Глава десятая. Тайная Гавань

Цветущий май полыхал сиреневым цветом, источал ароматы акации, пышно украсил сады и клумбы ирисами, тюльпанами, нарциссами. Девятого числа ребята собрались дома у Артёма, посмотреть парад, а потом впервые в этом году рванули в центр на велосипедах. Проселочные дороги просохли, и теперь можно было свободно ехать, не боясь увязнуть в грязи.
У Майи велосипеда не было, и её взял на багажник Артём. Пока они ехали, теплый ветер полоскал тугую косу девочки в воздушном потоке. Майя крепко держалась руками за талию друга, мир вокруг пролетал чередой зеленых благоухающих улиц, казался огромным и прекрасным.
Они выехали на прямую дорогу центральной улицы и покатили в сторону площади. К ней примыкали ряды маленьких магазинчиков, парикмахерских, бакалейных лавок, пекарен, кондитерских. Ребята остановились в небольшом парке, сбегали к холодильнику с мороженым и уселись на траву в тени раскидистого клена лакомиться. День выдался теплым и солнечным, что в их гористых краях бывало редко, даже летом небо затягивали дымчатые облака, сквозь которые солнце пробивалось уже растерявшим половину своих лучей.
Майя в джинсовых шортах и белой свободной блузе сидела между Степой и Антоном, облизывала шоколадный рожок. Взгляд её скользил по небольшому парку со скамейками, по детской площадке, которую оккупировали мамочки с колясками, по ряду теснящихся магазинчиков через дорогу. Солнце припекало затылок, и она подвинулась ближе к Антону в тень. Антон на мгновение застыл, не донеся мороженое до рта.
— Что будем делать дальше? — спросила она.
Артём лениво откинулся на спину и перекинул колосок, который жевал, из правого уголка рта в левый. Все взглянули на него. Из-под потрепанной бейсболки сверкнул черный глаз.
— Можем сходить на пляж, здесь недалеко.
— Захватим чего-нибудь пожевать? — спросил Стёпа, — я сбегаю в магазин. Кто что хочет?
— Откуда такие богатства? — поинтересовался Костя.
— В прошлые выходные копал огород у старушки Карлы.
Старушка Карла была древняя, как мир, Артём однажды предположил, что она видела динозавров. Она жила в самом конце деревни, похоронила двух детей и мужа, и конечно, её не звали Карла. Её звали Зина, но она курила как паровоз и постоянно рассказывала истории из своей молодости, когда играла на сцене провинциального театра некую Карлу. Дети любили её, потому что она всегда щедро одаривала их за работу. Девчонки помогали ей по дому, мальчишки — в огороде в целый гектар.
Костя попросил банку пепси, Антон бантончик «Пикник», Артём заказал маленькую пачку чипсов «Лейз» со вкусом паприки, Майя стеснительно промолчала, Стёпа улыбнулся и ушел через дорогу в магазин. Там он пробыл слишком долго даже для себя самого. Друзья знали, что Стёпа тщательно вычитывает состав на упаковке каждого продукта и всегда торчит возле полок целую вечность.
— Господи, он как мой дед, — воскликнул Костя, — того тоже если послать в магазин, то можно уже не ждать. Только по другой причине: он идет туда через соседа, который гонит самогон.
— Да, маразм крепчает, — добродушно пошутил Антон, остальные улыбнулись. Но Майя встревожилась ни с того ни с сего.
— Надо проверить, что-то не так, — сказала она, поднимаясь на ноги.
Позже она не могла объяснить, откуда знала, что Стёпе нужна помощь, сработала интуиция, не иначе.
Друзья перебежали улицу в неположенном месте, перескочив через низкое ограждение парка, и подошли к продуктовому магазину, где скрылся Стёпа двадцать минут назад. Но внезапно Артём остановился.
Из грязного проулка между близко расположенными зданиями, где стояли мусорные баки, внезапно раздались знакомые голоса, а потом отчаянный, но сразу приглушённый вопль. Вопль они узнали.
— Стёпа!
Ребята сорвались с места одновременно, пробежали, лавируя между лужами помоев от мусорных баков и оказались на заднем дворе продуктового магазина. Среди деревянных поддонов и ящиков, сваленных в кучу у стены, стоял Стёпа. Под ногами валялись вкусности, которые он купил для своих друзей. Его футболка была задрана и натянута ему на голову, толстый живот вывалился через пояс легких брюк. Руки его держали два рослых пацана лет пятнадцати, а еще двое гикали, ржали и шлепали по его пузу ладонями, оставляя красные отметины на белой коже. Это были Малашин и Синявский. Горского с ними не было.
Артём остолбенел на мгновение, увидев эту картину, Майя беззвучно ахнула, а потом мальчишки бегом кинулись Степе на помощь. На бегу Костя сорвал с мусорного бака крышку и начал с того, что хорошенько огрел Малашина ею по спине. Малашин издал смешной удивленный звук, нечто среднее между «Уф» и «Ёп» и развернулся, чтобы получить еще один удар в плечо. Артём и Антон тем временем сбили с ног Синявского, который отлетел к противоположной стене. Двое незнакомых парней отпустили руки Степы, чтобы кинуться на них. Один размахнулся и ударил Антона в живот ногой так, что тот согнулся пополам и, задохнувшись, осел у стены. Второй, растопырив руки, пошел на Артёма, словно намеревался его обнять. Стёпа выпутался из собственной футболки, лицо его было пунцовым, как гранат. Он издал громкий рев и бросился головой вперед, сбил с ног поднимающегося на ноги Синявского. Двое незнакомцев оглянулись, и этого хватило, чтобы Костя, держа крышку от мусорного бака на манер щита — он же был Господин Гном! — протаранил их со спины, оттеснив от Стёпы.
