Переходный мир Часть 2 Утка Лена

Насколько помнит читатель, в августе прошлого года «Ширинский вестник» печатал первую часть фантастического романа «Переходный мир» сибирского автора Георгия Василюка. Рискуя отвлечь вас от «захватывающего политического действия» и не менее фантастической реальности, редакция предлагает продолжить знакомство с героями «Переходного мира». Вашему вниманию предлагается вторая часть романа. В первой, как помнит читатель, главный герой Роман в поисках следов матери попадает в Переходный мир на кордон кота Рыжего. Кот рассказывает ему о событиях недавнего прошлого, кровавых и трагических, захвативших Переходный мир и мир людей. С прилетевшим на кордон разумным Зайцем Роман отправляется дальше в Автономию. Итак…
Роману снилась большая кружка пива. Пиво было холодное и терпкое, и он никак не мог напиться. Кружка появлялась опять и отодвигалась, пропадая за запыленными стеклами давно закрытого пивбара…
Он проснулся. Его, действительно, мучила жажда, язык пересох и едва шевелился во рту.
«Спирт, коньяк, «Амса», сколько же я вчера… Брр…»
Он уронил голову на подушку, но заснуть снова уже не получалось.
«Давненько со мной такого не было. – Однако, эка невидаль – болеть с похмелья. Я же в Автономии, здесь с этим делом все по-другому. Были бы деньги. Кстати, о деньгах…»
Он ощупал карманы и вытащил бумажник. Толстенькая пачка косиков и документы были на месте. Роман посмотрел на часы, но они стояли.
«Черт бы побрал эту электронную гадость. Автономцы такими не пользуются. Где же я нахожусь?»
Помещение меньше всего походило на гостиницу для зарубежных гостей. Оно вообще мало походило на гостиницу, хотя, очевидно, являлось именно ею. Небольшая, давно не беленная комната, две железные кровати, застеленные шерстяными покрывалами. На той, что не спал Роман, бокастилась подушка, белая наволочка которой уже давно не была белой. На стене висела картина или репродукция, чего совершенно нельзя было разобрать, как впрочем и то, что на ней изображено. Роман однако на все это обратил внимание потом. Сейчас он понял одно: не только водки, но и воды в его номере не было. Он толкнул дверь и вышел в коридор, темный и пахнущий кошками и свалкой, которую давно не сжигали. Пол с огромными щелями скрипел и, казалось, был готов рассыпаться при первом же шаге. Роман дошел до деревянной лестницы и спустился вниз. Входная дверь была не заперта, и ветер то открывал, то снова закрывал ее. Никого не было. Улица, на которую вышел Роман, тоже была пустынна. Вокруг стояли полуизбущки-полуземлянки, и двухэтажное здание гостиницы возвышалось над ними, как утес.
Роман поискал взглядом хотя бы водонапорную колонку.
«Н-да, веселенькое место. Что, здесь нейтронная бомба взорвалась? Да где же они, черт побери, берут воду?»
Но тут же его заинтересовал другой вопрос. Обыкновенные в этих случаях поиски белого сарайчика с буквами «М» и «Ж» кончились с тем же результатом, что и попытки найти колонку. Роман обошел гостиницу и по запаху вышел на нужное место. Это была загородка, в которую сливали нечистоты и на очень дальнее расстояние использовали в качестве туалета.
«Ну что же», -Роман оглянулся и расстегнул брюки. Уже застегивая их, он подумал:
«Ну-ну, дурак, кого же ты тут стеснялся?»
Воду тем не менее надо было искать, до и вообще выбираться из этих трущоб. Уж больно не нравилось ему здесь. Даже жажда и головная боль не могли заглушить тихого ужаса и безнадежности, совершенно как будто беспричинных, но без причин ничего не бывает, это Роман знал твердо.
Он вернулся в гостиницу за вещами. Не без труда нашел свой номер, толкнул дверь и замер. На кровати, почти полностью занимая ее, расположилось большое, напоминающее гуся и лебедя одновременно существо. Оно подняло вверх раскрытый розовый клюв, словно старалось поймать летящий камушек, и попыталось что-то выговорить:
-Зах… зах…
Потом, выдвинув вперед крылья, прижало их к груди. Жест был понятен.
«Тьфу ты, меня же предупреждали, что на нормальном человеческом языке здесь могут говорить только высшие млекопитающие. Остальные делают это с большим трудом. А это утка. Обыкновенная разумная утка, только очень красивая. Откуда она здесь взялась?»
Утка, выдвинув вперед крыло, показала на кровать. Там лежал черный ящичек, напоминающий миниатюрный транзисторный приемник.
«Радио, что ли? Идиот. Передатчик».
Роман схватил транзистор и прижал к уху.
-Не надо так близко, - послышался голос. Обыкновенный женский голос, только усталый и раздраженный. – Положи в карман. Теперь ты меня все равно услышишь.
Роману уже приходилось много видеть этих загадочных существ и много слышать, но в прямой контакт он вступил только теперь. Он вспомнил и, наверное, некстати, что разумные млекопитающие не очень их жалуют, хотя когда-то все они были союзниками в борьбе против людей. И про то, что говорил о них кот Рыжий, тоже вспомнил…
Утка улыбнулась. Она, конечно, не могла улыбаться, этого не мог никто из разумных животных, но она улыбалась.
-Что, похожа я на Снежок? Снежок – мой идеал. Впрочем, ты меня не поймешь. Ты не знаешь, кто такая Снежок? Ладно, давай о деле.
-Попить бы чего-нибудь…
-Ах, как же это я, извини… Но охота покрасоваться перед новеньким.
Утка открыла стоявший на полу саквояж и начала вытаскивать содержимое. Крылья ее с когтями, как у какой-то мезозойской птицы, действовали не хуже рук или лап. От первого же предмета Романа бросило в дрожь:
«Амса». Я же воду имел ввиду».
Утка, похоже, умела читать мысли.
-Погоди. Будет тебе белка, будет и свисток, кажется, я правильно сказала? Вот тебе и напиток, на клюкве, по слухам помогает.
Роман выпил розовый кисловатый морс и, хотя он был без малейших признаков алкоголя, видно, разбавил вчерашнее, и старый хмель, словно зверь, набросился на Романа. Утка показалась ему еще более приятной. Он закурил и потянулся к «Амсе».
-Погоди. А еще говорят, что люди вежливые.
-Ну прости, если нельзя. Или тебе предложить?
