спросить у тебя хотела ещё сегодня утром, да ты быстро убежал - можешь мне дать пропуск на отъезд из зоны на той неделе? Я к маме поеду погостить, пока у ребят каникулы. А то она пишет в последнем письме, что сильно болела осенью, еле-еле восстанавливается теперь и Людвиг. тоже сильно хворал. Хочу их навестить, не возражаешь?
- Что ты, как я могу возражать? А Людвига обрадуй, скажи, что как только всё кончиться, сразу пусть приезжает к нам в Яворов, мы тут будем отправлять немцев с сортировочного пункта по домам и в первую очередь, тех, кто воевал на нашей стороне, как он. Так что, недалёк тот час, когда увидится со своими сестрами и родителями. Волокиты, я обещаю - не будет с его отправкой, - Алексей улыбнулся при этом, вспоминая смуглого красивого парня, с которым его жена прошла такие тяжкие испытания в немецком тылу города Пскова.
- А правда, что Дёнитц не хочет возвращаться на родину,? - осторожно спросила Ольга.
- Да, он говорил со мной, ещё в Таллине перед отправкой в госпиталь. Там у него никого нет и парень хочет поработать здесь, возможно и на границе. Язык знает, переводчик из него получиться очень хороший и нужный человек, как оперативник, если захочет конечно, быть таковым... - Алексей подхватил самовар и вышел с ним в комнату.
  Они все трое уселись за круглый стол, разлили по кружкам самогон тёти Дуси и стали с напряжённым ожиданием вглядываться в настенные часы-ходики. Их маятник отсчитывал уже последние минуты 1944 года.

  ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.