Артём тем временем со всей силы толкнул Малашина, но тот успел вцепиться в его пышную шевелюру, а потом в его руке сверкнуло что-то серебряное.
— Не двигаться, не то зарежу вашего друга, как свинью.
Все застыли, Антон медленно поднялся с грязного асфальта, лицо его было перекошено от боли.
— Брось крышку, — велел Малашин Косте, и «щит» с грохотом свалился на землю.
Майя замерла от ужаса, глядя, как близко к шее Артёма находился нож. Одной рукой Сергей оттягивал Артёму голову за волосы назад, второй держал лезвие прямо у его кадыка. Она не была уверена, что Малашин действительно осмелится воспользоваться ножом, но проверять желания не возникло. В панике она оглянулась, но не нашла ничего, что могло бы помочь.
И тогда Майя взялась за единственное оружие, которое у неё было всегда — слова.
— Межмирье! — выкрикнула она пронзительным высоким голосом, — Велариан! Силармонт! Лозриэль! Мертвые Топи, Черная Впадина, Туманные земли, Незримая Богиня! Белая Крепость! Беличий Мост!
У хулиганов одинаково вытянулись лица, они, как в плохих комедиях, ошеломленно застыли на месте, синхронно повернув головы к ней, и в этот момент Артём вцепился в руку под его лицом зубами.
— Аааааааа!
Внезапно ощутив, что его больше никто не держит, Артём извернулся, отскочил от Малашина, размахнулся и врезал тому между ног. Тот пискнул, словно маленькая девочка, колени его сложились, и он повалился на грязный асфальт. Артём оглушительно крикнул «Бегите!» и схватил Майю за руку, таща её за собой. Бегать они умели.
Выскакивая из проулка, ребята припустили в сторону пляжа. Малашин, Синявский и двое ублюдков гнались за ними метрах в пятидесяти, не больше. Друзья миновали парк, где на лужайке все еще лежали их велосипеды, свернули на жилую улицу возле здания местной администрации, и припустили по ней что есть духу.
— Сюда! — крикнул Артём, бежавший впереди. Майя внезапно поняла, что он все еще держит её за руку, и сжала пальцы.
Миновав улицу с шестиэтажными домами, они попали на разбитую проселочную дорогу, припустили по ней. Топот сзади не стихал, Майя задыхалась, она осознала, что долго бежать так не сможет, слегка дернула Артёма за руку. Он взглянул на неё и коротко кивнул.
— Продержись… еще… немного… — сквозь сбившееся дыхание проговорил он.
Майя отвечать не рискнула, лишь кивнула. Рядом бежал Стёпа с удивительной быстротой для его комплекции, Костя и Антон слегка отстали. Девочка улучила момент на повороте и оглянулась. Хулиганы догоняли их на прямой дистанции, Антон бежал так же быстро, как и все, но был так бледен, что, казалось, ещё чуть-чуть и свалится в обморок.
— Еще немного, Майя, еще немного. Я знаю одно место. — Бормотал Артём.
Они миновали последний дом, резко завернули вправо и, пока Малашин, Синявский и прочие отморозки остались за поворотом, ворвались на каменистый поросший пышной растительностью берег широкой реки. Мрассу катила перед ними свои темно-синие воды.
— Скорее, у нас меньше десяти секунд! — Артём залез в камыши и приподнял гнилую перевернутую лодку. — Сюда.
Майя на бегу скользнула под лодку, ободрав колени и локти о камни. К ней тут же забрались Антон и Костя. Больше места не было, они лежали друг на друге. Через щель между досками, она увидела, как Артём и Стёпа скрылись в камышах, и все стихло.
Разъяренные Малашин и Синявский вместе со своими новыми дружками ворвались на берег и бестолково затоптались на месте.
— Где они? — заорал Синявский, — где эти малолетние падлы?!
— В камышах, больше им негде спрятаться, — ответил один из дружков.
Они тяжело потопали к заросшему берегу реки, разводя руками растительность. Малашин приблизился прямо к лодке, под которой, чуть дыша, лежали ребята, пнул её ногой со злости и прошел мимо. Они искали целую вечность, наконец один из дружков сказал:
— Ну их нахрен, Серый, жрать охота, пошли отсюда.
Малашин свирепо осмотрел шелестящие на ветру камыши, потом спросил:
— Спички есть?
Майя беззвучно ахнула под лодкой. Примерно та же реакция была и у хулиганов.
— Ты рехнулся что ли? Хочешь поджечь камыш?
— Тут его целый лес, ты устроишь пожар.
Малашин досадливо сплюнул возле лодки и направился прочь.
Когда они ушли, ребята еще какое-то время лежали, затаив дыхание, но потом послышались острожные шаги, и лодку приподняли.
— Вылезайте.