-Мое же вино? Дурак. Ну ладно, не будем ссориться при первой встрече. Меня зовут Утка Ленская. А проще Лена.
-Ничего себе Лена, -Роман усмехнулся, но, посмотрев на утку, подумал:
«А почему бы и нет? Среди своих сородичей такая красавица не то что Леной, Еленой Прекрасной могла бы себя называть».
-А меня Романом… Николаевичем. А ты кто? Директор этой гостиницы?
В ушах Романа зазвучал смех, веселый и чуть ехидный.
-Ну, где же ты видел, чтобы директора гостиниц так заботились о своих постояльцах? Кстати, с кем же это ты вчера так надрался?
Роман тряхнул головой и тут же схватился за нее.
-Больно? Ну, налей, только немного. И мне не предлагай, я не пью.
-Эти ваши военные…
-Военные везде одинаковы, с ними лучше не связываться. Не помнишь, кто тебя сюда доставил?
-Кажется, такие рыжие с хвостами. Белки?
-Правильно. Если бы зайцы, те вообще посреди улицы бросили бы. А у нас патрульные подбирают только трупы. Считай, тебе повезло. Ну, а теперь… Теперь ты пойдешь. Да, далеко. И ты поможешь мне, слышишь, поможешь…
И тут комната, утка, все вокруг стало дрожать и расплываться, как акварельная картинка, на которую плеснули воды. А потом наступила тьма.
(Начало в №57. 21 мая 1993 г.)
«Черт, приснится же такое!»
Роман приподнялся на кровати и ощупал голову. Никакой похмельной боли не было. Вчера он выпил, но не столько, чтобы болеть. И он хорошо помнит, как майор, заяц Беляков отвез его во «Флору» а не по-гостиничному дружелюбный дежурный (тоже заяц) проводил его до самого номера.
«Привидится же такое…»
Роман встал, пошел в ванну и включил воду. Жажда, та самая неутоленная жажда продолжала его мучить, и чувство тревоги, неясной, но близкой опасности не покидало его. Всему виной, конечно, был сон. Он подставил губы под сильную струю:
-А вода вкусная!
Почистив зубы, сполоснул лицо и раскрыл бритвенный прибор. Выскребая щеки, он никак не мог отделаться от мысли о сне.
«Что-то тут не так», - но додумать не успел, в дверь постучали.
Роман быстро закончил бритье и открыл. На пороге стоял заяц Беляков и еще один. На нем были невесть откуда взявшиеся здесь джинсы «Монтана» и кожаная куртка почти без пуговиц. На голове красовался берет, водруженный между торчащими вверх ушами, отчего и сплюснулся наподобие лодочки. Через плечо у зайца висел очень знакомый саквояж.
-Коллега, что ли?
-Рад приветствовать. Как спалось?
-Спасибо. Очень хорошо.
-Вот и отлично. А это Хвоин, репортер из «Автономских новостей».
Хвоин протянул лапу, и это показалось Роману еще более забавным, чем сам заяц. Лапу он все же пожал, правда, осторожно, стараясь не касаться когтей.
-Вы пока беседуйте, - Беляков замялся, - Мне надо отлучиться. Правда, ненадолго.
Роман рассматривал зайца.
«Чего ему от меня надо? Я ведь не звезда эстрады и не заместитель министра внешней торговли…»
  -Немного удивлены, коллега? Ну, ничего. Журналист, он и в Африке журналист. Надеюсь, мы друг друга поймем. У нас тут торжества по случаю двадцатилетия третьей войны. Ищем участников, пишем о том, что было и чего не было. Теперь догадался?
-Нет.
-Видишь ли, у нас никто понятия не имеет, что у нашей героини был сын.
-Вашей героини?
-Ну да, ее недавно наградили орденом и поставили памятник. С опозданием, конечно, но лучше поздно, чем никогда, правильно? Так что давай выкладывай, где родился, где крестился. Да что тебе объяснять, сам знаешь.
-Но какое, простите меня, отношение это имеет к моей матери? Когда она к вам уехала, мне и пяти лет не было.
-Неважно, рассказывай…
-Ну родился я…
Роман вдруг ясно представил город, в котором родился, его центральную улицу, затененными могучими тополями, с тротуарами, всегда полными народа, и клумбами ярких цветов. Гранитный шпиль на набережной, опоясанный чугунными цепями и саму набережную над прозрачными зеленоватыми водами прекрасной, как детство, реки. Сияющие обновленной красотой соборы и извилистые проходные дворы, бесконечные предместья, домики, изукрашенные деревянным чудом кружев давно забытых мастеров. В одном из таких домов он и родился… Но он плохо помнил этот дом, его вскоре снесли, и теперь на том месте стоял какой-то научно-исследовательский центр. Дом был связан как-то с матерью, которую он почти не помнил. Отец уничтожил даже ее фотографии. А вот письма не сумел. Вера их сохранила.
Странно все это: вторая жена прячет и бережет письма жены первой. Но Вера была особенной женщиной. Она и сама хотела узнать, что означают эти письма, из-за них, наверное, и начался у нее разлад с отцом. Хотя только ли из-за них? Роман заставил себя не заглядывать дальше в память и лишь усмехнулся про себя: «Везло же папе на оригинальных дам».
-Вот с этих писем и началось. Отец, разумеется, на эту тему говорить не хотел, но однажды за бутылкой… Словом, через письма я и вышел на то, что со мной происходит.
-Ну и как, доволен?
Заяц явно насмехался. И Роману это не понравилось. Он промолчал.
-Копий у тебя, естественно, нет…
-Разумеется.
Собеседник достал сигареты.
«Филипп Моррисс», - отметил Роман, но больше всего его удивило то, что заяц курил. Разумных животных с сигаретой он еще не видел.
-Угощайся. – Хвоин подвинул пачку. – Жаль, что ты все так плохо помнишь. Впрочем, для людей это естественно. Сюда-то выбраться нелегко было?
Роман лишь усмехнулся.
-Вообще-то ты смелый парень. Но это твои проблемы. Давай-ка я тебе в этом интерьере.
Хвоин раскрыл кофр.
«Сейчас вытащит «Никон»».
Заяц вытащил «Никон».
-Ну, веселее, в Автономии улыбки в большой цене.
 Роман в это время смотрел на дверь. И с лицом Романа произошло нечто подобное тому, что случилось с лицом Чарли Чаплина, когда тот откушал виски «Белая лошадь». На пороге рядом с Зайцем Беляковым стояла белоснежная утка в светло-сиреневой накидке, скрепленной на шее золотой цепочкой.
