За линией фронта. Часть шестая -10

  В московской квартире Тихоновых воскресным зимним утром раздался негромкий звонок. Низким, осипшим после простуды голосом, Елена Матвеевна спросила: - Кто? - и после ответа в немыслимом удивлении открыла дверь.
  На пороге стояла Евдокия Петровна Мерецкова:
- Здравствуй Лена! Войти можно? - спросила она, улыбнувшись.
  Тихонова отошла в сторонку, пропуская жену маршала в коридор.
- Не ждала меня увидеть? - спросила она у Елены Матвеевны, видя её изумлённые глаза.
- Честно, нет! Не ждала, - ответила та и зябко закутала плечи в шерстяной платок.
  Они прошли в кухню и сели за стол, Мерецкова начала первая.
- Пришла тебя поздравить с Новым годом, Лена! Я знаю, что дочка твоя приехала в Москву, очень рада за тебя и за неё, наконец-то вы встретились, имеете возможность поговорить, просто посидеть вечером за чашкой чая... А я, очень переживаю за своего сына, - она произнесла последнюю фразу, как-то тихо, почти шепотом, будто боялась, что её может услышать муж.
- Они оба на фронте сейчас? - спросила Елена, имея в виду мужа и сына этой женщины.
- Сын - да, а муж, после того, как расформировали 15 ноября его Карельский фронт, ждёт назначения. В Ставке пока молчат, говорят - что не время знать, куда! Кирилл сейчас в Ярославле вместе со своим штабом, - пояснила Мерецкова. - Я принесла с собой пирог, давай отметим прошедший праздник, как когда-то, помнишь? - и Евдокия Петровна прослезилась, вспоминая свою молодость.
- Да, когда мы жили с тобой в одном бараке, мир был добрее, и всё вокруг казалось живым и веселым, - произнесла Тихонова. - И всё-таки странно, что ты пришла, - сказала Елена Матвеевна и принялась ставить на стол чашки и блюдца.
  Она зажгла керосинку, поставила на неё чайник и посмотрела на свою притихшую подругу детства.
- Я давно хотела прийти, Лена...
- Что же тебя останавливало? Ведь жили уже в одном городе и совсем рядом, - Елена с укром поглядела на неё в пол оборота.
- Муж не разрешал, - откровенно ответила Мерецкова. - После ареста твоего сожителя, работника КБ, Кирилл и запретил тогда общаться с вашей семьёй, боялся за свою карьеру... Вот, а потом сам во "враги народа" угодил, и чудом выбрался. А у Перегудовой и Сайко, у наших с тобой соседок по бараку, мужей расстреляли перед войной, - Евдокия Петровна вздохнула и опустила свой платок на плечи.
- Как, твой тоже сидел? - удивилась Елена.
- Да, был арестован на второй день войны в приёмной Сталина, прямо рядом с его кабинетом. Вызвали в Кремль, он и поехал, никак не ожидал подвоха, а там и взяли его в оборот. И ты знаешь, многие тогда согласились подписать петицию, что он участвовал в заговоре против вождя, кроме его бывшего друга и сослуживца по Академии Генштаба тёзки Кирилла Антонова... А теперь муж, его почему-то ненавидит, запрещает о нём даже упоминать, - тихим голосом произнесла Мерецкова.
- В знак благодарности, наверное, за преданную дружбу, - язвительно отозвалась на это Тихонова.
  Мерецкова как-то скорбно закивала головой. Когда сели пить чай с принесённым пирогом, который сама испекла Евдокия Петровна, проснулась Ольга и вышла к ним из большой комнаты.
- Помнишь, Оля, Евдокию Петровну? - спросила её мама.
- Так, очень смутно, - ответила та, что-то припоминая из своего детства.
- Это жена маршала Мерецкова, - уточнила Елена. - Садись с нами пить чай. Людвиг уже встал? Зови и его...
- Нет, мама, он ещё спит, снова температурил всю ночь, а завтра с утра ему на работу, пусть отлежится сегодня, - и Ольга уселась за стол рядом с гостьей.
- Оленька, - обратилась к ней Мерецкова, - вы на границе с мужем сейчас, я слышала... А туда, откуда прибыли?
- Из под Будапешта. На базе нашей дивизии сформировали корпус для оперативных действий ввода в прорыв и генералу Антонову было приказано из Прибалтики отправиться сразу в Венгрию, - ответила Ольга, наливая себе в чашку ароматный чай.
