Большой Шабаш 3шабаш

                3шабаш

Однажды я понял, что если прочесть миллион книг, то от этого умнее не станешь. Впрочем, если не прочтёшь ни одной, тоже не поумнеешь. Затем я узнал, что это поняли в своё время Гераклит, Лев Толстой и многие другие. Опыт, чувство и разум – вот главное. Надо чувствовать и прозревать истину и постигать на своём собственном – пусть даже очень горьком – опыте. Созерцать и наблюдать – вот шаг к истине, творчеству и блаженству. Пифагор говорил, что одни приходят на стадион состязаться, другие торговать, а самые счастливые – созерцать. Правда Гераклит критиковал Пифагора за всезнайство, за то, что тот именно хотел прочитать миллион книг. Тем не менее, как известно, Пифагор был не дурак. Бердяев говорил, что в созерцании есть элемент творчества. Да творчество вообще невозможно без созерцания. Без созерцания – это потогонная система производства вещей для наиболее полного удовлетворения бесконечно растущих потребностей и т.д. и т.п. Причём надо созерцать весь мир, его изнанку и изнанку изнанки (в том числе, вернее прежде всего, своей собственной персоны), а так же то, что лежит вне мира, выше мира и всяческих миров, существующих и потенциальных. Это есть высшая точка созерцания. На ней долго не удаётся удержаться. Но после падения опять стремиться к ней. Человеческая суета мешает этому стремлению, однако и помогает. Иногда хочется удрать от всех к чёрту на кулички, на необитаемый остров. Кажется: вот там бы я написал, вот бы сотворил. Вдали от суеты, шума, шарканья, шмыганья… Но там бы я написал только одно произведение – «Нарциссический Апокалипсис» (Иоанн тоже своё «Откровение» на острове писал). Без созерцания всей этой сутолоки вокруг тебя, без созерцания тысяч людей, их глаз, бровей, подбородков, фигур; без созерцания этой человеческой алхимии, этого океана эмоций, характеров, причуд, извращений, привычек, – невозможно написать ни единой строчки, кроме вышеназванного опуса. Но и без созерцания себя ничего не напишешь. А без созерцания Бога это вообще не творчество, а галиматья. Если тебя не вдохновил Бог своей Красотой, что тебя может вдохновить? Природа? Отчасти. Людская масса? Отчасти. Социальные катаклизмы? Отчасти. Но эти части весьма незначительны. Без Бога твоё творчество – посредственное ремесло. Творчество от Бога и для Бога. Зачем людям твоё творчество? Они прекрасно умрут и без твоего творчества. Пиши для себя и для Бога и вдохновляйся человеческим апокалипсисом. Во сне и в одиночестве меня озаряют откровения. Ещё я заметил, что хорошие идеи и мысли мне чаще всего приходят в городском транспорте (особенно переполненном), в сортире (особенно когда идёшь по большому) и после эякуляции (особенно ночной). Когда на себя зол, тоже вдохновение приходит. Мытьё посуды также этому способствует (см. воспоминания Агаты Кристи). Иногда смотришь на что-то, и оно тебя поражает своей бездонной тайной. Например, огонь. Все любят смотреть на пламя, на текущую воду, на плывущие облака – какое-то загадочное движение. Но тайна? Твёрдое, тусклое вещество вдруг начинает светиться, излучать тепло, становиться неуловимым, неприкасаемым. На глазах происходит метаморфоза – земное превращается в небесное. Форма превращается в антиформу, а может в сверхформу. Космос оборачивается хаосом, в котором, может быть, намного больше порядка. Огонь – это пляска затаившегося дьявола или стриптиз ангелов. А может это насмешка над неуничтожимостью материи? Или, например, сперма. Смотришь на эту скользкую, липкую жижицу – жидкий жемчуг – и думаешь: ну как из этого амёбного раствора создаётся форма, плоть, душа; как из этого пресного адамового киселя получаются гении, творения которых потрясают миры и заряжают неуспокоенным восторженным дерзновением, переполненном любовью духом инертную смертную материю; как из нескольких капель этого перламутрового молочка образуется неповторимая нетленная всепобеждающая красота, привносящая нежную радость, страсть и доброе безумие в цифрофильные кубические пространства; и как из того же полумолочного ничтожества вылепливается ещё большее ничтожество, наиничтожное ничтожество, меганичтожество, пытающееся загнать всё человечество в стойло, в крематорий, на эшафот? А самое удивительное это не то, что из этой мокрОты рождается человек (людей-то много, уже за пять миллиардов перевалило, чего здесь удивительного), а то, что рождается сознание, способное объять необъятное, познать Бога и стать Им, переделать самое себя и всю Вселенную, безбрежности раздвинуть берега. Или вот женские гениталии. Оттуда выходит жизнь, то чудо, которое получается из нескольких капель. Роды: муки, боль, гиперболь. И вместе с тем там источник удовольствия как для мужчины, так и для женщины, особенно для женщины. Эпицентр страшных болей и фантастических удовольствий. Может именно здесь добро начинает перемешиваться со злом, как в огне космос сливается с хаосом, и когда девятимесячный человек выходит из этого омфала мУки и радости, он и вытаскивает, наверное, за собой перемешанный с кровью раствор добра и зла, чтобы потом отделить зерно от плевел или наоборот. Но всего лучше смотреть в глаза. В них столько красок и оттенков, столько движения и покоя, столько теней и света. Глаза это неисчерпаемые источники переживаний, чувств, поэзии, музыки, сказки, тайны, первозданного знания, фантазии, тишины, нежности, любви. Но это и клоаки тупости, маразма, безразличия, безысходности, алчности, сладкой жестокости, холодного расчёта, издевательской подлой насмешки. Чего только не увидишь в глазах: и моря роз и груды мусора. На радужке гладко стелят, а в зрачках – жёстко спать. Зеркала, отражающие Эдем, и зазеркалья, излучающие Эреб.