-Ты чего испугался?
-Нет-нет, ничего…
-Ну так улыбочку…
  «Чвак». И еще раз: «Чвак».
-Готово. За снимком придешь по этому адресу.
Хвоин сунул Роману свою визитную карточку. И тут он тоже увидел утку.
  -Ой, я сейчас упаду! Откуда же ты такая? Отличный кадр…
-Убирайся, - сказала утка.
Хвоин опустил аппарат и взглянул на Белякова. Тот едва заметно кивнул, и репортер исчез.
-Знакомьтесь. Ваш гид, опекун, проводник, как хотите. Она закреплена за Вами на время пребывания в нашей замечательной стране, - сказал Беляков.
-Утка Лена! – хотел воскликнуть Роман, но что-то, он сам не понял что, его удержало.
(Начало в №№57, 60. 28 мая 1993 г.)
-Ее зовут Ленская, - продолжил Беляков. – Пусть Вас не смущает, что за Вами закреплена утка. Она – один из лучших работников агентства по контактам. А чтобы Вам было легче общаться, возьмите вот это.
Заяц вытащил из кармана черный ящичек. Роман тут же сунул в карман брюк руку и с ужасом нащупал там такой же.
-Берите, не бойтесь. Это УРП – универсальный разговорный передатчик. Людям он здесь необходим.
-Да-да, конечно, - Роман торопливо схватил ящичек.
-Ну все. Надеюсь, вам не будет скучно… вдвоем.
Когда за Беляковым закрылась дверь, Роман попятился и сел на койку.
-Значит, это был не сон.
-Простите, не поняла.
«И голос тот же».
-Да не валяй дурака, Лена. Мы же виделись не далее как…
Роман машинально посмотрел на часы и тут же вспомнил, что они стояли. Тогда стояли, а теперь шли и вроде нормально…
-Вам это приснилось, - сказала утка негромко. –Понимаете, приснилось. Такое здесь с каждым случается, не берите в голову. А если хотите на «ты», пожалуйста. Мы, звери, не любим лишних церемоний.
-И это тоже приснилось? – не сдавался Роман, достав второй передатчик.
  -Ну, эту штуку тебе кто-то вчера за столом сунул, а ты и внимания не обратил. Чем больше «Амсы», тем хуже память. Разве не так?
-Так…
-Вот и отлично. А теперь пойдем завтракать.
Они спустились в подвальчик. Заяц-официант, не спрашивая заказа, принес ветчину, салат, тонкие ломтики белого хлеба и симпатичный рубинового цвета графинчик.
  «А ведь тогда я так и не успел выпить», - подумал Роман, наливая большую пузатую рюмку. Вместо ожидаемой «Амсы» в графине оказалась натуральная «Мадера», приятнейшее из вин. Он хотел налить и Лене, но вспомнил ее слова, услышанные во сне.
-А может, все-таки не во сне? Тогда как и где?
Роману хотелось поговорить, но с чего начать, не знал.
Лена сама прервала молчание:
-Послушайте, а ведь у меня такое впечатление, что мы когда-то уже виделись. Только очень давно. Не вспомнишь?
Теперь она смотрела в упор. Чушь, что животные не выдерживают человеческого взгляда. Выдерживают, да еще как. Даже не мигают.
Роман было усмехнулся: ну вот вам, здрасьте, когда это «очень давно» он мог видеться с разумной уткой? Но зальчик вдруг начал кружиться, перед глазами поплыло, послышалась далекая музыка, какая-то полузабытая мелодия, почти уже незнакомая, и запах близкой реки, и запах тонких духов. Было! Было что-то. И такой же барчик, и вино, и глаза темные, как сливы, только большие, человеческие. «Боже! Неужели ту девушку тоже звали Лена?»
Роман вздрогнул и уже с откровенным испугом посмотрел на утку. Наваждение прошло. Он полез в карман за сигаретами и вместе с пачкой вытащил хвоинскую визитку.
«Ул. имени Кошки Лисянской, 22, редакция газеты «Автономские новости». Заяц Хвоин, быстрый репортер и очеркист».
«Ишь ты, сразу и репортер, и очеркист, да еще и быстрый. Любопытно».
Роман подал карточку Лене:
-А можно заглянуть в эту редакцию?
-Конечно, только разве тебе своя не надоела? Или тебе этот заяц приглянулся? Мерзкий тип, по-моему. Ну если хочешь, поехали.
У высокого, отделанного красным и, очевидно, недешевым камнем крыльца их ждала машина. На этот раз не джип местного производства, на котором он  ехал с аэродрома, а прозаическая «Нива». Заяц-шофер открыл дверцу, и Лена, пропустив Романа, без какой-либо неловкости устроилась на переднем сиденье этого совсем не предназначенного для уток автомобиля.
Роман уткнулся в окно. Столицу Автономии Косюнцеград он видел впервые, хотя и пробыл здесь уже более суток. Когда он вышел из вертолета на военном аэродроме, Беляков отвез его в какой-то особняк на окраине. Там было много зайцев в мундирах, несколько белок в вечерних платьях. Весьма приятных на вид. Роман было заподозрил неладное, но все отнеслись к нему дружелюбно, и его тревога прошла. Одна из белок, с быстрыми глазкам и забавной мордочкой, сразу же подсела к нему и завела разговор о поэзии Пастернака. Роман Пастернака знал плохо, поэтому переключился на Евтушенко.
Вина хватало, а вот закуска была своеобразной: ореховый хлеб, сырая морковь, капуста, еще какие-то овощи, напоминающие не то огурцы, не то кабачки. Потом кто-то догадался, может быть, и та самая белка –Роману принесли персональное блюдо: большой кусок жареной баранины. Трудно сказать, понравилось ли это зайцам, но вида они во всяком случае не подали. А разъехались только ночью. Так что города Роман не видел и теперь с интересом глазел по сторонам. Первое, что бросилось в глаза, - абсолютный беспорядок в уличном движении. Ни тебе светофоров, ни дорожных знаков. Грузовики, легковушки, мотоциклы, повозки с впряженными в них лошадьми, наконец, велосипеды неслись куда-то сломя голову, ревели клаксонами, визжали тормозами, и одному Богу известно, как не сталкивались на перекрестках. Лишь однажды в особой толчее, разглядел белку-регулировщика, которая что-то пыталась сделать своим жезлом.
