Турпоезд до Прибалтики

Ту-ту. На иркутском перроне уже копытом бьёт железный конь – то наш турпоезд. В первые зимние студенческие каникулы мама взяла меня с собой, она работала тогда методистом в управлении культуры. Лихорадочно я собирала бельё из расчёта: двое плавок и пара носков на сутки. Болгарская розовая вода и розовое масло. А также путевой блокнот, топик стихов и карандаш для зарисовок. Всё! Впечатление от военных мест Белоруссии есть у меня в белых стихах «Брест» и «Хатынь». В Минске мы видели каменный цветок папоротника, который цветёт раз в году – в ночь на Ивана Купалу.

Не всё, конечно, я сейчас могу уже вспомнить. В нашем купе с мамой мы оказались не одни: там, тоже от «культуры», отправилась в путешествие вместе с нами дама в оранжевых шерстяных носках с одуряющим запахом. Розовая вода оказалась бессильна. Эти бессменные носки выкуривали меня в вагон, к окну. А вот эпизод, который выкупил меня и из того вагона. Мама, со свойственной ей азиатской каверзой, скрыла, что взяла меня в поезд не просто так, а на должность культмассовика. Я чуть не задохнулась от неожиданности. Ответом был мой бурный протест. Но мама, с трудом сдерживая смешок, сообщила мне, что у меня нет путёвки и я должна буду отрабатывать поездку честным трудом. Я возопила:
- Не знаю я эту профессию и боюсь лезть к незнакомым людям в купе!
Мама отвечала с ехидненьким взглядом:
- Вот и учись ладить с людьми.
Я заревела:
- Я могла бы сейчас быть с дедой и бабой!
- А будешь с мамой!
Она высыпала на столик полутеатральные пособия.
- Хочу домой!
- У меня все равно нет денег тебе на обратный поезд. Так, взяла кое-что по мелочи на янтарные побрякушки тебе купить в Прибалтике. Мама вытянулась на полке с закрытыми глазами, имитируя громкий храп. Тем самым дав понять, что разговор окончен. Я убежала в туалет смыть слёзы. Возвращаясь, стала свидетелем бурной разборки. Наш главарь, молодой плечистый татарин, за что-то громко и грубо отчитывал маму по работе. Я подскочила к нему, дрожа от ярости, впервые услышав, что на нее повысили голос.
- Немедленно извинитесь! Она женщина, старше Вас, и она - моя мать! Или я...
- Или что? - зловеще прищурился тот.
- Или нас высадят на ближайшем полустанке, идиотка! - зашипела мама и крепким подзатыльником втолкнула меня в купе.
Главный тоже замкнулся в своем соседнем купе, где жил один. Вскоре он вежливо постучался, спросив разрешения войти:
- Маргарита, с вещами на выход.
Мы с мамой обе подскочили. Она судорожно прижала меня к себе. Главный, насладившись этой немой сценой, пояснил:
- Будешь жить и работать в другом вагоне, в отдельном купе! Да! Маму только не навещай, здесь и без тебя тесно.
И это была чудесная перемена к лучшему! Главное, никаких чужих оранжевых носков, что немаловажно. Розовые ароматы нашли своё место.
Первое хождение в народ не вспомню - как в тумане от волнения. Женский пол воспринимал всё в штыки, они же отдыхать ехали. Мужской пол реагировал сочувственно и с юмором. Я делала вид, что не замечаю их хмель в интнрнсах дела. Я быстро вошла в свою новую роль и сама стала жадной до репетиций. Среди мужчин нашлись способные  всех возрастов. Их только смущала мля привычка слишком рано вставать. Они урезонивали:
- Рита, мы же в отпуске, имей жалость. Успеем, не подведём.

Мне там покровительствовал дядя Лёша: 35-летний товарищ огромного роста. Парни звали его просто «Лёха».Он носил массивное обручальное кольцо. Предупреждал в какое купе заходить только с ним, а в какое совсем нельзя. И в случае чего -  сигнализировать ему обо всём.
Как-то он подсел рядом и присмотрелся ко мне сбоку:
- Муж у тебя будет верный.
- Почему?
- А разве изменишь таким ресницам? Что он, дурак, что ли?

Однажды утром зашла за молодым симпатягой позвать на репетицию. Его компаньоны раскладывали завтрак на столике, а артист не ответил на приветствие, не повернулся ко мне и постанывал. Я обиделась, а приятели ухмыльнулись:
-А он не может, к окну прилип. Всю ночь луной любовался , влюбился в тебя.
Тот огрызнулся:
-Сволочи,лучше помогите! Я же тоже есть хочу. И репетировать.
 
