Задержание

Стоял тёплый, ясный сентябрьский день. На главной улице Хабаровска - проспекте Карла Маркса - столетние тополя сменили свой ярко-зелёный наряд на оранжево-жёлтый. Листва уже шуршала под ногами  прохожих, спешащих по делам, устилала мягким ковром асфальт автобусных остановок. Я ехал из госпиталя в воинскую часть необычным путем – центральные улицы города всегда были полны патрулей и мы избегали появляться на них, используя давно отработанные пути через паутину проходных дворов. По просьбе замполита роты лейтенанта Таранюка я купил в книжном магазине канцелярские мелочи и стал ожидать автобуса в Краснофлотский район. Минут через пять стоящий рядом молодой человек дёрнул меня за рукав и показал влево на приближающийся автозак – на капоте автомобиля красовалась перечёркнутая в круге буква К.
Такой автомобиль комендатуры мы называли «крокодилом». В него по всему городу собирали солдат, сержантов, матросов и офицеров. Появление автозака не сулило для меня ничего хорошего – моя офицерская рубашка, неуставные ботинки и дембельская прическа - гауптвахты было не миновать! Автомобиль остановился , из него выпрыгнули два здоровенных матроса и медленно направились ко мне. Остановка затихла,  ожидая развлечения. В нескольких десятках метров за моей спиной высился невысокий забор, который я преодолел с первой попытки и оказался на детской дворовой площадке . Обежав вокруг пятиэтажного административного здания строительного управления, я вошел внутрь и присел на стул среди граждан , ожидающих приема к какому-то начальнику. Посидев некоторое время , я решил, что опасность миновала и вышел на крыльцо. Навстречу мне , радостно раскинув руки и улыбаясь, направлялись матросы с мичманом во главе.
Картина была столь комична, что я невольно засмеялся и с поднятыми руками пошёл им навстречу. Автозак был наполовину заполнен ранее «плененными». Один из них выглядел странно для защитника отечества- из одежды на нём были только трусы.
- В самоходе? – спросил я. Он горестно махнул рукой:
-Спалился со своей короткой прической. Обидно, что свои же прихватили, братки с базы КАФ. Порвали нахрен всю гражданку!
«Крокодил» колесил по городу еще пару часов. Время от времени дверь со скрипом открывалась и очередной страдалец скользил по  железному полу до противоположной стенки. Подобралась душевная компания, состоящая из представителей всех родов войск и разных национальностей. К моему удивлению, чёрнопогонником из стройбата оказался только я. Потускневшее солнце уже завалилось за Амур, когда наш автомобиль въехал на территорию Хабаровской гарнизонной гауптвахты. Два автоматчика ввели нас в здание , где располагались камеры для временно задержанных(КВЗ). Дежурный записал сданные нами вещи – я отдал китель  с красным червонцем в потайном кармане, отцовские «котлы», и попросил сохранить вузовский ромбик. После этой процедуры нас развели по камерам с дверями - решетками, сквозь которые конвойному из коридора в тусклом свете лампочки были видны все, кто в них находился.
Сильно хотелось есть, но на вопрос, будут ли кормить, ответа не получили. Нам сказали лишь, что после установления наших личностей дежурный свяжется с частями и оттуда за нами прибудут офицеры.
Сквозь небольшое зарешёченное оконце, в которое смотрели лишь поднявшись на цыпочки, был виден осколок темнеющего неба . С улицы доносился невнятный городской шум. Стены камеры были заляпаны «шубой» -  кусками застывшего цементного раствора. По команде отбой народ стал укладываться прямо на голый каменный пол, но места для всех не хватало, поэтому решили спать на боку, с повернутыми в одну сторону головами. На протяжении всей ночи в камеру входили конвойные и выводили в коридор задержанных. К утру почти все обитатели были подстрижены под «ноль» ручной машинкой с совершенно тупыми лезвиями. Меня выводили дважды, но убедившись по военному билету, что я дембель, милостиво водворяли на место. Малиновые погоны сменили под утро авиаторов и начали прессовать наиболее дерзких. Я отделался лишь перепалкой с вв-шником, обещавшим устроить мне нелегкую жизнь.
Наконец рассвело. Задержанных стали по одному выводить на оправку в уборную, расположенную в конце аллеи. От завсегдатая КВЗ мы узнали, что при входе в туалет справа в стене есть  «курок» - тайник со спрятанными сигаретами. Их оставляли земляки из охраны и сами задержанные. Таким образом удалось пронести в камеру несколько «бычков» и спички.
Поутру нескольких ребят забрали прибывшие из части офицеры. На мой вопрос, заберут ли меня, был дан неожиданный и неприятный ответ. По словам прапорщика выходило, что в моей части на его звонок ответили: «На вечерней поверке присутствовали все!». Подумалось, что так можно оказаться в дезертирах и отъехать в дисбат. Надо было искать способы, как  выбраться из этой непонятки.
Мятых, голодных солдат выстроили на плацу и объявили, что в камере временно задержанных держат пять суток, не кормят, затем переводят  на гауптвахту, или попросту -  «кичу».
Перспектива надолго зависнуть в этом нехорошем месте становилась всё более реальной.
Постоянно зевавший капитан раздавал наряды на работу. Таскать на четвертый этаж неподъемные сейфы желания не было никакого. Ночёвка не прошла бесследно –моя правая рука опухла и стала в два раза больше левой, ее искусали живущие в «шубе» злобные насекомые.
Поэтому, когда перед строем поставили странный аппарат в деревянной опалубке и спросили, кто знает, как его использовать, я шагнул вперед с таким видом, будто в своей жизни только и делал, что работал с ним.
Оказалось, что конструкция состоит из большого баллона и шланга с распылителем и предназначена для уничтожения тех самых насекомых, обитающих вместе с задержанными в камерах гауптвахты. Мне была поставлена задача - обработать камеры, административную часть, расположенную на втором этаже и столовую гауптвахты.
Резонно полагая, что негоже дембелю таскать на спине тяжеленный баллон, я попросил капитана дать мне в помощь молодого солдатика, который с радостью пошел со мной. Однако, голод давал о себе знать. Я решил потратить свой спрятанный червонец. О покупке провизии полюбовно договорились с начальником караула - чёрнопогонником, к тому же оказавшимся земляком из Павлодара. Часть денег он взял за оказанную услугу, купив на них огромный арбуз. Караул влёт расправился с ним на скамейке у крыльца. Хлеб, масло, кусок вареной колбасы, земляк передал в нашу камеру, где пища была тут же съедена изголодавшимися солдатами.
 Подкрепившись, мы с напарником - «духом» Саней из Краснодара, отправились обрабатывать камеры, время от времени пополняя новым раствором баллон. Противогазы не спасали от зловонного запаха той гадости, которой мы орошали  стены камер.
Пока Санёк расправлялся с насекомыми, я читал оставленные кем-то надписи на ровных стенах. Некоторые показались мне занятными и свидетельствовали о неслабом интеллектуальном уровне наших предшественников.
«Чтобы узнать, что такое свобода, надо её сначала потерять. И.Сталин».
Или вот философские размышления:
«Двое смотрят в окно камеры. Один видит грязь, другой - звёзды».
Фраза заставила задуматься – что видел я? Пожалуй, и то и другое.
После обработки первого этажа, автоматчик повёл нас к воротам в высокой стене, забранной вверху рядами колючей проволоки. На вышке у ворот  дежурил вв-шник. Ворота за нами захлопнулись и мы оказались на территории гарнизонной «губы». О ней шла дурная слава, поговаривали о беспределе, о том, что существует неуставная губа, где арестованные стоят по колено воде, без возможности сесть или лечь. Нас отвели в пустую столовую и оставили в ней проводить дезинфекцию.
-Серый, привет!- знакомый голос окликнул меня и заставил вздрогнуть от неожиданности. Через открытое окно в зал залезал мой земляк и хороший друг, командир взвода Боря Уралбаев.
Его некогда ушитое х\б было распорото,усы сбриты, волосы снесены напрочь,  и бравый сержант был похож не на «черпака», а на только что призванного «духа». До призыва Боря видел изоляторы похлеще этого, поэтому здесь он чувствовал себя в родной стихии.
Мы крепко пожали друг другу руки и он поведал о трёхнедельном пребывании в заключении. К его десятидневному сроку постоянно добавляли дни за какие-то провинности, но он жалел только новые сапоги, истоптанные за эти дни «до талого».
Боря принёс откуда-то буханку хлеба и затолкал её мне под рубаху.
Этот хлеб я передал сидящим в раскалённом автозаке товарищам, которых не отводили в камеры из-за оставленного дезинфекцией смога. Мучимые голодом и жаждой,  хлеб «приговорили» сразу.
Осталось обработать комнаты на втором этаже.
В майке, брюках и тапочках я оказался в приемной коменданта Хабаровского гарнизона полковника N. Присев на стул напротив молоденькой секретарши полковника, я рассказал ей несколько приемлемых анекдотов. Смех секретарши был прерван неожиданным появлением самого главного человека во всем гарнизоне. В момент, когда я заканчивал свой доклад о цели нашего с Саней появления здесь , полковник вдруг спросил:
- Какое учебное заведение заканчивали, рядовой?
- Кустанайский сельскохозяйственный институт.
Полковник помолчал, с недоверием приглядываясь к синеве на моей груди.
- За что у нас оказался?
-За неуставную форму одежды.
Полковник молча подошел к столу, нагнулся над ящичком радиосвязи и командным голосом сказал в диктофон:
-Капитан, здесь у меня солдат в очках и майке, когда появится внизу, подпиши ему увольнительную и отпусти на все четыре стороны.
Динамик прохрипел:
-Есть отпустить, товарищ полковник!
Размышлять о том, что именно толкнуло коменданта на такой поступок времени не было. Вне себя от радости я сбежал вниз, столкнувшись со вчерашним парнем в трусах, драившим шваброй пол в дежурке.

