Я отпускаю тебя. Часть 5. Спасительница

 Вырвать птенца из лап разъяренной кошки, подобрать брошенного щенка, сторговать у оравы мальчишек полуживую змею, в конце концов просто забраться на дерево, чтобы укрепить там сорочье гнездо... Все это делала она, Дана.

— Дорогая, — недоуменно глядя на мелькающее за окном розовое платье дочери и рыжую бороду домового, спросил Ли, — а что они там делают?
— Гусениц собирают, — буднично ответила Эн.
— Зачем?
— Кормить птенцов.

Вечерами, посадив отмытого ребенка на стол, родители замазывали царапины и выслушивали историю об еще одной спасенной жизни.

За домом вырос живой городок. Туул, еще недавно носивший в карманах разноцветные мотки ниток, теперь, опуская носовой платок, звенел мелкими колючими гвоздями.
— Знаешь, Ли, — выковыривая тонким лезвием очередную занозу из пальца, заметил как-то он, — я никогда в жизни столько не работал.
— Но Туул, — возразил капитан, — ты же можешь всегда взять выходной. — Вот, например завтра, завтра я не работаю и...
— Завтра! — возмущенно перебил его домовой, — знаешь сколько дел у нас завтра?! Надо снять гипс у сороки, — загибая пальцы, начал он, — сделать укол кролику и сходить на озеро! Ребенок один не справится!
— Но я же помогу, — только успел вставить Ли, но Туул его уже не слушал.
Он, что-то бурча, направился к малиновому кусту, за которым темнел секретный лаз в заборе.

— А где Туул? — выглянув в окно, спросила Эн, — он что, не будет сегодня ужинать?
— Он на меня обиделся.
— Ли, — она широко открыла глаза, — ты обидел домового?
— Я просто предложил ему взять выходной, дорогая.
— Ну, — махнула она рукой, — это безнадежно...

***

Однажды вечером, возвращаясь с работы, он заметил, как рядом с калиткой блеснул знакомый серебристый плащ.
— К нам приходила фея О? — спросил он жену.
— Не к нам, — расставляя тарелки, ответила Эн, — она приходила к нашей дочери.
— К Дане? Но зачем?
— Сейчас узнаем, — прислушиваясь к неслышному скрипу ступенек, ответила она.
— Пап, привет! — сказала Дана, протягивая ему зеленый горшочек, — возьми его, тетя О сказала, что там бальзам, который хорошо лечит любые раны.
— Вот как, — улыбнулся Ли, — а о чем вы еще говорили с тетей О?
— О больших богомолах.

Иногда к ним залетала Лили. Она выкладывала на стол баночки с вареньем и внимательно слушала Данины рассказы...
— Счастливые вы родители, — вздыхала она.
— Что случилось, Лили?
— Опять Эля.
Оказалось, что младшенькая опять нагрубила соседке, а та, конечно, нажаловалась Бергу.
— И что сказала эта нахалка?
— Сказала, что если той не нравится жить рядом с ведьмами, то пускай ищет себе другой дом, причем лучше на другой улице, а если повезет, то и в другом городе.
— И Берг ее не высек? — пошутил Ли.
— Что ты, — возмутилась Лили, — он просто сказал ей, что если будет еще одно замечание, то он конфискует ее метлу, а саму отправит на бриг мыть гальюны.
— Жестко, — заметил Ли.
— А с ней иначе нельзя, — снова вздохнула Лили, — она же копия моей мамы.
— Что ж, гены есть гены, — глубокомысленно изрек капитан.
— Какие еще гены! — сердито воскликнули подруги.
— Понимаешь, Ли, — попыталась объяснить ему Эн, — тут дело вовсе не в каких-то там генах, тут дело в имени. По нашим законам нельзя называть ребенка именем, которое еще не прошло полный магический круг.
— Не понял, а зачем тогда назвали?
— Это все Берг, — покраснела Лили, — сказал, что имя больно красивое, да и бабушка была бы рада.

***

Дана рано узнала, что ее мама волшебница, причем рассказал ей об этом Туул, когда однажды Эн растаяла прямо на глазах ошеломленного ребенка.
Рыжебородый домовой был не просто "лучшей нянькой во всех мирах" (по словам Лили), он был отличным другом и еще обладал чудесным свойством — он всегда знал, что происходит в доме.

— Пошли готовить обед, — говорил он ребенку, прислушиваясь к наступившей тишине на кухне.
И они вместе, придвинув скамейку к столу, мыли и чистили овощи, резали их кубиками, соломкой и кучерявыми спиралями (имейте в виду, это умеют делать только домовые) и варили знаменитую похлебку тетушки Гмин.
А вечером Дана, смеясь, рассказывала отцу, как собирала распрыгавшуюся по всей кухне картошку.

Как-то ночью теплый, летний ветерок расшалился не на шутку. Он пробежался по крыше и громко прихлопнул открывшуюся дверь. Ли, услышав стук, отложил книгу и поспешил в коридор. Он очень боялся, что ребенок, проснувшись, может испугаться, увидев Эн сидящей на полу такой, какой увидел он ее когда-то. Грязной, измученной, с поломанными ногтями, разбитыми коленками и страшными черными синяками на шее.

Ли открыл дверь и замер, услышав громкий шепот.
— Мам, давай я тебе помогу.
— А где папа?
— Папа спит, давай не будем его будить, ты же знаешь как он всегда за тебя переживает.