Артём помог им выбраться. Лицо Антона было нежно-зеленого цвета. Он быстрыми шагами отошел в камыши, и его вырвало. Лицо Степы было таким несчастным, будто это он был во всем виноват.
— Простите, если бы я не пошел в магазин…
— Ты не мог знать, что они там, чувак, — попытался вразумить его Костя, но Стёпа отвернулся к реке. Майя заметила, как он мельком вытирает глаза.
Из зарослей показался Антон, выглядел он неважно.
— Что б я сдох, если не почувствовал вкус своих кишок, — простонал он, — этот гад так мне врезал, что я до сих пор сомневаюсь, цела ли селезёнка…
— Тебе надо лечь, идемте на пляж.
Артём повел их узкой тропкой вдоль камышей, и вскоре они вышли на широкую песчаную отмель. Здесь Мрассу делала поворот, обходя большой гористый холм, и на берегу намыло много мелкой гальки и чистого песка. Горная ретивая речка превращалась тут в тихую, ленивую заводь. Пляжем, конечно, это место назвать было нельзя, но Майя видела несколько горожан, расстеливших одеяла и наслаждающихся солнечной погодой. Вода была кристально чистой, сквозь неё можно было разглядеть камешки, выстилающие дно, кое-где даже плавали смелые мальки небольшими стайками.
Антон с облегчением улегся на траву чуть дальше каменистого берега. Мальчишки уселись прямо возле кромки тихой воды на теплых камнях. Майя посмотрела на печального Степу. Он, сам того не замечая, прижимал руки к животу, и она догадалась, что он думает о красных пятнах, которые оставались от шлепков. О красных пятнах на толстом животе.
Майя села рядом с ним и незаметно коснулась его руки. Стёпа повернул к ней голову, на его щеках были заметны высохшие дорожки слез.
— Расскажи что-нибудь, Лозриэль, — попросила она, — у эльфов всегда найдется песня или баллада, на любой случай жизни.
Стёпа легонько улыбнулся, лицо его слегка посветлело, он бросил взгляд на реку.
— Про эту реку есть красивая легенда, — тихо сказал он, — жил на свете юноша Томь и полюбил он девушку Мрассу, но её отец был против их свадьбы, потому что Томь был неподобающим женихом для его дочери. Отослал он Томь далеко. Тогда его дочь стала так много плакать, что вскоре стала рекой. Томь узнал об этом и последовал за ней, тоже став водой. Но и тут им не было суждено быть вместе, между ними стояла огромная скала. Тогда влюбленная Мрассу разбила эту скалу и слилась со своим возлюбленным. Огромные глыбы по сей день лежат в её водах, как напоминание, что для настоящей любви не страшны никакие скалы.
Майя улыбнулась, когда Стёпа посмотрел на неё. Его щеки слегка заалелись.
— Еще, вода в этой реке такая чистая, что её можно пить, — добавил он, — потому что на ней не стоят заводы, и в воду не попадают никакие отходы.
К ним подошел Антон.
— Тебе лучше? — поинтересовался Артём, — могу добежать до аптеки, на обезболивающее у меня хватит.
Антон мотнул головой, сел рядом с ними. Они сидели некоторое время в рядочек, по очереди бросая по воде плоские камешки и наблюдая, чей камешек сделает больше подскоков, прежде чем утонет. Потом Майя решительно поднялась на ноги и сбросила мягкие кеды.
— Что ты делаешь? — недоуменно спросил Стёпа.
— А на что похоже? — игриво отозвалась она. Стянула носки, легко сбросила шорты и блузу, оставшись в хлопковом нижнем белье. Мальчишки смотрели на неё, разинув рты, но — странное дело — робости она не ощущала, ощущала лишь восторженное безрассудство.
Майя замотала длинную косу в высокий пучок, закрепила её резинкой, успела поймать неодобрительный взгляд одной из женщин, отдыхающей на одеяле, а потом бегом кинулась в воду, рассыпая веера серебряных брызг.
— Ты так рассказывал про эту речку, Стёпа, что не искупаться в ней —это кощунство! — весело крикнула она.
— Но вода слишком холодная в это время года, она еще не прогрелась, — сказал Стёпа сипло. Она лишь отмахнулась от него, легла в хрусталь блестевших на солнце маленьких волн, бодро пискнула от холода и поплыла.
Мальчики переглянулись. Артём встал и решительно стянул с себя футболку, не прошло и минуты, как они все оказались в воде. Купание получилось быстрым, все же в мае горная река совсем к нему не располагала, но веселым.
Вечером, лежа в постели, Майя вспоминала, как беззаботно они плескались, как Стёпа вздумал показывать кита, и все надорвали животы от смеха. Как потом дрожали на майском ветерке, пока обсыхали, но постоянно смеялись и не могли остановиться. Будто открылись какие-то неведомые шлюзы смеха, которые открываются лишь в детстве. Став взрослыми, люди уже не могут вспомнить, как смеяться по-настоящему.
Майя вспоминала мокрые, прилипшие ко лбу волосы Артёма, его озорные черные глаза, застенчивую улыбку Стёпы и его смешные кудряшки-пружинки. Синеву глаз Антона, крепкие пальцы Кости, с белыми полумесяцами на ногтях. В груди у неё цвели майские цветы, теплилось сильное священное чувство, которое ходило рука об руку с любовью. Она заснула, а сверкающая на солнце река и улыбающиеся друзья сторожили её сон.