- Антонов?! Вот как, вы в его дивизии служили, значит? - Мерецкова подняла на Ольгу любопытные глаза.
- Да, с самого начала, как только прибыла на фронт в 1942 году из Сибири, - ответила Тихонова.
  Мерецкова хотела ещё что-то спросить у дочери своей бывшей подруги, но постеснялась и Ольга поняла это по её вопросительному взгляду, но тоже промолчала и не стала провоцировать женщину на лишние вопросы. Она быстренько выпила чай и ушла одеваться, очень хотелось пройтись по Москве, по её переулкам и площадям. Эта неодолимая жажда к любимому городу захватила её сразу после пробуждения и Ольга заторопилась в коридоре.
- Мам, закрой за мной, я пошла погуляю немного по морозцу! - весело произнесла она и хлопнула входной дверью.
  Елена закрылась, а потом снова вернулась к своей гостье, та сидела с грустными глазами и размешивала ложечкой сахар в чашке.
- Мы так долго не виделись с тобой, Ленка... А тут я поняла, совсем недавно в голову пришло, что настоящих подруг у меня и не осталось. Мне не к кому будет пойти со своей бедой, если что-нибудь случиться, как в прошлый раз с мужем, - и она закрыла глаза.
  Перед мысленным взором встала очень зримо картина прошлого и она незаметно для себя, окунулась в свои воспоминания: ... на душе тогда было зябко. Отчего-то плохо спалось в эту ночь и встали с мужем очень рано, хотя утро 21 июня ничего плохого не предвещало. Она вышла из спальни, когда Кирилл уже оделся и, зевнув, спросила:
- Не рано ли уходишь, Кирилл? Ещё и восьми нет.
- Так надо, Дуняша...
- Хлопотная у тебя служба, - беззлобно отозвалась она. - Почти месяц был в командировке и раньше других бежишь на службу.
- Скажи, кто я по должности? - улыбнулся муж. - Замнаркома обороны! Соображаешь? Пока Семён Константинович Тимошенко соберётся на службу, я буду на месте. А что тебя беспокоит?
- Тише говори, не то сына разбудишь! - Дуня присела на стул. - Ты обещал Володе сводить его в кино на "Чапаева".
- Верно, обещал, - смутился Мерецков.
- Сходил бы, а? - Дуня смотрела на мужа без упрёка, но с какой-то затаённой грустью. - Посмотришь кинофильм и вспомнишь свою молодость, как в Гражданскую войну рубился шашкой с белогвардейцами, а я, тогда ещё твоя невеста, молила Бога, чтобы не уложила тебя на землю вражеская пуля.
- А что толку? - усмехнулся Кирилл. - Ты за меня молилась, а я на фронте трижды был ранен! Эх ты, русалочка чернобровая, - он привлёк её к себе, поцеловал. - Понимаешь, все последние дни мы, военачальники, ходим, как угоревшие. Угроза войны очень велика, - он взял с вешалки фуражку. - Пойду, Дуняша. Если выкрою время, схожу с Володей на "Чапаева". Я ведь с Василием Ивановичем в восемнадцатом году учился в Академии Генштаба на первом курсе. Он не пожелал учиться дальше и ушёл на фронт. Когда его спросили, почему уходит, он ответил: "У Семёна Будённого на груди четыре креста и четыре медали за подвиги на войне, а у меня всего три креста и три медали, мне надо догнать Будённого!"
- Ты всё это придумал! - сказала она ему тогда.
- Истина, Дуняша!.. - ответил он и улыбка озарила его лицо.
  Таким она запомнила мужа перед его отъездом в Ленинград, она никак не могла ожидать, что это будет не просто отъезд, что он превратится в долгую разлуку и тяжкие ожидания, в связи с его неожиданным арестом. Мерецкова замотала головой, прогоняя свои пришедшие вдруг мысли о страшных днях, связанных с историей её семьи. Потом они долго разговаривали с Еленой в кухне - плакали, вспоминали, обсуждали и говорили о надежде на скорый конец этой проклятой войны.

  В течении января 1945 года немецкое командование трижды предпринимало попытки деблокирования окружённой под Будапештом группировки. Первый удар был нанесён в начале января в полосе правофланговой 4-й гвардейской армии. Фашисты в ночь на 2 января перешли в наступление, нанося главный удар на Бичке - Будапешт. Одновременно в районе Шюттё они форсировали Дунай и начали продвижение вдоль правого берега на Эстергом.
