Агнешка

Агнешка
(В основе новеллы реальные люди, реальный случай.
Имена и фамилии изменены)
- Молодой человек, я давно хотела поговорить с тобой. Я хотела бы узнать, кто я?
…Обратившаяся с таким странным вопросом пожилая женщина  сумасшедшей не выглядела. На вид - обычная женщина, лет около 70. Она была одета в спецодежду: рабочий халат, поверх него сигнальная жилетка, на ногах резиновые сапоги, на руках резиновые перчатки. Заметив мое недоумение, женщина тут же, как бы оправдываясь, произнесла: «Ой, простите, молодой человек. Извините, что так спросила в лоб, не представилась даже. Я дворником здесь в поликлинике работаю. Меня зовут Светлана, можно по отчеству - Викторовна. Ты извини, сынок, можно, я на «ты» обращусь? Я намного старше тебя. Мне 73 года. Мне можно. Я была в 47-й школе, когда ты рассказывал детям о героях Малой земли. Я же и в школе подрабатываю уборщицей.  Смотрела тебя  недавно по телевизору, ты там о детях войны рассказывал. Юрий Андреевич, заведующий поликлиникой, с которым ты знаком, мне на днях сказал, что ты придешь сюда к нам, на обследование. Вот и решила узнать, может, ты сможешь мне помочь? Ой, чего это я тут в коридоре тебя держу, может, пойдем ко мне, в нашу комнату охраны, там попьем чайку и поговорим?
Предложение было дельное. После стакана чая в подсобном помещении комнаты охраны, Светлана Викторовна продолжила повествование о своей жизни.   
- Я – сирота. Выросла в детдоме, здесь, в Ростове. Теперь и этого детдома нет давно. Его закрыли еще лет тридцать тому назад. Я не помню, как туда попала и откуда я родом. В детдоме нам об этом не рассказывали. Как-то я обратилась к воспитательнице, мол, кто я и как сюда попала? Воспитательница меня поругала и велела не задавать таких вопросов. А затем, смягчившись,  добавила, что она не знает, кто я и как  сюда попала.
Я не помню свою маму и не знаю, кто она. Иногда, особенно раньше, когда я была маленькой, мне часто она снилась. Я так думала, что мне мама снилась. Яркого воспоминания не было. Мама – это было что-то теплое и ласковое. Я не помню, видела ли хоть раз во сне ее лицо. Думаю, что нет. Самое яркое, что я помню о маме - что кто-то меня нес на руках, я думаю, это была моя мама, и мы бежали. Бежали куда-то под сильный грохот и вой. Потом было что-то яркое, страшное и… ничего больше не помню. Стук какой-то в ушах, словно стук колес поезда. Дети, много детей. Потом  детдом. Помню хорошо, что-то когда-то давно, мне, может, было лет пять, я пряталась от воспитателей, они меня ругали за то, что я говорила на каком-то другом языке. Заставляли говорить по-русски. Но я все равно как-то неосознанно произносила какие-то непонятные слова. Да, я часто произносила эти слова… Вот, например, и до сих пор помню, я часто говорила: Agnieszka - c;reczka mamusi. Agnieszka - radosc mamusi.
Я попытался произнести эти слова: Агнешка цуречка мамуси. Агнешка радость мамуси.
- Нет, молодой человек, - перебила меня Светлана Викторовна, – это произносится мягко, «Агниешка», «цюречка», «радось», «мамуси». Я теперь понимаю, что на русском языке это звучало бы так: «Агнешка мамина дочка. Агнешка мамина радость». Почему это имя- Агнешка - мне запомнилось, не знаю. 
Позже, как я выросла, я поняла, что эти несколько слов, которые все-таки остались у меня в памяти, были на польском языке.
Со временем я стала забывать о своем раннем детстве. Я привыкла считать себя местной, ростовчанкой. У меня и в метрике, а позже и в паспорте местом рождения указали Ростов-на-Дону.
Была у нас в детдоме одна строгая воспитательница. Ее звали Эмма Иосифовна. Еврейка. У нее не было семьи. Говорили, что она воевала в Великую Отечественную. Имела несколько наград. Она была очень строгой. Мы, воспитанники детдома, очень ее боялись. Да не то что мы, ее боялись даже все остальные воспитательницы, и даже заведующая детдома.