***
— Мы можем пойти этой дорогой до Туманных Земель, она короче, но идет через лес.
— Это, наверное, не просто лес, — усмехнулся Артём, — я прав, Майя?
Девочка загадочно пожала плечами.
— Кто знает…
Друзья сидели, близко придвинувшись друг к другу, в школьном дворе, голова к голове, низко склонившись над картой Межмирья. Красной пунктирной чертой был проложен их маршрут, заканчивающийся в Горном Городе чародеев. Мальчики обсуждали, как они могут пройти безопаснее и быстрее к Таинственной горе, где располагалась Академия чародеев. Майя улыбалась. Она продумала все так, что какой бы путь они не выбрали, везде хватало приключений.
Небо пасмурно хмурилось, вчерашний день казался нереальным в своей солнечности и жаре, выйдя сегодня на улицу с утра, Майя вернулась за кофтой. Сейчас ей не верилось, что вчера она купалась в реке. Девочка встала на ноги, потянулась и огляделась.
Большой школьный двор преобразился и расширился благодаря растаявшим сугробам и зеленым газонам. Качели и горки были в полтора раза выше, чем казалось зимой, потрескавшийся асфальт пестрил классиками и разноцветными неуклюжими рисунками. Старый ворчливый дворник в дальнем углу двора красил ограду в коричневый цвет и недобро поглядывал на малышню, которая вертелась рядом. Возле длинного деревянного стола расположились Зубкова, Митрошкина, Лысенко, Смирнова и прочий цвет седьмой параллели. Они сидели на спинке скамейки, поставив ноги на сиденье, обменивались журналами, хохотали и всячески старались выглядеть круто. С наступлением тепла Горский с дружками перестали появляться в школе вовсе, что было подарком судьбы. Можно было спокойно проводить перемены за игрой или разговорами.
Рита внезапно заметила, что Майя смотрит в её сторону и подняла средний палец с облупленным красным лаком на ногте. Майя закатила глаза и отвернулась. Взгляд её упал еще на одну компанию, центром которой был Василий Третьянов.
В него были влюблены все девочки старше четырнадцати лет, это было модно — быть влюбленным в Третьянова. Он был высоким светловолосым пятнадцатилетним парнем, носил аккуратную кожаную сумку вместо обычного рюкзака и стрижку «Каскад», которая выделяла его особенным образом. Волосы его лежали небрежно, на косой пробор, длинная челка с одной стороны касалась скулы, и Вася её постоянно сдувал. От этого его жеста девочки падали в обморок. Не Майя, те что послабее. Он хорошо учился и в целом был неплохим парнем, но всеобщее внимание его разбаловало. Он казался высокомерным, смотрел на всех свысока и всячески демонстрировал своё превосходство.
Вот и сейчас Вася сидел в окружении своих друзей и воздыхательниц на центральной скамейке, в руках у него был листок бумаги, а прямо напротив стояла Саша. Стояла, опустив голову, съёжившись, словно всеми силами пыталась убежать, но не могла, словно была прикована к месту.
Вася показал ей листок и что-то спросил, она на секунду подняла глаза, чтобы скользнуть по нему взглядом, потом снова их опустила и кивнула. За спиной Третьянова послышалось насмешливое хихиканье, ехидно зашептались девчонки, склонившись друг к другу и при этом не отрывая взгляда от краснеющей Саши, уже готовой провалиться сквозь землю.
Майя нахмурилась. Происходила какая-то нездоровая ерунда, и её сестра была гвоздем программы. Потом девочка подумала, что жизнь Саши её вообще не должна волновать, потому что протекала она в параллельной вселенной, скучной, наполненной всякой бессмысленной дребеденью, и настолько далёкой, что туда не добрался бы сам Хан Соло. И она отвернулась от неё.
Мальчики как раз закончили обсуждение.
— Так что вы решили? — насмешливо спросила Майя.
— Мы пойдем кружным путем, через Сонное ущелье, потом поднимемся на эту небольшую гору и спустимся здесь, у поселения южан, чтобы отдохнуть. — Антон водил пальцем по карте, — попросим добрых людей дать нам кров и еду. Как тебе план?
Четыре мальчишеских лица обратились к Майе.
— Хороший план. В ущелье вас будет поджидать сюрприз, —предупредила она, — да и деревня не совсем обычная…
Друзья задумчиво помолчали, потом Артём выразил всеобщее мнение:
— Есть граница у твоей фантазии, Майя? Неужели ты все уже рассчитала? Совсем все?
— Почти, — скромно ответила она, — вы же хотите интересную игру, не так ли?
Со звонком, возвещавшим конец большой перемены, река учеников неохотно потекла в школьные двери. Майя не пошла сразу на урок, а завернула в туалет для девочек на первом этаже и тут же услышала приглушенные рыдания. Голос Саши она узнала сразу, но решительно направилась к раковине. Сразу после того, как на вошла, рыдания оборвались, будто тот, кто плакал — Саша! — не хотел, чтобы его слышали.