  На стрелковый корпус генерала Антонова, численность дивизий которого после предшествующих боёв к этому времени составляла всего лишь по 5 тысяч человек, обрушился сильнейший удар. Выйдя из предыдущих сражений и ещё не успев принять пополнение и боезапас, они приняли этот удар на себя. На слабо подготовленные в инженерном отношении и недостаточно насыщенные огневыми средствами позиции, так как ещё не успели до конца развернуться после марша при переходе с одного фланга армии на другой, враг обрушил мощный огонь артиллерии, сотни танков, штурмовых орудий и бронетранспортёров. За пять суток упорных боёв противнику удалось продвинуться на узком участке фронта на глубину до 30 км, но дальнейшее его продвижение было остановлено. Мужество личного состава и умелая манёвренность сыграли тут большую роль. Командующий 46-й армией Шлемин срочно выдвинул на направление прорыва свой противотанковый резерв и подвижной отряд заграждения, с помощью которых стрелковые части остановили дальнейшее продвижение врага.
В ходе этих исключительно тяжёлых и кровопролитных боёв особую стойкость показала 49-я гвардейская стрелковая дивизия. Её командир Герой Советского Союза генерал-майор В.Ф.Маргелов проявил незаурядные командирские качества, личную храбрость и волю к победе. Быстро схватывая обстановку, он предугадывал действия противника, вовремя проводил контрмеры, смело маневрировал силами и средствами с неатакованных участков, умело использовал артиллерию для ведения огня с закрытых огневых позиций и прямой наводкой. На участки, где возникала сложная ситуация, он выдвигался сам. На месте бойцов вдохновляла не только высокая и крепкая фигура героя комдива с маузером в руке, но и следовавший за её появлением массированный огонь по противнику, ввод в бой сил, переброшенных с других направлений, резервов.
  Вторую попытку прорваться к Буде немецко-фашистские войска предприняли 7 января из района южнее Мора на Замой. Удар наносился силами трёх дивизий, из которых две были танковые. Им удалось прорвать край обороны 4-й гвардейской армии и 11 января овладеть населённым пунктом Замой. С утра 13 января они возобновили атаки уже против правофланговых дивизий 46-й армии с рубежа Эстергом - Дорог. Но под Пилишсенткерест нарвались на 11-й корпус генерала Антонова, который совместно с 5-м кавкорпусом отбросил фашистов в исходное положение.
Третий - самый мощный деблокирующий удар гитлеровское командование решило провести между озёрами Веленце и Балатон. Основу ударной группировки составлял 4-й танковый корпус СС. Всего в нём насчитывалось около 600 танков и свыше 1200 орудий и миномётов. Подготовка контрудара проводилась со строжайшим соблюдением мер скрытности и дезинформации. Одновременно из Буды скрытно готовился встречный удар силами до двух танковых дивизий.
  Утром 18 января армада вражеских танков и штурмовых орудий, сопровождаемых пехотой, устремилась в межозёрье. Спустя три часа 3-й танковый корпус нацистов нанёс вспомогательный удар севернее Мор. На направлении главного удара противник сосредоточил до 70 танков на 1 км фронта. К утру 20 января фашистам удалось прорваться частью сил к Дунаю в районе Дунапентеле. Другая их часть 22 января овладела рубежом, отстоящим от Будапешта на 30 км. Войска практически всего 3-го Украинского фронта оказались расчленёнными на две части.
  Нацисты спешили праздновать победу. С воздуха они рассыпали листовки с угрожающе-хвастливыми заявлениями: "Искупаем Толбухина в Дунае!"

  Положение войск 3-го Украинского фронта действительно оказалось критическим. Но, хотя Ставка не возражала против их отвода за Дунай, Маршал Толбухин Фёдор Иванович решил удержать плацдармы на правом берегу, произведя перегруппировку сил, отбросив врага в исходное положение.
С 16 января в командование 46-й армией вместо выбывшего из строя генерал-лейтенанта Шлемина Ивана Тимофеевича вступил генерал-майор Филипповский Михаил Сергеевич.. В эти дни фашисты особенно яростно рвались к Будапешту. Основные усилия 46-й армии сосредоточиваются на отражении деблокирующих ударов. Новый командарм действовал энергично. 23 января кризисная ситуация возникла в районе населённых пунктов Жамбек и Мань. Противнику, наносившему удар из района севернее Мор, удалось прорваться и захватить Мань. 23-й стрелковый корпус не устоял.