Однако, несмотря на весь это шумный беспорядок, Косюнцеград выглядел провинциальным, трех-пятиэтажным. Лишь кое-где возвышались обязательные для всех столиц мира, в том числе и Переходного, стеклобетонные башни. А в остальном дома были простенькими, как в новом райцентре, но изукрашены на все лады, хоть аляписто, но весело. И было много зелени. Огромные тополя поднимали мощные кроны, рядом росли березы, клены, ниже акации, местами попадались сосновые, еловые, даже кедровые аллейки.
-Хорошо, что у вас тополям головы не рубят, - заметил Роман.
-Да, - отозвалась Лена. – глупостей и здесь хватает, но тополя не режут и винные лавки не закрывают. Что верно, то верно.
Здание редакции Роман угадал сразу: два узких шестиэтажных дома с плоскими крышами, поставленных под углом друг к другу. Ни дать- ни взять: раскрытая книга со строчками окон.
«Смотри-ка здесь неплохие архитекторы. Вот тебе и звериное царство».
«Автономские новости» жили нервной, суматошной жизнью. Прямо на крыльце гости столкнулись с отчаянно спорившими зайцами и курицей, причем впечатление было такое, что между ними вот-вот начнется драка. В вестибюле, уставленном фикусами, канареечными клетками и аквариумами, тоже кто-то куда-то бежал, ронял бумаги, орал, мяукал. Пробравшись через толчею, они втиснулись в лифт с неопрятно одетым и раздраженным субъектом с оборванным ухом и грязным конвертом, который он прижимал с свисавшей на груди сосульками шерсти. Лифт пролетел на шестой этаж. Проходившая мимо белка остановилась, посмотрев на них с недоумением и, как показалось Роману, с досадой.
«Сейчас спросит: «Что надо?»»
Но белка молчала. Роман уже приметил, что звери редко начинают разговор первыми, обычно ждут вопроса.
-Простите, где я могу найти зайца Хвоина?
-Если опять с мостом, то не к нему. И вообще он занят.
-Что? С каким мостом?
Тут вмешалась Лена:
-Послушай, пишбарышня, этот Хвоин сам нас сюда пригласил и у нас не вагон времени.
Взгляд белки стал совсем недружелюбным.
-Туда, - она показала не то влево, не то вправо и пошла дальше, помахивая пышным хвостом.
Хвоина все-таки разыскали. Он вылез из фотолаборатории, щуря раскосые глаза на яркий свет.
-Кого я вижу!? Сын героини почтил нас своим появлением! А чего так рано? Сейчас даже стакан некогда засосать, во, - он красноречиво провел лапкой по ушам, демонстрируя крайнюю занятость и нехватку времени.
(Начало в №№57, 60, 63. 2 июня 1993 г.)
-Да извини, хотел посмотреть, как вы тут.
-Как мы тут ерундой занимаемся? Смотри, смотри. Минут десять назад в его кошачью башку пришла очередная бредь, наверно, опять из «Зеленого замка» позвонили – посылает на кедровники. Что-то там у Лесного кооператива н ладится: не так опыляют или не тем поливают, черт их сам не разберет. Я –городской репортер, что мне там делать? Я же не белка - по кедрам лазать.
-Я понимаю, - живо посочувствовал Роман.
-Слушай, а давай вместе туда слетаем? Орешек пощелкаешь, да еще с собой прихватишь. Белочки там просто… ух! И самогончик ореховый – фантастика. Машина будет через полчаса, вертолет – через час. Поехали?
Роман оглянулся на Лену. Та кивнула.
-Ну, поехали.
-А пока развлекись, утренняя, - Хвоин сунул в руки роману газету.
Устроившись у окна, он начал ее рассматривать. Газета была несколько меньшего, чем земные, формата, зато на восьми страницах. Печать отличная.
Пространных экономических и пропагандистских статей, которые надоели и в своей, и в других газетах на Земле, он не обнаружил. Фотографии, объявления, реклама занимали ее почти наполовину, остальное – небольшие заметки об автономских и неавтономских событиях. Очень удивило и озадачило обилие сообщений о земных делах, причем большинство непосредственно от западных агентств.
«Как же это им удается?»
Он повернулся к Лене и показал сообщение Рейтер.
-А что тебя удивляет?
Роман объяснил.
-Ах, вот что. Мы просто перехватываем информацию – почти все земные радиостанции прекрасно прослушиваются. Нет, денег не платим. Думаю, что Рейтер не в обиде, потому что ничего не знает. Да если бы и узнали, не обиделись бы, а?
-Пожалуй.
Роман продолжал изучать газету и наткнулся на сообщение:
«Вчера в Автономию прибыл сын известной всем нам Валерии, героической медсестры, которая разделила участь фронтового госпиталя, уничтоженного людьми во время третьей войны. Как выяснилось, сын героини ничего не знал о судьбе матери. Встретившие его официальные лица выразили готовность оказать всю возможную помощь в установлении истины. Роман, так зовут этого человека, пожелал поближе познакомиться с жизнью и достопримечательностями нашей удивительной страны».
«Гм… Быстро работают. Но почему они называют ее Валерия? Ах, да, белка Сероватенькая. Так хоть бы у кота Рыжего узнали ее настоящее имя».
-Все олрайт или о кей, как лучше? Поехали! – влетел чуть не кубарем Хвоин, подхватил кофр и помчался по коридору, увлекая Романа и Лену.
На аэродроме их встретили двое зайцев, одетые в серые тройки, и при галстуках. Роман поразился их выносливости – жара под тридцать. Один начал весьма раздраженно объясняться с Хвоиным. Говорили они по-своему, но Роман все понимал: УРП переводил все безотказно.
-Тебе кто разрешил брать человека? Кто позволил, спрашиваю? Мы летим в отстающий, слышишь, отстающий кооператив. Как, что здесь такого? Сейчас узнаешь… Черник, будь добр, позвони Котивленко, спроси, чем он там думает…
И тут Лена, на которую они поначалу не обратили внимания, вытащила из сумочки зелено-желтую книжицу и поднесла ее к глазам зайца так, словно он страдал близорукостью.
-Это меняет дело…
Они пошли к вертолету.
Кооператив Роману понравился, и он не мог понять, чего уж так испугались зайцы-инструкторы. В вертолете выяснилось, что набросившийся на Хвоина заяц по фамилии Стурин был функционером Новой Социалистической партии, в данный момент правящей, а Черник – чиновник из сельхозведомства. Они с задумчивым видом ходили среди пушистых, в самой поре плодоношения кедров, озабоченно трогали кору, мяли хвою и основательно утомили белку – председателя кооператива.