И вот, несколько лет спустя, после того как я ушла из детдома и уже вышла замуж, создала свою семью, Эмма Иосифовна нашла меня и попросила зайти к ней. Она была уже при смерти. Лежала в постели. У нее обнаружили рак. Из больницы ее выписали без надежды на улучшение. И вот, при нашей встрече Эмма Иосифовна рассказала мне: «Светочка, или как там тебя по-настоящему, может, Агнешка, это имя ты всегда произносила; я умираю. Но перед своей смертью я хочу тебе рассказать кое-что, хотя с нас, воспитателей, брали слово не разглашать кое-какие вещи из прошлой жизни воспитанников. Мне все равно теперь. Я – умираю. Не хочу в могилу с собой унести тайну о твоем происхождении. Расскажу все, что знаю. …Перед самой войной я с мужем и детьми  жила в Киеве. У меня был муж и двое детей. Мужа моего убили на фронте в первые дни войны. Успела получить похоронку, но не успела с детьми эвакуироваться из Киева. Моих детей, дочь семи лет, и сына десяти лет, немцы расстреляли в Бабьем Яру, в Киеве. Мне чудом удалось спастись. Я ушла добровольно на войну, чтобы отомстить за свою семью, за детей. Прошла путь от Сталинграда до Западной Польши. Однажды в феврале, я хорошо помню тот день, хотя не помню, как  называлась та маленькая польская деревушка, мы и нашли тебя. Вернее, тебя принес один солдат по имени Виктор. Он нашел тебя в степи. Услышал детский плач. В степи, возле сгоревших домов, лежало тело молодой женщины. По всей вероятности, она, падая прикрыла ребенка своим телом. Женщина - думаю, что это была твоя мать - была уже мертва. Солдат принес тебя в тыл. При тебе не было никаких документов. На теле женщины их тоже не было. Что и как случилось, я не знаю, и вряд ли когда можно узнать. Деревушка вся была разрушена и сожжена. В то же время к нам в тыл привезли детей, угнанных немцами. Их было много, из разных лагерей. Разбираться, кто ты, у нас времени не было. Всех детишек собрали и решили отправить к нам, в Советский Союз. Меня тогда легко ранило. И вот с этими освобожденными детьми я отправилась на Родину. Ехали долго. По пути к нам подселяли в поезд новых и новых детей, освобожденных из немецких лагерей. Так мы и прибыли в Ростов-на-Дону. Это был наш конечный пункт. По ранению я была освобождена от службы в передовых частях, да и скоро и война закончилась, и я решила остаться здесь, в Ростове-на-Дону. А ехать мне уже было некуда. Обратно в Киев мне уже не захотелось.
Так как при тебе не было документов, решили дать тебе имя и фамилию, заполнить метрику. Ты, как я уже говорила, не была похожа на изможденных и худых, с выбитыми на руках номерами  детей. Вот и решили назвать по твоим приметам: толстенькая и кругленькая – Круглова, светлая и белокурая – Светлана, а отчество Викторовна по имени нашедшего тебя бойца, Виктора. Конечно, было понятно, что ты не из угнанных немцами детей. И вовсе не потому, что ты не знала русский язык - многие угнанные наши детки, также не говорили на русском языке. Многих немцы разлучали с матерями, а у некоторых мамы и умирали в лагерях, некому было учить. Заниматься тем, кто ты и откуда, не было ни времени, ни возможности. Записали как родившуюся в Ростове-на-Дону… Вот такая у тебя история, Светочка. Я могла и не рассказать тебе об этом, но думаю, что человек должен знать о себе, кто он и откуда.
После этого я больше не виделась с Эммой Иосифовной. Мне говорили, что она хотела еще увидеться со мной. Не знаю даже, зачем.   
После той истории, которую мне поведала Эмма Иосифовна, я приходила в свой детдом. Хотела узнать, нет ли у них документов, которые могли бы установить, кто я. Ничего, конечно, мне не сказали. А на следующий день меня вызвали в милицию. Там со мной беседовал какой-то человек в гражданском, не военный. По-моему, он был из КГБ. Он пообщался со мной, поругал меня, что я занимаюсь не своим делом. Он так и сказал: «Советская власть тебя вырастила. Поставила на ноги. Жизнь твою устроила. А ты занимаешь тем, чего тебе не следует знать». Больше я поисками, до распада Советского Союза, не занималась. Не обращалась ни в какие инстанции.
Что еще о себе рассказать? После детдома я вышла замуж. Родила дочку. В замужестве прожила недолго. Муж умер скоропостижно, его в пьяной уличной драке зарезали. Сама дочь подняла на ноги. Увы, и у дочери,  как и у меня, жизнь не сложилась. Два раза замуж выходила. Родила двух детей. Сын от первого брака за разбой и грабеж сидел. Недавно вышел на свободу, нигде не работает. Дочь от второго брака родила ребенка. Зарплата у дочери маленькая, не хватает на жизнь. Вот я и помогаю. Пенсия маленькая, потому и работаю уборщицей в той школе и здесь, в поликлинике - дворником и на полставки в охране. Спасибо заведующему, Юрию Андреевичу, не выгоняет с работы, несмотря на мой возраст, да и дочку пристроил тут же. Работает няней. …Жизнь идет, вот уже и состарилась. Может, недолго осталось жить. Все чаще и чаще начинаю думать о том, кто я и откуда родом? Ты, может, как-нибудь сможешь узнать что-нибудь о моей судьбе? Может, какие-нибудь архивные документы сумеешь раскопать?
- Право слово, я даже не представляю, с чего начинать поиски, Светлана Викторовна. Одно дело, когда есть база архивных данных, такие сайты, как «Подвиг народа» или «ОБД Мемориал». Но тут вопрос, касающийся одного, отдельного взятого человека. А где этот детдом хоть находится в Ростове?