- Кирилл Сергеевич, фашисты рвутся к переправам на левом фланге! - кричал в трубку начштаба Песков. - Хотят обойти нас по внешнему обводу.
- Снимай туда все сорокопятки, - спокойным голосом отвечал генерал Антонов.
- Сколько батарей?
- Весь дивизион. И зенитчики пусть развернуться на прямую наводку по танкам и артпозициям на левом берегу. Выполнять!
  После этого приказа под Жамбеком в бой с прорвавшимися частями гитлеровцев вступили подразделения 1651 армейского зенитно-артиллерийского полка. Возглавляемые начальником штаба майором Кара-Мурза, они стойко держались на позициях, остановили врага, нанеся ему ощутимый урон в боевой технике и живой силе.
  Для восстановления положения в полосе обороны командиру 23-го стрелкового корпуса командарм направил из своего резерва 59- стрелковую дивизию генерал-майора Карамышева и механизированную бригаду из корпуса генерал Антонова. Они вместе нанесли контрудар 26 января, выбили противника из села Мань и отбросили его на исходные позиции.
  В то время как 46-я армия основными силами вела бои на внешнем фронте, а частью сил в Буде, в Пеште развивала наступление специально созданная группа в составе 18-го гвардейского и 30-го стрелковых корпусов, а также румынского армейского корпуса. 18 января она полностью овладела Пештом, затем была переброшена на правый берег Дуная в Буду.
  46-я армия настойчиво и успешно штурмовавшая Пешт с юго-востока, а затем, переправившись через двойное русло Дуная, стала вести активные действия на Буду с запада и северо-запада, вследствие требования обстановки оказалась переключенной для действий на внешнем фронте против деблокирующих вражеских сил. Но рвавшаяся из кольца группировки противника будто гналась за ней...
  Специально созданной для завершения захвата Будапешта группе к 11 февраля удалось овладеть в Буде 223-мя кварталами из 608-ми, захватить 26 тысяч пленных. Командование оставшейся части группировки противника, полностью утратив веру в помощь извне, отдало приказ вывести из строя всю тяжёлую технику, прорвать оборону советских войск и выйти из окружения. В ночь на 12 февраля гитлеровцы предприняли отчаянную попытку пробиться через боевые порядки 180-й стрелковой дивизии 75-го стрелкового корпуса на запад и северо-запад - к сёлам Зуглигед и Надьковачи. Их колоннам удалось, воспользовавшись метельной ночью, прорваться на узком участке. Через образовавшийся коридор хлынуло свыше 12 тысяч человек - почти половина из находившихся в Буде. В результате этого прорыва под угрозой оказались тылы 10-го и 11-го корпусов, входивших в состав 46-й армии. В бой вступили подразделения специальных войск: инженерно-сапёрные, связи, снабжения и другие, кого удалось выгрести и собрать для закрытия бреши в обороне. Ни в штабе армии, не в корпусах не было известно в каком числе и куда прорвался противник. Перестрелки шли в разных местах. Чтобы принять радикальные меры, надо было разобраться в обстановке, как-то объединить действия спецподразделений. Эту задачу командир 11-го корпуса возложил на помощника начальника оперативного отдела штаба корпуса по связи капитана Шибалова, выделив ему для начала 5 конных автоматчиков и связистов с рацией.
Эта группа вышла к утру в район населённого пункта Шаймар.
- Смотрите, - показал Глушков рукой на сопки капитану Шибалову, - они на северо-запад пробираются.
  Шибалов взял бинокль. Вдоль лесистых холмов пробиралась масса гитлеровцев. Они явно старались уклониться от боя, уйти незамеченными через горно-лесистую местность, но была зима. Через голые ветви деревьев на заснеженных склонах хорошо виднелись россыпи тёмных фигурок, взбирающихся по склонам, словно муравьи.
  Глушков быстро настроил рацию и его сообщение в корпус генерала Антонова об увиденном внесло некоторую ясность в обстановку. На помощь были высланы самоходно-артиллерийские установки, связисты, сапёры, разведчики - те, кто был поблизости. Вскоре над Шаймаром замельтешили красные купола грузовых парашютов: немецкое командование решило подпитать прорвавшиеся части, выбрасывая им с воздуха продовольствие и боеприпасы. Оголодавшие нацисты кинулись к местам приземления грузов, но их уже ожидали высланные командиром корпуса подразделения. Большая группа противника была уничтожена на месте.