-Нет, вы все-таки объясните, почему у вас урожай ниже, чем по республике.
Белка обреченно вздыхала:
-Так то ж в республике. Им все в первую очередь. Урожай «трясучками» собирают, а мы колотами или сами лазаем. И потом в республике орехи куда идут? Белкам. А у нас?
- Вы бы поменьше рассуждали. У всех трудности. Лучше выполняйте что вам говорят. Почему подкормку по новой технологии не внедрили?
Тут белка вышла из себя.
-Да потому что после этой подкормки кедры сохнут. И вообще с каких пор зайцы стали специалистами по орехам и учат белок? Вы спутали: тут кедры, а не капуста.
Зайцы не ответили на это выпад, но столь многозначительно переглянулись, что Роман подумал: «Грядут оргвыводы»- и пожалел белку.
Она и сама поняла, что переборщила, поэтому продолжила миролюбиво:
-Вы с дороги, не мешало бы чего-нибудь…
Зайцы заметно оживились. Все прошли в укромный обеденный зальчик. Тут как тут появился невесть куда исчезнувший Хвоин. Он заговорщицки подмигнул Роману и похлопал по сумке, мол, все в порядке, скучать не придется.
Белка в белом фартучке мигом накрыла на стол, но опять все автономско-вегетарианское. Зато вместо «Амсы» появилась бутыль без этикетки с темно-коричневой жидкостью. Зайцы переглянулись и почему-то посмотрели на Лену. Та сделала вид, что ничего не поняла.
Заяц Черник вздохнул, раскупорил бутылку и разлил вино по неизвестно как здесь оказавшимся фужерам из тонкого стекла.
-Ну что, за будущий урожай? – спросила белка, поднимая бокал.
-За ур…рожай, - выговорил Стурин, пережевывая морковь.
Через полчаса все повеселели, кроме Лены, которая не притронулась к вину. Хвоин и Черник вовсю обсуждали мало относящиеся к делу достоинства белок и зайчих, зато Стурина сбить было нелегко. Повернувшись к белке, он читал назидательную лекцию на тему «Борьба за орехи и судьба Автономской республики». Опрокидывать стопки в паузах, между прочим, он не забывал.
-Тебе не кажется, что здесь без нас обойдутся? – спросила Лена.
Роману давно это казалось.
(Начало в №№ 57, 6, 63, 65)
Они вышли на улицу. Кедры стояли высокой темно-зеленой стеной, между ними, теряясь в глубоких мхах, петляла тоненькая тропиночка
(Начало в №№ 57, 60, 63, 65,66)
Роман взял папку и вышел. В последний момент, когда он уже шел к машине, сзади послышался шум, вероятно, подняли тревогу. В машине Роман передал папку кому-то сидящему сзади. И в тот же миг ощутил на плечах женские руки, а обернувшись, буквально уткнулся в мягкие ждущие губы…
Заяц Хвоин больно вцепившись когтями в кожу, тряс его за плечо:
-Ты что, выпил с гулькин нос и так раскис? Мы тебя уже потеряли. Если бы не утка, тут бы и оставили. На, врежь пять капель, сразу полегчает.
Он сунул Роману кружку. Тот выпил, и в голове, действительно, прояснилось.
«Черт, на самом интересном месте», -пожалел Роман о прерванном сне.
  -Агде она?
-Кто?
-Ну, эта… Лена.
УРП донес гаденький смешок:
- У нее свои дела. Сказала, что будет ждать вечером в гостинице. Ну и вкусы у людей. Ну что, летим?
В вертолете Хвоин продолжал пить, запасы оказались большие. Официальные лица потеряли неприступность и галстуки. Черник снял костюм, впрочем, он ему был ни к чему, шерсти хватило бы на три костюма. Стурин, однако, держался.
-Ну и как мост? Фиг вам мост! Пролетите вы с этим мостом, как фанера над Парижем. Ни черта не выйдет.
Хвоин уже в вертолете съел два стакана и окончательно озверел. Но ни Черник, ни Стурин с ним не связывались. Черник даже поддакивал:
-Да, глупость, конечно. Столько денег уйдет. А куда ездить по нему? В Охотничье? В Беляйев?
-В Беличью республику, - поправил Стурин. – Все из-за нее. Но мы должны понимать, что без белок Автономия и дня не продержится.
-Шлюхи! – завопил Хвоин.
С аэродрома Хвоин утащил Романа домой, у него еще что-то осталось, и нужен был компаньон. А у Романа не было сил сопротивляться. Не хотелось даже говорить, до того устал. И все-таки спросил у Хвоина:
-Ваша контора находится на улице, которую назвали в честь какой-то кошки. Она кто?
-Не какой-то а Лисянской, новой героини Автономии. У нас их немного. Твоя мать, кажется, пятая после Лисянской, Рыжей Первой, Снежок и Беленькой. Лисянская во время третьей войны подводной лодкой командовала. Смех да и только. Ну почему кошка? Кошки воды боятся – не могли утку найти. Те хорошо плавают, а еще лучше крякают. Лисянская плавать не умела и воды боялась, а ваш крейсер крякнула. Мяукнул крейсер. В конце улицы памятник - не видел? Ну, и не смотри, ничего особенного – кусок металла на жердочках. Говорят, обломок боевой рубки, поди проверь.
Машина остановилась у пятиэтажки из вездесущего, как грипп, и неистребимого, как экологические проблемы, силикатного кирпича. Проект был явно земного происхождения, разве что лестницы еще уже, а площадки еще крохотнее. Хвоин пнул дверь в свою квартиру. Они вошли в прихожую, устланную изжеванными и растоптанными капустными листами. Навстречу высыпал целый выводок серо-голубых зайчат. Одни были похожи на обычных земных, только чуть крупнее. Другие, постарше, уже начали оформляться в то, что принято, но стояли на кривых задних лапках, а они, передние и задние, непостижимым образом стали превращаться в лапоруки и лапоноги. Зайчата грызли всякие овощи, а самый маленький, не найдя подходящего съестного, грыз ножку стула. Даже появление отца и нечастого гостя – человека - не могло отвлечь от еды. Они могли сожрать дом.