«Что ж, так даже лучше, — подумала Майя, полоща руки в холодной воде, — она сама не хочет, чтобы её трогали». Но потом девочка подняла голову и в мутном зеркале увидела своё лицо, встревоженное и виноватое.
— Блин. — Досадливо бросила она, покачала головой, а потом развернулась. — Эй, кто тут? С тобой все в порядке?
Секунду Саша не отвечала, затем раздался её недовольный голос:
— Не твоё дело, иди, куда шла.
Майя закатила глаза, беззвучно передразнила сестру, выключила кран и снова обернулась к кабинкам, прислонившись поясницей к раковине.
— Я знаю, что это ты, Саша, тебе нужна помощь?
— Нет! — срывающимся голосом крикнула она из кабинки, — уходи!
 Девочка начала кивать еще до ответа, то, что её гнали прочь было ожидаемо. Майя вздохнула, оттолкнулась от раковины, мельком подумала, что слишком часто опаздывает на уроки из-за разборок с друзьями или родственниками. Она подошла к кабинке и остановилась перед разрисованной дверью, засунув руки в карманы.
— Слушай, давай пропустим ту часть, когда ты орешь на меня, а я — на тебя, и перейдём к делу. Так что стряслось?
На последнем предложении Майя добавила в голос теплоты, и по ту сторону двери повисла озадаченная тишина.
— Почему все так? — внезапно жалобным голосом спросила Саша, — я ведь совсем не уродина, правда? Почему тогда у меня ничего не получается?
Майя пока понятия не имела, о чем говорит сестра, но с одним было сложно поспорить.
— Вообще не уродина, — согласилась она, — ты очень даже красивая. С чего ты взяла, что ты уродина? Кто тебе такое сказал?
За дверью громко шмыгнули носом.
— Я стараюсь изо всех сил нравиться. Стараюсь везде быть своей, а для этого… для этого нужно уметь подстраиваться под правила. И я все их знаю! Но почему же я до сих пор не своя?!
Майя немного помолчала, обдумывая сказанное.
— Может, ты слишком стараешься? В этом дело?
Из-за двери послышался шорох, потом она открылась, и показалось заплаканное лицо Саши. Рыжие волосы растрепались, по лицу размазалась косметика, глаза опухли, руки и шея пошли красными пятнами от плача.
— Да уж, — скептически произнесла Майя, оглядев сестру, — беру свои слова обратно, ты — чудище.
Саша истерично хохотнула и вытерла красные глаза. Майя улыбнулась, подвела её к зеркалу, достала носовой платок. Пока Саша шумно сморкалась, смывала с лица черные потеки туши и приглаживала волосы, она стояла поодаль, задумчиво наблюдая за действиями сестры. В ней вяло копошилось чувство вины за прогулянный урок литературы, который сейчас шел.
— Что стряслось? — спросила Майя мягко, когда Саша перестала икать и выключила воду. Некоторое время они просто молчали, и девочка попробовала ещё раз, — только не говори, что написала Третьянову любовное письмо.
— Совсем паршиво, да?
Майя пожала плечами.
— Не ты первая, не ты последняя, если честно, понятия не имею, что девочки в нём находят. Он же без своей популярности, что ноль без палочки.
Саша опустила голову, пальцы тревожно принялись ковырять заусенцы.
— Он красивый…
Майя прямо взглянула на неё с долей удивления во взгляде.
— Боже мой, неужели ты и вправду в него влюблена?
Саша пожала плечами. На её ресницах снова начали собираться слезы. Майя наблюдала, как они крупнели и множились, а потом сорвались вниз и окончили свой путь на грязном полу туалета.
— Слушай, ты сказала, что стараешься всем нравиться — зачем?
— Как зачем? — от изумления Саша даже перестала плакать.
— Ну, зачем это тебе нужно? Какая в этом цель?
Саша смотрела на неё, явно не понимая, о чем её спрашивают. Тогда Майя на секунду задумалась, затем произнесла:
— Ты знаешь, кто такой боггарт? Нет? Боггарт — существо, которое превращается в то, чего человек боится больше всего. Он настолько часто превращается в страхи людей, что совсем забыл, каков его истинный облик.  И в некотором смысле он не существует, потому что постоянно меняется. Он потерял своё отражение в зеркале. Ты можешь подстраиваться под правила и других людей, можешь менять форму, но тогда тебя просто нет. Ты не существуешь, но всем нравишься, потому что они видят в тебе то, что хотят. Но ты так же можешь существовать, принять свой истинный облик и все равно кому-то нравиться, или не нравиться, в чем, как я думаю, нет ничего дурного.
Саша молчала, хмурясь на сестру, обдумывая слова, потом медленно проговорила:
— Но… тогда у меня не останется друзей…
— Настоящие твои друзья будут с тобой, даже если ты их сгоряча огреешь кочергой. — Заявила Майя, и Саша приподняла брови.
— Ты уверена?
— Нет, это уж слишком, — признала Майя, — но метафору ты уловила?
Саша кивнула задумчиво.
— Тебе не нужны друзья, которые заставляют тебя подчиняться каким-то правилам. Вы сами пишете свои правила, вы принимаете друг друга с тем, что есть. А если нет, то появятся другие люди, которые оценят твои достоинства и будут лишь улыбаться на твои недостатки. Ты не должна терять своё отражение в зеркале. Стань собой, и может быть Третьянов заметит, что ты — не все эти толпы девчонок, что бегают за ним. Ты — это ты.