  Бои с прорвавшимся противником развернулись на многих участках. 11-я кавдивизия получила задачу выявить в лесах и уничтожить разрозненные группы врага. 10-й и 11-й корпуса были повёрнуты фронтом на юго-восток. В районе Пилишчаба, Жамбек, Будакеси - вырвавшиеся из окружения силы противника снова были взяты в кольцо и почти полностью уничтожены. За внешний фронт окружения пробились всего 785 человек. Было взято в плен 1600 человек, в том числе командующий штурмовой артиллерией будапештской группировки генерал-лейтенант Бильницер, представитель военного министерства Салаши генерал-лейтенант Имре Калонди, комендант города Будапешта генерал-майор Дембаркович.
  13 февраля части наступавшие в Буде с севера и юга, совместными усилиями завершили очистку от противника района Крепостной горы. Другие дивизии Будапештской группы в этот день также завершили бои уничтожением и пленением разрозненных групп противника. В плену оказался и командующий будапештской группировкой войск генерал СС Пфеффер Вильденбрух со своим штабом.
  Победно для советских войск завершилась ещё одна из напряжённейших, сложных по характеру и способам действий операция. Советское правительство высоко оценило успехи наших войск под Будапештом. Подчёркивая значимость одержанной победы, "Правда" от 15 февраля 1945 года писала: "За годы Отечественной войны были проведены десятки операций, которые войдут в сокровищницу военной науки и будут образцом военного мастерства. Но и среди этих памятных сражений будапештская битва выделяется своей исключительной напряжённостью, неимоверными трудностями, стоявшими перед наступающими войсками, и творческим решением сложнейших задач оперативного искусства."

  Ольгу Тихонову в Москве задержали обстоятельства. Сразу после её приезда Левицкий Даниил Аркадьевич вызвал жену полковника Деева к себе для обстоятельного разговора о Прибалтике, а после направил на курсы переподготовки радистов, так как находясь на границе, он считал - это ещё может ей пригодиться, ведь она была взята на службу в спецподразделение из Сибири именно на должности связистки.
  Сибирь - как часто она вспоминала о ней здесь, в Москве. Писала безответные письма своей любимой тётушке в Шадринку, ждала отзыва и перечитывала их последние письма, пришедшие в начале осени. Потом письма приходить перестали, видимо, совсем туго приходилось там на далёких лесных просторах в глубоком и таком незащищённом сейчас тылу.
  А там, в доме Соколовых поселились беженцы из Воронежа, которые застряли здесь в отсутствии возможности уехать: ни денег, ни транспорта, да ещё с маленькими детьми для бывшей работницы ткацкого предприятия и её матери бабушки Федоры, всё это оказалось не по силам. Оставалось только одно - ждать окончания войны и мужа, что возможно, заберёт их домой, если вернётся живым из этой кровавой мясорубки.
  Виталику было очень жалко самую младшую из эвакуированных Танечку. Она уж не могла плакать - охрипла и выматывала душу, тянула тоненько и уныло:
- И-исть, хле-еба...
  Петька и Колька, что сейчас лежали с бабушкой Федорой на печке, те наплакались и заснули. А эту и сон не берёт. В десятый раз Виталик лезет в шкафчик, ворошит там деревянные щербатые ложки. Но из шкафчика даже хлебный дух давно выветрился. Тогда он берёт Танечку на руки и идёт с ней к окну. Ручонка у неё тоненькая, холодная и кажется прозрачной, как ледышка. Ему становится тоскливо и хочется заплакать самому... Они с Танькой любили сидеть у окна в эту синюю предвечернюю пору, на стёклах мороз нарисовал дивные узоры - какие-то неведомые цветы и травы, и глядя на них, хорошо помечтать о чём-нибудь приятном, сказочном.
- Ну, что тебе дался этот хлеб! - успокаивал он Танечку. - Вот подожди, вырастешь большая, отдадим тебя замуж за Ивана-Царевича, так ты этот хлеб собакам кидать будешь, а сама одни конфеты и сахар есть.
Танька таращит на Виталика большие чёрные глаза, всю её сотрясают судорожные всхлипы:
- А калтопляники у Ивана-Царевича есть?