Хвоин выругался. Дал под зад стулогрызу, и они, переступая через хвоинское потомство, прошли в комнату, совсем крохотную, да еще перегороженную тонкой фанерной стеной. Вся обстановка состояла из стола, сколоченного из досок, прибитой полки с чайным сервизом из приличного фарфора и пары стульев, что называется, видавших виды. На одном у газовой плиты сидела хозяйка дома. Она равнодушно посмотрела на вошедших.
-Опять надрызгался, скотина, - перевел УРП.
«Знакомо. Господи, до чего везде все одинаково. Впрочем, на женщину она совсем не похожа. Не то что белки. Те даже верхние сосцы ухитрились под груди переделать. Женщины, да и только. Если б не хвосты и шерсть…»
(Начало в №57, 60, 63, 65-67. 11 июня 1993 г.)
Хвоин, проигнорировав привычное, по-видимому, обращение, направился за перегородку. Здесь была спальня и одновременно кабинет. На столе громоздился фотоувеличитель, банки с химикатами, кюветы, на полу – пишущая машинка, которой на столе уже не было места. Заяц сдвинул банки-склянки и выставил новую бутылку.
-Эй, красавица лопоухая, притащи-ка стаканы да чего-нибудь зажевать. Не хочешь? И черт с тобой.
Хвоин извлек из кофра пару луковиц, огурец и кусок орехового хлеба. Романа, голодного больше самого бездомного автономского кота, такая закуска не устраивала, но выбирать не приходилось. Хвоин разлил вино по керамическим чашкам из-под реактивов.
-Чего молчишь? Не нравится у меня, да?
Роман хотел ответить, что совсем даже ничего, но вспомнил насмешливый голос кота Рыжего: «Вы, люди, всегда врете».
-Конечно, неужели журналисту нельзя найти квартиру поприличней?
-Квартиру? Поприличней? Спасибо бы надо сказать, что в норе не оставили. У нас половина в норах живет. Звери ведь, один разговор. Человеческое жилье нам ни к чему. Хотя и такое у нас имеется, потом скажу. А на таких, как я, денег жалко. На мост не жалко, а на меня жалко. Сволочи.
- Да что за мост такой?
-А, мост через Переходник, - Хвоин махнул лапой и опрокинул на себя чашку. Потом взял окурок из пепельницы. – Уникальное сооружение. Длина – 11 километров, из них девять – под водой. Соединит Косюнцеград и Беляйев – это пригород на левом берегу. Ты еще поедешь туда. Там твой памятник. Люди хотели такой же в Менске построить, а посчитали, во сколько обойдется – прослезились. А у нас – ничего. Мы – богачи. Неймется нашей Бежиной или Рыжей Шестой, так правильней. Десять лет царствует, дольше всех, а ничем себя не проявила. Косюнец Автономию создал. Переплавщица расстрелами прославилась, Белая Старшая –глупостью, Беляйцев – войной. А эта зачем? Обидно…
-Ну, а ты-то здесь при чем?
-А притом. Написал статью, где раздраконил этот проект и в глаз, и в… С цифрами, с выкладками, к людям не поленился слетать. Чего мне это стоило! Люди поумнее нас, да что тебе объяснять, сам человек. А Котивленко, кошачья морда, эту мою статью куда?
-В корзину.
-Вот-вот. Сам знаешь. Я обозлился. Пошел в «Зарю свободы», это утивкинская газета. Те шарахнули под шапкой «Очевидный обман автономии». Мне чуть уши не оборвали. Да черт с ними, с ушами, с работы чуть не турнули. Правда, пожалели, прошлые заслуги вспомнили, оставили. Да и я, проститутка, чуть на полу перед Котивленкой не ползал, мол, больше не буду. Хуже того, на самого себя опровержение пришлось писать. Тьфу! А что поделаешь? Эти сволочи, - он кивнул на перегородку, - Жрать просят. У нас тут работа на улице не валяется.
-Так ушел бы в эту самую… «Зарю».
-Ха! Так они же нищие, утивкинцы, как и всякая оппозиция! Где им так платить, как у нас. Когда были на нелегальном положении, в деньгах не нуждались – люди подкидывали по принципу «Раз они враги косюнистов – значит, наши друзья». А пришел Беляйцев и легализовал их. Умен, собака, даром что заяц. Если не вышло расстрелять, приручить надо. Вообще-то пострелять он тоже любил, нашего брата спровадил на тот свет видимо-невидимо. Но с утивкинцами по-другому поступил – приручил.
- И белку Сероватенькую тоже?
-Сероватенькую? Ты уже знаешь об этом легендарном разговоре? А может, и разговора не было – одна легенда… Короче, Беляйцев ей якобы сказал: «Писатели хороши, пока не мешают политикам». На что та ответила: «Политики гораздо чаще мешают писателям, но когда они это делают, то перестают быть политиками».  Недурно, а? Ты чего не пьешь?
-Слушай, не хочется. Мне в гостиницу пора.
-Дьявол с тобой. На посошок, как люди, я-то уж знаю.
Роман с трудом проглотил ореховую настойку.
-Пойдем, провожу.
Как только они вышли, Роман спросил о ближайшем гастрономе. Он мог поужинать и в ресторане, но при мысли, что снова придется общаться с разумными зверями, еще пьяными, его бросало в дрожь.
-Любите же вы, люди, пожрать, мясо вам подавай. Вон магазин.
Магазин маленький, похожий на сельский. И товары вперемежку. Но что за товары! У Романа глаза разбежались. От икры до американских джинсов и японской аппаратуры. Огромные балыки истекали янтарным жиром, аппетитные охотничьи колбаски висели над копчеными окороками. Чуть в стороне одежда, почему-то женская и первоклассная. Таких кофточек и в «Березке» не найдешь.
«Да, сюда бы наших баб из редакции».
Роман не удержался и попросил кофточку.
(Начало в №57, 60, 63, 65-67,69. 13 июня 1993 г.)
Продавщица зайчиха, не довольная, что ее побеспокоили, сорвала с плечиков шикарный батник и швырнула Роману.
-Сколько7
Зайчиха назвала цену.
«Однако недешево. Но черт с ним. Пока я ни одного косика не истратил. Вот удивится Наталья: «Куда же ты ездил – на Дальний Восток или в Францию?»
После кофточки Роман переключился на продукты. Набрал колбасы, баночек икры столько, что все едва вместилось в тут же купленную сумку. Банки с пивом пришлось толкать по карманам.
Хвоин смотрел на Романа с усмешкой, но тому было плевать. Какое, в конце концов, дело Хвоину до человеческих проблем?
-Откуда у вас?