— А тебе удается?
— Конечно. Я же Свинка. — Саша почему-то виновато улыбнулась, хотя к прозвищу Майи не была причастна. — Но мне наплевать, потому что есть те, кто считает меня Незримой Богиней.
— Кем?
— Не важно, — засмеялась Майя, — ты главное делай то, что тебе действительно нравится, общайся с теми, кто интересен, вне зависимости, популярен он или нет. Общайся на те темы, которые интересны тебе. И ты увидишь, как круто все может измениться в один момент.
— Ты правда так думаешь?
Майя кивнула, ободряюще хлопнула сестру по плечу, подозревая, что таких жестов набралась у мальчишек, и направилась к двери. Возможно, она успеет на последние пятнадцать минут литературы…
— Майя, — позвала Саша. Пришлось обернуться, — почему ты заговорила со мной?
— Что? — она и вправду не поняла вопроса.
— Я была с тобой груба, и мы не подруги… — промямлила Саша, слегка покраснев, — почему? Ты могла просто уйти, но ты заговорила со мной.
Майя пожала плечами.
— А как же иначе? — и скрылась за дверью.
***
В назначенный час воскресного дня Майя прибежала по тайной тропе к Красной Крепости. Заглянув внутрь домика на дереве, она увидела, что никого еще нет. Она залезла на крышу и села дописывать нападение троллей в Сонной лощине. Сюжет получался великолепный, девочка даже тихонько взвизгивала от восторга, предвкушая игру. Прошло полчаса, когда Майя услышала шелестящие шаги и подняла голову от исчерканных текстов.
К ней приближался Артём.
— Никто сегодня не придет, — сообщил он, подтянулся на руках и ловко забрался к ней на крышу.
— Почему? — расстроилась Майя, — сегодня нападение троллей…
— Знаю. — Он вытянулся в полный рост на крыше Крепости, слегка потеснив её, закинул руки за голову и прищурился. Дрожащие тени от листьев расцветили его лицо. — Стёпа чем-то отравился, Антона мать посадила на домашний арест. Костя занят с отцом. Так что сегодня мы одни.
Майя вздохнула. Какое-то время они не разговаривали. Артём, кажется, задремал, а она лениво зарисовывала тролля на чистой странице. Минуты сливались в тягучий поток спокойного времени выходного дня, щебетали птицы, откуда-то издалека тянуло костром. Думать ни о чем не хотелось. Теперь, когда зима ушла, и деревья распушились зелеными ветвями, Красную Крепость было не так просто заметить в лесу. Недавно мальчики замаскировали её ветками и зеленью, которая уже высохла, но так было еще лучше. Можно было не бояться, что нагрянут нежданные гости.
— Клево.
Майя вздрогнула и обернулась. Артём, приподнявшись на локтях, разглядывал рисунок.
— Чем закончится битва с троллями?
Девочка пожала плечами.
— Я еще не дописала сцену.
— Но ты же уже знаешь, что будет дальше?
— Вовсе нет, — улыбнулась она.
Артём сел, глядя на неё с любопытством.
— Как это?
Майя нарисовала еще несколько линий на листе, заканчивая набросок.
— Писатель не всегда знает, чем закончится его история. Персонажи решают сами.  — Она улыбнулась, увидев озадаченное лицо Артёма, — образы, которые ты создаешь, говорят с тобой и иногда делают то, чего ты от них не ожидаешь. Однажды Пушкин сказал своему приятелю: «Знаешь, что удрала моя Татьяна? Она вышла замуж!». Он не планировал её брак в «Евгении Онегине», она сама так решила.
— Но… — протянул Артём, — как такое возможно?
— Когда ты создаешь человека из слов, абзацев и страниц, он становится почти реальным в твоей голове. Это как лепить скульптуру из ничего: вот её не было, а вот она есть. Ты сам наделяешь его характером, личностными качествами, даёшь ему эмоции, которые он проживает, но в определённый момент все выходит из-под контроля. Персонаж ставит тебя в такую ситуацию, когда ты просто не можешь написать иначе, даже если очень хочешь этого.
Артём смотрел на неё завороженно черными глазами, как непроглядная ночь, и Майя видела в них своё отражение.
— Удивительно, — проговорил он.
Майя опустила взгляд на рисунок, и её длинные ресницы отбросили на щёки густые тени. Артём залюбовался ими.
— Это единственное, что спасало меня в приюте. Мои слова и строчки.
Улыбка исчезла с лица мальчика. Он ничего не ответил, лишь склонил голову к плечу. Майя была благодарна другу за то, что он никогда не задавал навязчивых вопросов, а просто слушал. Артём умел слушать.
— Но и это пришло не сразу, — продолжала она тихо, опустив глаза, — когда все произошло, я же головой ударилась, и потом меня еще раз оглушило, так что после я провела несколько дней в больнице. Потом у меня два месяца были головные боли, ни с того ни с сего хотелось спать. Я уставала так сильно уже к середине дня, что не могла даже ручку держать в руке. А потом начало падать зрение… но на свое здоровье мне тогда было начхать. Меня вообще мало что волновало тогда. — Артём сочувственно кивнул, Майя заметила это краем глаза. — Мне было не по себе от громких звуков и скопления народа. В толпе я до сих пор ощущаю себя тревожно. Боюсь, когда вокруг меня много людей.