В ванной шумно текла вода, а Ли сидел на кухне и смотрел на фотографию, которая висела на стене.

***

Первый день осени выдался свежим и прозрачным. Пахло яблоками, рассыпанными на чердаке, легким дымком и прелыми листьями.
— А разве Туул не проводит тебя в школу? — спросила Эн у дочери.
— Нет, — поправляя лямки красного рюкзака, ответила Дана, — он сказал, что придет позже, чтобы испечь к нашему возвращению пирог.

Где-то за деревьями звонко пела труба и они, взявшись за руки, побежали навстречу музыке, которую выдували, смешно надувая щеки, курсанты мореходного колледжа. Первоклассников увели на экскурсию в разукрашенную школу, а родители остались их ждать у фонтана, который неожиданно устроил целое водное представление, меняя цвет и высоту струй.

— Ах, это просто волшебно! — услышал Ли чей-то восхищенный голос.
— Неужели волшебно? — заговорщицки подмигнул он любимой жене.

Дождавшись Даны, они отправились кататься на качелях, есть мороженое и фотографироваться.
А через неделю Ли принес целую пачку фотографий и день, разбитый на множество картинок, уютно разлегся на обеденном столе.
— Давайте повесим одну фотографию на стену? — предложила Дана.
— Давайте, — поддержала ее Эн, — вон посмотри, та с мороженым очень хорошая.
— Нее, с качелями лучше.
— А может быть та, где мы обнимаемся? — обнял своих девчонок Ли.
— Погодите, — сказал Туул убирая прочитанную газету.
Он ловко забрался на стол и осмотрелся.
— Вот эта, — твердо сказал он.
— Эта? — удивились все.
— Да, — кивнул мудрый домовой.

Удивительная фотография, похожая на маленькое окно в тот счастливый осенний день, висела с тех пор на гладкой стене. На ней не было Даны, не было Эн и не было Ли, а была только металлическая изгородь старого парка, кружевная тень от невидимого дерева на светлой дорожке и красный рюкзак на деревянной скамейке.

***

Когда ребенку исполнилось шестнадцать, почтальон принес заказную бандероль, в которой лежали три приглашения из седьмого мира на королевский бал.
— Надо шить платья, — сказал Ли.
— Одно! — подняв указательный палец, — заметила Эн и добавила, — не хочу вам портить праздник.
— Ма-а-ам.
— Может рискнем?
Бледно-зеленое платье, не дождавшись хозяйки, навсегда осталось висеть в шкафу.

— Это ничего, — ободряюще говорила Дана, помогая отцу застегнуть золотистые пуговицы с хвостатыми кометами, — зато теперь у мамы есть бальное платье на мой выпускной.

Они вернулись под утро. Эн, завернувшись в платок, поджидала их на крыльце.
— Говорят, кто-то танцевал с принцем? — спросила она.
— Они выглядели прекрасно, — расстегивая синий мундир, заметил Ли.
— Что же, это хорошая партия, — подмигнув мужу, сказала Эн. — мальчик умен, красив, да и родителей мы хорошо знаем.
— Умен? — фыркнула Дана, — а вы знаете, чем этот ваш мальчик, занимается в свободное время?
— Никогда не интересовалась, — озадаченно ответила Эн.
— Убийством бедных лесных животных! — воскликнула Дана. — Или, как говорит их высочество, — саркастически добавила она, — все это называется "настоящей королевской охотой".
И ушла, сердито хлопнув дверью.

***

Время шло.
Ли по-прежнему водил трамвай, Эн пропадала в разных мирах, а Дана после школы бежала в ветеринарную клинику помогать старому доктору Йену.

Тот злосчастный день был похож на черно белую фотографию. По тоскливому серому небу ветер гнал рваные тучи, срывая с деревьев скрюченные листья и сметая красную чешую со старой черепичной крыши. Эн разулась и, держась за основание флюгера, спустилась к окну. Черный дым сочился сквозь витую решетку, которая раскалилась и не поддавалась заклинанию. Обжигаясь, она вырвала ее и глядя как та, кувыркаясь падает вниз, услышала тихий голос Ли. Надо было срочно вернуться, но...где-то там в дыму плакал ребенок. И Эн, закусив губу, протиснулась в проем и исчезла в темноте.

Через час все было кончено. У разрушенного замкового моста топтались, покрытые каплями сгустившегося тумана, сердитые лошади. Они шумно дышали и тревожно косились на кружащих поодаль зловещих грифов. Рядом с молчаливой высокой старухой, которая прижимала к груди спящего мальчика, громко переговаривались воины, а раненый бородач, глядя в безучастные глаза Эн, тщетно пытался всучить ей кожаный мешочек с монетами.
— Возьми, волшебница, — хрипло повторял он, — возьми, ты же знаешь, что иначе наша богиня проклянет нас.

Всадники скрылись в тумане, а Эн, горестно опустив плечи, скользя и спотыкаясь пошла по дороге, по которой белая снежная крупа, смешиваясь с черными хлопьями, крутилась, заполняя собой вязкую колею.
За деревьями мелькнула река. Эн вышла к ней и опустила в ледяную воду обожжённые руки. Тоненькое колечко, сделанное когда-то искусным гномом, соскользнуло с пальца и исчезло.