Капитан сухо пожелал мне счастливой службы и велел конвоировать до шлагбаума, за которым меня ждала свобода.
На  улице Серышева меня остановил патруль, но, разобравшись откуда я бреду, тут же отпустил.
Вечерело. Заканчивался очередной день моей службы - 20-е сентября 1984 года.
Прохладный ветер с Амура  раскачивал тополя. Жёлтый лист уже косым дождём летел вдоль  проспекта Карла Маркса. С Уссурийского бульвара доносились звуки духового оркестра, исполнявшего «Прощание славянки»…
«…надо её сначала потерять», - вдруг вспомнился  мне обрывок недавно прочитанной фразы…
 
Постскриптум.
Товарищи, заметив моё отсутствие в части, пошли к комбату с просьбой вытащить меня с «кичи». Мы разминулись с лейтенантом Таранюком, приехавшим за мной – на гауптвахте он был отправлен под домашний арест за неуставные туфли .
 4 июля 2002 года содержание военнослужащих на гауптвахте в российской армии было отменено. Новые российские воины отреагировали на послабление режима окончательным падением дисциплины и неконтролируемым ростом неуставных отношений.
Поэтому уже 15 ноября 2006 года Госдума приняла закон по восстановлению гауптвахты.

Корр. Татьяна Потапова
instagram   marrs_green