- Да какие тебе картопляники? - горячиться он. - Говорю же, что сахар горстями лопать будешь!
  Танька совсем успокаивается, долго соображает, а потом вздыхает глубоко:
- Нет, Виталя, лучше калтопляники. Сахалом ведь не наешься.
- Ну, хорошо! Хозяин - барин, - легко соглашается он.
  Во дворе ядрёно скрипят на морозе торопливые шаги.
- Мамка!
  Увидев расплющенные на стекле носы детей, Анна Соколова останавливается под окном, что-то говорит им и улыбается. Давно уж дети не видели её улыбки, от которой сразу становится хорошо, светло и празднично.
  "Тах!" - с трудом открывается набухшая дверь и клубы пара по низу спешат в избу, как стая седых зверьков, расползаются под столом, под лавкой, под печкой. В руках у Анны узелок, за плечами - мешок. Она продолжает улыбаться:
- Радуйтесь, детки. Теперь мы с хлебом и с картошкой. Выписали в конторе к празднику и мне и мамке вашей с бабушкой Федорой. Добрым человеком новый-то бригадир наш оказался. Зря напраслину на него возводили. Последнее соскрёб по сусекам да многодетным вдовам и солдаткам роздал...

  Голодно было в Сибири, где последнюю краюху фронту отдавали а сами сидели на жмыхе и лебеде. Но и в Москве было не сахарно, хлеб по карточкам, а на зарплату в коммерческих магазинах мало что можно было купить. К счастью на предприятиях были свои столовые, да и на заводах карточки отоваривали работникам в первую очередь. О таком комфорте в отдалённых уголках страны, сёлах и деревнях даже не помышляли. Там просто жили, трудились, рождались и умирали, ждали мира сотни тысяч простых людей, без кого победа в этой страшной войне была бы просто невозможна.
  День 17 февраля начинался обычно, с ночи выпало очень много пушистого снега и утром Ольга, выходя из дома, потонула в своём дворе уже возле подъезда в мягких, белых барханах. Она выбралась на тротуар, отряхнула полупальто и побежала на автобусную остановку. Мама с Людвигом ушли на фабрику ещё в шестом часу, а дядя Саша, заступил на сутки со вчерашнего вечера и сегодня должен был прийти домой и рассказать о своём переводе на другое место работы в метро бригадиром электриков. Мама была рада за него, потому что только там он мог применить все свои навыки и умения, он долго ждал этого перевода и, наконец-то, это случилось, а потому сегодня готовились устроить по этому поводу маленький праздник.
  К восьми часам вечера все уже собрались в квартире, в девять дядя Саша должен был закончить работу и в половине десятого быть дома, но его всё не было и, уставшая ждать Елена в начале одиннадцатого вышла на улицу. Она прошлась пешком до автобусной остановки, вернулась обратно во двор и направилась вдоль соседнего дома мимо большой детской площадки к скверу. В проулке между её домом и соседним, который шёл чуть под углом, она наткнулась на группу подвыпивших мужичков и обратилась к ним с вопросом, не встречали ли они сегодня вечером её Сашу.
- Заблудился где-то, - пояснила она. - Может быть с кем-то радость свою отмечает!
  Они жали плечами в ответ, но один вдруг встрепенулся и полупьяным голосом произнёс:
- Тут вот у первого подъезда вашего дома, мужик какой-то упал. Видим, шёл с остановки и подкосился на ходу, прямо в снег лицом. Лежит там ещё, не ваш ли будет?
  У Елены ослабли ноги. Она бросилась к своему дому и верно, у первого подъезда в тени козырька прямо на дорожке, засыпанной снегом, лежало тело в чёрном пальто. Она шла мимо и не обратила внимания на этого лежавшего человека. Елена подошла ближе и склонилась, рассматривая его лицо. Потом она резко отстранилась и громко вскрикнула, мужики, стоявшие в сторонке, прибежали на её крик. Это был её муж, весёлый и добрый Сан Саныч - он лежал без движенья, не подавая признаков жизни. Тут же побежали к Тихоновым домой двое подвыпивших соседей. Ольга и Людвиг выскочили полураздетыми в накинутых на плечи телогрейках без головных уборов и встали над Еленой и отчимом. Женщина стояла на коленях возле мужа и толкала его в плечо:
- Саша, Сашенька, что с тобой? - жалобно спрашивала она.