- Да детдом тот давно закрыли. На том месте, где был раньше детдом,  сейчас какие-то магазины построили, дома новые. Может, в архивах что найдешь? У меня остались кое-какие документы.
- Давайте вот что, Светлана Викторовна, мы потом с вами встретимся, после того как я пройду курс лечения. Вы принесете мне документы. Я посмотрю, может, и найду нужный след.
- Хорошо. Ой, спасибо тебе заранее, даже если ничего и не выйдет, все равно спасибо, сынок….
К сожалению, встретиться с Светланой Викторовной так и не удалось. Прошла осень, закончился год. В начале наступившего Нового 2015 года у меня, наконец, появилось свободное время. В поликлинике я Светлану Викторовну не нашел. Зашел к заведующему поликлиникой,  Юрию Андреевичу.
…Да уж. Такого поворота событий я, честно говоря, не ожидал.  Юрий Андреевич сообщил мне печальную новость.
- Нет больше Светланы Викторовны, – сказал он. – С ней произошел несчастный случай. В начале декабря, когда были сильные морозы, Светлана Викторовна поскользнулась на входной лестнице, упала головой о бетонные плиты ступени. Впала в кому. Спасти не удалось. Удар был сильный, да и возраст, понимаете… Ничего о ее прошлой жизни, то, что вас бы заинтересовало, не могу сообщить. Могу дать номер телефона дочери, Натальи, может, она чем сможет помочь.
Наверное, я объяснил не так, а может, сама Наталья, женщина возраста «ягодка опять», по-своему восприняла мое предложение встретиться по личному делу. На встречу в кафе она явилась настроенная явно на романтический  лад. Но услышав мои вопросы, резко изменилась в лице и дальнейшее наше общение результата не дало. 
- Ой, извините, мама, царствие ей небесное, в последние годы своей жизни нас так замучила своими воспоминаниями, что мне не хочется об этом говорить. Помнится, в моем детстве и отец этим интересовался. В начале нулевых прошла информация, что детям, угнанным в Германию, могут дать там жилье и вид на жительство. Мой второй муж этим загорелся, хотел  выяснить. И ничего не добился, не смогли доказать. Никаких документов. Ведь и в графе «место рождения» у мамки был записан Ростов-на-Дону. Да и на руке у нее не было никаких номеров. Сказали, что угнанным в Германию детям на руке какие-то номера то ли выжигали, то ли ставили, в общем, ничего не обнаружили.
- Ну а как же, ведь мама твоя говорила, что ее привезли в детдом откуда-то.
- Да, это подтвердилось. Это нам объяснили, что вполне могли с матерью, то есть с моей бабушкой, ее вывезти из Ростова, а потом привезли опять по месту рождения. Но нет никаких доказательств, что именно в Германию их угнали. 
- А как же насчет языка? Твоя мама говорила, что поначалу она не знала русского языка. 
- А насчет этого думаю, что ребенка отобрали у мамы и научили своему языку, фашистскому.
- При чем тут фашистский язык? Со слов твоей мамы, она говорила на польском.
- Да они все на западе фашисты. Что поляки, что немцы. Вы не видите, что сегодня на Донбассе творится? Там же все эти фашисты против России хотят воевать. Вы извините, но я не хочу знать, кто она и откуда родом. Я родилась и выросла здесь. Я – русская. Да и зачем теперь, когда мамки нет, ворошить старое. Вы уж простите меня, я думала, что вы пригласили меня не для этих расспросов. Если больше нечего сказать - до свидания…
На душе было муторно и пусто. Чувство было двоякое. С одной стороны, если можно сказать в подобной ситуации, я чувствовал облегчение. Поиск данных по детдомам - вряд ли решаемая проблема. Успеха эти поиски не принесли бы. Неожиданная смерть Светланы Викторовны и отказ ее дочери ознакомиться с бумагами, которых, как выяснилось, уже и нет в помине, сняли с меня обещание установить истину. Ну, а с другой стороны было все-таки жаль. Может, и удалось бы что-то выяснить. Как говорится, чем черт не шутит. Но увы, без разрешения родственников меня и близко не подпустят к архивным документам. Да и неприятности можно заработать.
Чтобы как-то забыться, прийти в себя, я вышел из кафе и спустился к Дону, к Ворошиловскому мосту. Выл неприятный февральский ветер. По заснеженному и замерзшему Дону с левого берега и со стороны Азовского моря ветер гнал какие-то пустые пакеты, бумажки и сухой куст перекати- поля. Я смотрел на гонимый холодным февральским ветром куст, и мысленно представлял картину: где-то далеко-далеко во времени, лет семьдесят назад, и далеко на западе, в заснеженной польской степи, суровый февральский ветер нес маленький комочек, белокурую пухленькую девочку Агнешку. Агнешку, а не Свету, оторвав от угасающего теплого тела матери, уносило от Родины, навстречу неизвестности…
И, может быть, теперь, когда ее, Агнешки, душа покинула этот мир, наконец-то она  встретится со своей мамусей. Хочется в это верить ….

2015 г. Ростов-на-Дону.