-Это изобилие? Та же история, что и с мостом. Пыль в глаза пускаем: берем у вас за валюту. Точнее, за лес, нефть, марганец, те же орехи. А вы то же самое у других берете. Опять же за нефть, лес. Изобилие… Ты попробуй у нас капусту купи, тогда узнаешь… для кого все это? Людей почти нет, котов мало. А рубашки такие, как ты взял, белки покупают, те, что с людьми дело имеют. Сказать, зачем?
Начинало темнеть. До «Флоры» было еще далеко, и Хвоин вдруг занервничал, стал чаще оглядываться по сторонам, особенно когда проходили мимо узких улочек и темных аллеек. Потом и вовсе остановился.
-Знаешь, пешком до гостиницы не меньше часа, а гулять по ночам у нас не рекомендуется. Не посмотрят, что ты иностранец. А мы даже ножей не захватили. Да и нож мало поможет… К тому же и сумочка у тебя нелегкая.
-Так возьмем тачку.
-Что? Ах, такси. Попробуй. Пока будешь ловить…
  Что ты меня пугаешь? Что здесь, Чикаго?
  -Не знаю, как там в Чикаго, а в Косюнцеграде по ночам безоружные не ходят. Посмотри вон на тех типов.
У кафешки-забегаловки стояла, действительно, подозрительная компания. Три зайца, курица, кот. Кот пил вино прямо из горлышка. А один из зайцев пытался вырвать бутылку, визжал и вполне по-человечески матерился.
-Хотя эти не опасны, вон, - Хвоин показал на белку вдалеке, которая, опершись на длинную пику, с безучастным видом наблюдала за происходящим.
-Что же она их не заберет?
-Куда и зачем? Это только у вас хватают за кружку пива. Номер телефона в гостинице помнишь?
Роман не сразу понял суть вопроса, а дошло – поразился: если учесть количество выпитого, этот заяц соображал неплохо, он явно рассчитывал на помощь Лены. Но ее как риз ни о чем просить не хотелось. Телефон он помнил, однако отрицательно покачал головой. Потом решительно направился в сторону удалой компании:
-Бог не выдаст, свинья не съест.
-Какая свинья? Сам ты свинья безмозглая. Назад!
Неизвестно, чем бы это кончилось, но в этот момент его обогнала машина и затормозила метрах в пяти. Роман узнал ее: это была «Нива», на которой он утром ездил с Леной.
  -Садись, человек, садись.
Роман в нерешительности остановился. После всего услышанного ему не хотелось бросать Хвоина одного. Но тот даже обрадовался:
-Садись-садись. Я доберусь, мне тут рядом. Как это там? Бог не съест. Свинья не забодает? Ха-ха. Надо записать.
Машина рванула с места так, будто началась погоня, ему стало хорошо: ехать – не идти да еще по улицам с сомнительной репутацией. Ему даже не хотелось думать о том, каким образом «Нива» оказалась в нужное время в нужном месте.
 (Начало в №57, 60, 63, 65-67,69,70. 29 июня 1993 г.)
Лена слово сдержала и действительно ждала его в гостинице. На столе в вазе зачем-то стоял букет алых гвоздик.
-Как? – Лена показала на букет.
  -Прекрасно, - буркнул Роман не очень дружелюбно. – Я, между прочим, не женщина.
-Зато я – женщина. Это для себя купила. Ты удивлен?
-Нет.
Ему было сейчас не до Лены. Молча он начал вытаскивать содержимое сумки и карманов. Лена наблюдала за ним с немалым любопытством.
-Неужели ты все это сможешь съесть?
Роман посмотрел на гору продуктов и пожал плечами.
-Зачем же столько набрал?
«Зачем?.. Поживи у нас на Земле, тогда узнаешь, зачем».
Лена покрутила баночку с лососевой икрой.
-Эту штуку я тоже люблю. Что же, давай ужинать. Я, кстати, для тебя тоже кое-что припасла.
Она поставила на стол бутылку «Мадеры».
-Кажется, это ты предпочитаешь больше, чем «Амсу» и ореховый самогон.
-Ты поразительно догадлива. Например, насчет машины. Как это тебе удается?
-Давай, лучше выпьем.
-Ты же не пьешь.
-Ну, почему… За компанию можно. Чтобы доставить тебе удовольствие.
-Ты мне уже его доставила. Там, в кедровнике. Кстати, мне снова снился этот сон, вернее, его продолжение.
-Ну, и что же на этот раз тебе снилось?
-Как будто я стащил какую-то папку с документами не то из лаборатории, не то из института, вероятно, секретного. А потом приснилась женщина.
-Я так и знала. Все начинается с секретных документов, а кончается женщинами. Хотя иногда бывает наоборот.
Лена взяла бокал.
«Как же она будет пить?»
-Ну, так за окончание снов или за их продолжение?
-Не знаю, но интересно было бы их досмотреть.
-Я тоже так думаю.
Утка поднесла бокал к клюву и влила в себя вино.
-Ты не очень обиделся на меня за то… Ну, что я оставила тебя в кедровнике?
Роман хотел съязвить, но вино и министерский ужин поправили настроение, а утка спрашивала таким виноватым голосом…
-Нет, Лена, нет… Я ведь понимаю…
-Если бы ты хоть что-нибудь понимал… Женат?
-Да.
-И дети есть?
-Дочка Оксана четырех лет. Еще вопросы будут?
-Дочка, четырех лет… Когда твоя мать сюда уехала, тебе, кажется, тоже было четыре года?
-Да, ну и что?
Роман посмотрел на Лену, и его рука с наколотым на вилку кусочком ветчины, который он уже было поднес ко рту, замерла. Глаза утки были неподвижны и беспощадны, как у змеи.
..-Опять… Сначала мучили на Земле, потом в Серове, капитан на границе, теперь она… Да что же это такое?
Лена уже смотрела мимо нее на кровать, где лежал купленный Романом батник.
-Какая милая кофтенка, это ты для жены? Вот бы померить, мне бы, наверно. подошла.
-Но ты же утка!
-Что? Ах, да, я же забыла… Как ее зовут?
-Кого?
-Жену.
-Наташа.
-Красивое имя. Только очень уж распространенное. У вас каждая третья – Наташа.
-Лен тоже хватает.
-Да, конечно. Она очень волновалась, когда узнала, куда ты едешь?
-Она не узнала. Поездка была оформлена вполне безобидно-Ну, а если бы узнала?