Ольга склонилась и потрогала рукой уже остывшее тело, потом они с Людвигом перевернули его на спину. Сан Саныч был мёртв. Он умер прямо на ходу, едва дойдя до своего дома. Ему не хватило всего несколько метров, чтобы добраться до своего подъезда.
  Вызвали "Скорую помощь", когда она приехала, Ольга и Людвиг попытались поднять со снега убитую горем мать, но она заваливалась на бок и её с трудом удерживали под руки. После того, как вызвали санитарную машину и она погрузила на носилки мёртвое тело мужа Елены, женщину удалось посадить на лавочку возле дома и первая, приехавшая бригада "Скорой помощи", старалась помочь уже ей. Нашатырь возымел своё действие, Елена тряхнула головой и залилась горькими слезами, громко всхлипывая и подкашливая.
- Ну, что же делать, время такое, война проклятая, - утешала её фельдшер, - умирают прямо на ходу, работают на износ, вот и у вашего супруга сердце не выдержало. Сколько ему было то?
- Пятьдесят недавно исполнилось, - низким голосом проговорила Ольга в ответ.
- Вот, а на той неделе мы такого тоже грузили от подъезда, как и ваш, шёл с работы и умер на ходу, так там не было ещё и тридцати, так что - держитесь ребята! - и женщина-врач стёрла с носа повисшую слезинку.

  Время бежало быстро, как горный ручей. В феврале 1945 года после окончания Крымской конференции союзных держав антигитлеровской коалиции - СССР, США и Великобритания - в Ялте, Сталин вернулся в Москву. Вскоре он вызвал к себе маршала Мерецкова.
- Что, наверное, уже соскучился по горячей работе? - весело спросил он, перебирая на столе какие-то бумаги. - А я вот был в Ливадии и увиделся там с нашими союзниками по войне, президентом США Рузвельтом и премьер-министром Великобритании Черчиллем. Теперь оба они на белом коне: как же, приближается разгром фашистской Германии. Видимо, наши союзники считают, что они на равных с Красной Армией громят гитлеровские полчища. Как бы не так! Но мы не стали бросать им упрёки, хотя и открыли они свой второй фронт после того, как главные силы вермахта на советско-германском фронте понесли тяжелейшие потери и война перекинулась на запад, а там до Берлина рукой подать.
- Эти союзнички хитрецы, любят жар загребать чужими руками, - в тон вождю заметил Мерецков. - Тот же Черчилль. Хитёр, как старый лис, себе на уме...
- Но и мы, товарищ Мерецков, не лыком шиты! - возразил Сталин с улыбкой на усталом лице. - Об этом мы ещё поговорим. Вызвал я вас вот зачем...
Сталин поведал маршалу о том, что на Крымской конференции отдельным соглашением руководители трёх держав приняли документ о вступлении Советского Союза в войну с Японией через два-три месяца после капитуляции Германии.
- Мы поставили нашим союзникам ряд условий, и они их приняли, - сказал Сталин. - Что это за условия? Сохраняется существующий статус Монгольской Народной Республики, Советскому Союзу возвращается Южный Сахалин со всеми прилегающими к нему островами, нам передают также Курильские острова, интернационализируется торговый порт Дальний, восстанавливается аренда на Порт-Артур как на военно-морскую базу СССР, Неплохо, правда?
- С вашим политическим опытом, товарищ Сталин, и не того ещё можно достичь, - улыбнулся маршал.
  Сталин позвонил начальнику Генштаба.
- У меня здесь находится товарищ Мерецков, так что приходите, будем решать его вопрос, - положив трубку, он взглянул на маршала. - Теперь я могу сказать, куда вас пошлём. Будете командовать одним из фронтов по разгрому японской Квантунской армии. А для начала из состава Дальневосточного фронта Ставка выделит Приморскую группу войск, и вы вступите в командование ею.
- Сколько в ней будет армий? - поинтересовался Мерецков.
- Три общевойсковых, одна воздушная армия и механизированный корпус. Сила приличная. Имейте в виду, что Приморская группа войск позже будет переименована в Первый Дальневосточный фронт. Генерал Пуркаев, - продолжал Сталин, - сейчас командует Дальневосточным фронтом, видимо, он и останется на этом посту. Генерал он мыслящий, зачем же его менять! На ваши плечи там ляжет тяжкий груз. Не сломаетесь?