Артём вспомнил все те перемены, что Майя проводила одна, вдали от всех на школьном дворе, когда они еще не стали друзьями. Тогда все решили, что она задавака и воображала. Он вспомнил так же и то, как чуть бледнели её щёки, когда она находилась среди стихийно образовавшейся толпы: на рынке или в очереди к школе с большой перемены, в булочной или даже Красной Крепости. Майя всегда старалась сесть так, чтобы её сильно не зажимали в углу, хотя ребята росли, а их домик на дереве — нет, и помещаться впятером внутри было уже не так легко. Антон всегда шутил, что «барышне надо больше личного пространства», только из них никто не мог догадаться об истинных причинах отстранения Майи.
— Знаешь, когда в твоей жизни происходит нечто подобное, все начинают суетиться. — Снова негромко заговорила Майя, водя по листку карандашом, — на самом деле, никто не знает, как нужно действовать правильно в таких случаях, как себя вести. Психологи, соцработники, следователи, воспитатели в приюте — столько людей вокруг! И все жалеют тебя, разговаривают таким, знаешь, приглушённым, мерзким, елейным голосочком, будто с душевнобольной! Пытаются запихать в тебя как можно больше еды, смотрят тревожно, стараются не отходить ни на шаг, прикасаются, как им кажется, ободряюще, а на самом деле у меня аж мурашки бежали от отвращения к ним ко всем. Они все твердили, что время лечит, что всё будет хорошо, что со временем всё забудется, я еще молода — ха! — будто это имеет какое-то значение!.. Я их всех ненавидела. Всех. Я думала: почему именно моя мама? Почему не кто-то из них, или кто-то другой? Почему не мама другой девочки? Сейчас мне стыдно за эти мысли.
 Майя немного помолчала. Артёму до ужаса хотелось сказать что-то умное и стоящее, чтобы выразить, насколько он хочет помочь ей, но в голову ничего не шло. Он тоже не знал, что нужно отвечать в таких ситуациях.
— И вот, когда поживешь в этом во всем неделю, ещё одну, месяц, наполняешься такой злобой, такой обидой, что ничего больше внутри не остаётся. Исчезает всё, и ты превращаешься в злобное, чёрствое существо, с чудовищным чувством вины. И живёшь по инерции. Ходишь, ешь, дышишь, но ничего не чувствуешь. Словно… оболочка. — Она взглянула на Артёма, глаза её были абсолютно сухи. — Сколько раз я слышала, что мне повезло. Там же погибло много людей, а я осталась живая. Все говорили: повезло, что осталась цела. Но я не осталась цела. Я лишилась мамы, части собственной жизни, чудовищно большой и важной части, так что мне оставалось жить разорванной, однобокой, не целой…
Последние слова ошеломили Артёма. Он будто ощутил на себе отголосок той боли, которая мучила девочку всё это время, и поразился тому, насколько точно она передала это чувство. В груди защемило, так ему стало её жаль, но он продолжал просто слушать.
— А потом я просто взяла в руки лист бумаги и начала писать. Через неделю был готов один рассказ, потом второй... — Девочка грустно улыбнулась. — В словах — великая сила…
Артём молчал, внимательно глядя, как Майя, опустив светлые ресницы, докрашивает зеленое тело тролля, берет желтый карандаш и начинает раскрашивать песок под его ногами. Несколько минут проползли в полной тишине.
— Какой она была? — спросил он тихо.
Майя снова взглянула на него, и взгляд её был удивительно светлым. Мальчик ожидал, что она всё же начнёт плакать, но, к его удивлению, бледные, сухие губы девочки сложились в тёплую улыбку.
— Доброй. Забавной. Красивой. Ты знаешь, я не могу вспомнить о маме чего-то действительно стоящего, чего-то весомого, какого-то важного события. В голову лезет какая-то ерунда, вроде её любимых песен, любимых блюд, тканей. Она любила всё яркое, блестящее, всегда сравнивала себя с сороками, — Майя мягко рассмеялась. От этого смеха Артём тоже улыбнулся. — У неё была шляпка с пайетками, которую мама сама расшила. Мы ходили летом на пляж, и её шляпка сверкала так ярко, что одна пожилая дама даже попросила её снять, потому что она слепила её. Я помню, как она вставала воскресными утрами рано-рано, чтобы испечь мне блинчики. Я помню фиолетовое платье, в котором она пришла на мой праздник сентября. И мягкие пряди её волос, у неё были такие же волосы, как у меня, и они смешно топорщились, когда мама снимала шерстяную шапку. Торчали антеннами. Когда я болела в детстве, она читала мне книжку «Бродяги севера», про медвежонка и щенка, связанных веревкой. Она так уставала на работе, но я каждый раз просила её почитать еще. Мне было стыдно, за то, что я её прошу, но я ничего не могла поделать. Мне страшно хотелось узнать, что будет дальше с медвежонком и щенком.
— Я думаю, это и есть то, что нужно помнить, — ровно проговорил Артём. Майя кивнула.