Оказалось, что за ночь его кудри примёрзли к стеклу.
Схватив нож, я полезла к нему  наверх вызволять его из напасти.
Попутчики хохотнули:
- Ишь какая сердобольная.
Освобождённый артист растрогался:
- Ну, Риточка, теперь всю роль вызубрю и даже спляшу!
Парни ухмыльнулись:
-Женись уж лучше сразу, не мелочись.

После чего я поспешно удалилась.
                ***

А в Прибалтике было не до смеха.
Страна Чурлёниса, Красаускаса. А в фильм «Театр» я была просто влюблена. Как зачарованная, бродила я по улочкам средневековой сказки. Мой любимый сказочник Андерсен мог творить только в подобном окружении в старой Дании, среди шпилей и башенок волшебной старины.
 Но это с одной стороны. А с другой - отвратительное отношение местных людей к русским туристам.
( Кстати,В деревне Пивовариха под Иркутском, жили ссыльные прибалты в своих опрятных зелёных дворах , со своим отдельным кладбищем. Так у них стакан воды не выпросишь в жару , да и не отвечали русским на приветствия. Мы проходили мимо них на нашу чудесную дачу. Её мама продала за две тысячи как и купила папиному шефу, который насадил там всю флору и фауну до переезда. Хоть ей дачники предлагали продать им за десять.)

В ресторане официанты швыряли борщ так на столик, что он разливался. Мать родная мне запретила там говорить по-русски - только по-немецки. И вот почему - в магазинах нашу команду не обслуживали. Кто-то посоветовал обращаться к продавцам по-немецки, который у меня шел легко и в школе, и в универе на «5». Вторая жена дяди Володи Бехтерева была переводчицей и подолгу жила в Германии. Так вот, она мне говорила, что у меня природный немецкий выговор, который присущ области на границе с Лотарингией. Его не возможно искусственно воспроизвести.

Наши туристы стали писать мне заказы на листочке. Я заходила в магазины одна с неулыбчивым холодным лицом (обидно за наших) - и обращалась по-немецки. Ко мне спешили разу несколько продавцов со всех сторон на немецкий зов. Например, на завтрак мама, молочная душа, с попутчицами ворвалась в кафе, где подавались молочные деликатесы, заказав сливки с орешками, но быстро воротилась ни с чем. Зашла я туда со своим «Гутен Таг, гиб мир, битте, айн...». И была окружена мгновенной любезностью. Правда, лица их слегка вытянулись, услышав про двадцать две порции, но заказ был исполнен.
Местное население раздражало в маме всё: и её громкий хохот, и круглые красные щёки, за которые папа в школе дразнил её Ранеткой.

Когда я вначале по-русски в автобусе громко спрашивала у всех, на какой остановке мне выйти, чтобы попасть к собору св. Петра, то в ответ была тишина. Пока с другого конца автобуса ко мне не пробрался русский пассажир, который и проводил меня к собору.

Меня удивило и то, сколько на улице поразительно красивых мужчин в Прибалтике: рослых, плечистых, в основном, русых, поджарых, стильно одетых, опрятных - как с обложки модного журнала.

А из женщин запомнилась одна древняя старушка. Она шла навстречу мне по тротуару и остановилась, как вкопанная, глядя мне в глаза почти со страхом. Пройдя несколько метров, я почувствовала, что она смотрит мне вслед. Обернулась - так и есть: смотрит и... крестится... Видно, с кем-то меня спутала из своей молодости.
И все-таки неприязнь местных жителей была слишком откровенной.

...Ту-ту! Заждался на перроне
Наш верный друг-турпоезд,
Торопит нас назад до дому.
И встречный ветер сдует негатив довольно скоро,
Оставив в памяти волшебную страну.

***

Послесловие

Вообще, у прибалтов какая-то своя особая энергетика. Когда уже они приезжали в качестве туристов в Сибирь, я встречала их в Красноярском художественном музее, который располагался в страинном особняке Гадалова, будучи там штатным экскурсоводом. Они смотрели как-то тяжеловато на меня во время экскурсии, хоть и молча. Мне словно не хватало воздуха. Но вот что характерно: другие тургруппы со всего Советского Союза обязательно оставляли мне благодарности в книге отзывов, а прибалты - никогда.
Но рядом с музеем был цветочный ларек, и один из них умудрялся совершенно незаметно сбегать за букетом и вручить мне его вместо «Спасибо», как бы выныривая из толпы. Я вздрагивала от неожиданности, и в ответ бросалась целовать дарителя. Их это смешило и они начинали аплодировать. Так каждый раз обстановка разряжалась в финале. Ведь никто мне в музее цветов не дарил, кроме прохладных и сдержанных прибалтов.
Провожая их взглядом из окна, я думала о том, что они возвращаются в свою страну, своими старинными шпилями и башенками напоминающую причудливые миры сказок Андерсена.

07.02.2021.