- Выдюжим, товарищ Сталин! - маршал произнёс эти слова сдержанно, но в его голосе чувствовалась твёрдость.
- Вам, товарищ Мерецков, надо сразу же вылететь в Ярославль, дня за два подготовить Полевое управление бывшего Карельского фронта для переброски его по железной дороге, - сказал Сталин. - Не забудьте о том, как важно сохранить тайну начала подготовки к Маньчжурской операции. Маршалам и генералам, в их числе и вам, мы заменим фамилии и воинские звания, как это делают все специальные части контрразведки на фронтах, но это одна сторона дела. Другая - везде и во всём сохранять военную тайну там, на Дальнем Востоке, а также по пути следования вашего поезда...

  На "Дугласе" Мерецков прибыл в Ярославль, а уже через два дня специальный состав взял курс на Хабаровск. Через несколько суток прибыли туда.
- Кажется, сейчас к нам пожалуют гости, - предупредил Мерецков генерала Крутикова.
  И точно, с докладом об обстановке на Дальнем Востоке прибыл командующий Дальневосточным фронтом генерал армии Пуркаев. Был он одет по граждански, маршал понял, чем это было вызвано и, когда Пуркаев пригласил его посетить штаб фронта, он согласился, одевшись тоже по-граждански. На нём была чёрная кожаная куртка, такая же фуражка и чёрные шерстяные брюки.
- Вы оделись во всё чёрное, как будто идёте на похороны, - усмехнулся член Военного совета Штыков.
- А что, скоро мы будем хоронить Квантунскую армию, - ответил маршал.
Ему всё понравилось в штабе фронта, он даже похвалил генерала армии Пуркаева, но тот улыбнулся:
- Порядок в войсках - гарантия их боевой готовности!

  В это время на Западе шёл самый разгар Балатонского сражения. В Директиве от 9 марта Ставка ВГК указала: "Командующему войсками 3-го Украинского фронта в оборонительных боях измотать танковую группировку противника, наступающего из района Секешфехервар, после чего не позднее 15 -16 марта правым крылом фронта перейти в наступление с целью разбить противника севернее озера Балатон и развивать удар в общем направлении на Шапрон... Командующему войсками 2-го Украинского фронта с выходом правого крыла фронта на реку Грон перейти к жёсткой обороне на всём фронте севернее реки Дунай.
  Левым крылом фронта (46-я армия) перейти в наступление 17-18 марта сего года, с целью: совместно с войсками 3-го Украинского фронта разбить группировку противника южнее реки Дунай и развивать наступление в общем направлении на Дьер. для этого 46-ю армию усилить двумя артдивизионами и 6-й гвардейской танковой армией..."
  Таким образом 46-я армия снова была передана 2-му Украинскому фронту.

  В результате разгрома будапештской группировки и отражения январских 1945 года контрударов противника создались условия для развития наступления войсками двух Украинских фронтов на Венском оперативном направлении. Успех здесь вёл к освобождению западных районов Венгрии и вступлении на территорию Австрии, где в руках фашистов ещё оставались последние крупные источники нефти, размещалось большое количество предприятий, производивших основные типы вооружения и боеприпасов. Поэтому нацисты шли на все меры, чтобы сорвать готовящийся советским командованием удар в сторону Вены, восстановить утраченные в Венгрии позиции. Ещё 23 января 1945 года на совещании высшего военного руководства Гитлер заявил: "Первостепенное значение имеют венгерские нефтеносные районы и венские нефтяные источники, так как без этой нефти, которая нам даёт около 80 процентов нашей нефтедобычи, мы не можем продолжать войну."
  Немецкое командование решилось перебросить с Западного фронта в Венгрию значительные силы, в том числе 6-ю танковую армию СС, с тем, чтобы снять угрозу стратегически важным для него районам, разгромить и отбросить наступающие на них советские войска. В марте оно начало мощное контрнаступление, нанося главный удар между озёрами Балатон и Веленце. За 10 дней ожесточённых боёв гитлеровским войскам удалось продвинуться на узком участке на 20-30 км. Не достигнув основной цели, понеся огромные потери, они вынуждены были 15 марта перейти к обороне. Единственное, чего добилось нацистское руководство - это оттянуть на несколько дней уже планировавшееся наступление советских войск на Вену ( в указанной Директиве от 9 марта ).

  ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.