— Мама могла расплакаться над каким-нибудь мультиком, или вообще от какой-то ерунды, вроде трогательной надписи на рекламном щитке. А уж программу «Жди меня» ей вообще нельзя было показывать.
Артём усмехнулся.
— Да, моя тоже постоянно рыдала, когда её смотрела.
— У тебя прекрасная мама. — Майя потянулась к другу и накрыла его руку своей. В чёрных глазах Артёма вспыхнули звёзды.
Они пробыли в Красной Крепости почти до самого заката. Читали книги, журналы, жевали принесенные бутерброды и конфеты. Молчали. Артём показал ей, что научился ходить на руках. Сходили вместе на речку, разожгли костер и жарили на палках оставшуюся колбасу.
Оранжевое солнце уже коснулось лучами верхушек деревьев, вытянув тени и сделав все вокруг бронзовым. Майя сидела на небольшом песчаном пляжике, смотрела, как ветер гонит по воде мелкую рябь.
— Красиво.
Артём помолчал немного, потом поднялся на ноги.
— Идём, покажу кое-что.
Они спустились вниз по глинистому склону, прошли через заросли камыша по песчаной кромке возле самой воды и вышли на соседнюю поляну. Здесь речка делала поворот, берег не был приспособлен для купания, везде валялись коряжестые бревна и выжженные островки бывших костров. Майя увидела вдалеке деревянный пирс, покосившийся и потемневший от времени. Рядом с ним лежали разломанные лодки с дырявым дном.
— Здесь много рыбы, и сюда приходят рыбаки. — Сказал Артём, обходя камни и заросли, — мы с отцом тоже однажды рыбачили тут на резиновой лодке.
Майя бросила взгляд на кудрявый затылок Артёма, идущего впереди. Он редко заговаривал об отце, а когда делал это, становился таким грустным, что все сразу старались перевести тему.
— Мы пойдем сюда? — с сомнением спросила девочка, оглядывая подгнившие доски пирса.
— Не бойся, я тут ходил сто раз. Выдержит.
Они осторожно вышли на самый край, и Майя поняла, почему он привел её сюда.
Тихая заводь была чистейшим зеркалом. В нём отражались перевернутые близнецы деревьев, обступивших залив, коричневая кромка берега и оранжевое небо с последними всполохами закатного солнца. Весна дышала полной грудью здесь, в этом тихом, чудесном месте. Она, казалось, разворачивала свои огромные, теплые крылья, пахнущие майскими цветами, вечерним ветром и душистой зеленью молодых ветвей.
— Ух ты… — выдохнула Майя.
Артём стоял рядом, засунув руки в карманы.
— Красиво, правда? Это моё любимое место. Летом тут постоянно ныряют с пирса, глубина здесь приличная, и вода теплее, чем на открытой реке. А сейчас народу меньше.
— Как тихо.
Девочка краем глаза видела, что он повернул голову и смотрит теперь на неё, но не могла оторвать взгляда от живописного пейзажа. Ей захотелось описать, насколько он был чарующим и загадочным, отразить его словами, как отражает эта вода. В её голове пронеслись десятки эпитетов и сравнений. Она улыбнулась.
 — Тайная Гавань…
Девочка встретилась с Артёмом глазами и поняла, что он не слышал слов. Артём скользил взглядом по её лицу и золотистой растрепанной косе, ветер трепал на нем тонкую клетчатую рубашку. В черных, как воронье перо, волосах запуталось медное солнце.
Майя вдруг отчетливо поняла, что сейчас произойдет. Поняла раньше, чем он робко шагнул к ней. Сердце болезненно ёкнуло в груди, дыхание оборвалось и затрепетало. Она закрыла глаза за секунду до того, как его теплые яркие губы коснулись её губ. Он не дотронулся до неё руками, не обнял, как в фильмах. Он просто её поцеловал. Всего на одно короткое мгновение мир погас, а потом взорвался небывалыми красками, невообразимыми, восторженными. Майя ощущала их и видела под сомкнутыми ресницами.
Когда он подался назад, ей пришлось открыть глаза. Артём стоял с ужасно смущенным видом, даже шея покраснела, но его глаза блестели. В них стремительно таяли те же краски, которые она видела в себе.
— Знаешь, моя мама не говорила мне, чтобы я с тобой подружился, — сдавленно проговорил он, — я все выдумал.
— Что? — едва слышно спросила Майя. Её лицу было жарко.
Он немного помолчал, напряженно наблюдая за ней. Девочка никак не могла понять, что он с таким нетерпением высматривает в её лице. Она взяла его за руку, и в черных глазах мелькнуло облегчение. Артём крепко переплел их пальцы, улыбнулся тепло и ярко, преобразился. Майя внезапно заметила, что он как будто стал выше и увереннее. В его взгляде зажегся озорной огонек.
— Ты только не задавайся, ладно? — тихо попросила она, — не хвастай перед мальчишками, что поцеловал меня.
Артём наклонил голову к плечу, обдумывая её слова, потом кивнул. Лицо его сделалось серьезным. Ей показалось, что он понял.
— Не буду.
Они просидели в Тайной Гавани до темноты, касаясь друг друга локтями. Артём спустил ноги с пирса и болтал ими, тревожа воду, Майя писала в тетради предложения. Они все почему-то заканчивались многоточием…