Романа начали раздражать эти дотошные и не вполне тактичные вопросы, и настроение снова начало портиться. Он выпил еще и закурил.
«Заволновалась бы, если б узнала? Черта с два! Если тут со мною что-нибудь случится, а только на это все и намекают, она, пожалуй, поплачет – на людях. Даже истерику закатит. А в действительности обрадуется как лучшему подарку в своей жизни. Квартира в центре с телефоном, Оксанка тоже руки  сильноне свяжет. И хлопоты по разводу отпадут. Вот только алименты спрашивать будет не с кого, это ее немного огорчит. Ну, а этой-то зачем про все это знать? Чего она добивается?»
  -Так, говоришь, женщина приснилась? Понятно, в твоем положении…
Эти слова Лены, точнее, ее интонация Романа рассмешила.
  -А ты что, чем-то можешь меня выручить?
  -Напрасно смеешься. У меня на примете милые чистенькие белочки. Что, не подходит? Зря, многие ваши очень даже не против, для коллекции, так сказать. Вообще-то людей-мужчин здесь не так уж мало, а вот с самками вашего вида здесь, действительно худо. Но люди выходят из положения, у них свои мужские клубы. Как насчет этого?
-Ты что, издеваешься!?
  -Ну-ну, я пошутила. Ладно, что-нибудь придумаем.
-Спасибо за участие, но как-нибудь обойдусь. Ты лучше бы почитать принесла…
-Что? «Современный детектив»?
-Почему именно детектив?
-Да потому что обычно просят или детективы, или «Трех мушкетеров». Впрочем, изредка – «Мастера и Маргариту». Не то у вас все это в большом дефиците, не то времени нет дома прочитать.
  «Скорее, первое», - усмехнулся Роман.
-Слушай, принеси Сероватенькую «Черные легионы».
-Вот как? Запрещенной литературой интересуешься? Ну ладно, если ты так хочешь… Но мне пора.
Лена поднялась, взяла сумочку и направилась к двери.
-А цветы?
-Пусть стоят. Они тебе еще пригодятся.
Когда Лена ушла, Роман пересел со стула в кресло и вытянул ноги. Потом, не вставая, лениво протянул руку, взял недопитый бокал. С Леной разговаривать было, конечно, легче, чем, скажем, с котом Рыжим, но, тем не менее, приходилось все время держаться настороже, непонятно почему, но так выходило.
Он сделал пару глотков. Затянулся сигаретой.
«А все же хорошо, черт возьми! Вот так сидеть, пить вино, не боясь, что завтра будет трещать голова, а кто-то издевательски подмигнет: «До двух-то еще далеко-о-о» Цеплять ложкой большие красные шарики, которые ты уж и  забыл, как выглядят, а вот теперь они, полные солоноватого сока, вкусно лопаются на зубах. И никто в целом свете тебя не потревожит. А проблемы твоего мира, твои проблемы пусть пока побудут на Земле. Хотя… Не очень-то здесь для меня спокойно, точнее, совсем неспокойно. И эта Лена, странное двойное знакомство, сначала во сне, потом наяву. Да и сны… Сны ли это? А Лена? Неужели так ведут себя все разумные утки? Непохоже. Скорей всего, она из местной контрразведки, оно и понятно, я же для них все-таки иностранец. Что она там предлагала? Женщину? А я, конечно, стал разыгрывать из себя болвана, которому мерещится, что его будут снимать скрытой камерой, а после шантажировать, что снимки отправят на работу и собственной супруге. Женщина была бы как раз кстати. И пусть снимают, сколько хотят, если нравится.
Подумав о женщинах, Роман уже не мог остановиться. Оно, как справедливо заметила Лена, было «понятно в его положении». И он сразу же представил Веру. Первую женщину. Его мачеху. Она ушла в ванну, а потом обыденным таким голосом, без всякого волнения позвала: «Рома, зайди-ка». Он вошел. Она сильно рисковала, он мог попросту выскочить обратно – эффект был слишком силен. До этого голых женщин Роман видел только на открытках, которые пацаны показывали друг другу в укромных уголках, да еще в фильмах «до шестнадцати», на которые, впрочем, он без труда прорывался. Он мог выскочить, но не сделал этого, потому что остолбенел и зажмурился. А когда он открыл глаза, она взяла его руку и положила себе на грудь. У нее были прекрасные груди. В тот первый раз, когда он целовал их, ему казалось, что он сходит с ума…
Отец, надо думать, догадывался об их связи. Однако, к его чести, не устраивал безобразных сцен с воплями: «Уйди из моего дома, подонок!» и битьем морд. Он даже не поговорил с Романом просто, как мужчина с мужчиной, и, вероятно, напрасно не сделал этого. Но самым удивительным было то, что он не порвал с Верой, ни разу не упрекнул ее. Он все ей прощал. А вот первую жену – мать Романа -  ненавидел, хотя та его, видно, очень любила. Это Роман знал из писем. Это же подтвердил ему кот Рыжий, рассказав о последних минутах ее жизни…
«Но что же это была за девушка тогда в ресторанчике на набережной? Кажется, познакомились на дискотеке. Какая же она была, высокая? Да, как будто. У нее были золотистые волосы и карие глаза. Это редкое сочетание меня тогда и привлекло… А что было потом? Нет, не помню… И ее звали Лена? Ах, да при чем тут Лена? Хватит думать о ней и обо всем этом, так и свихнуться недолго. Слишком много загадок. Лучше пить, если уж есть такая возможность, и смотреть телевизор.
По телевизору передавали вечерние новости. Белка-дикторша с подобающей драматической серьезностью читала:
-На попытки людей ввести ограничения менские портовики угрожают стачкой. Их уже поддержали Всепереходная конференция свободных профсоюзов и независимый союз утивкинцев. Часть людей выступила также на стороне менских докеров.
(Начало в №57, 60, 63, 65-67,69,70. 73. 23 июня 1993 г.)
Однако вновь образованное общество людей потребовало от властей не идти ни на какие уступки. В этом заявлении были допущены оскорбительные выпады против докеров. Положение в Менске продолжает обостряться.
«Молодцы, черти. Прав Рыжий: они себя в обиду не дадут».
Роман выключил телевизор, разделся и лег в постель. Но заснуть не мог долго, даже вино и немалая усталость не действовали. Он боялся снов и в то же время желал их. Наконец, все-таки уснул и проспал без каких-либо даже плохоньких сновидений до тех пор, пока его не подняла приехавшая утром утка Лена.
Погода испортилась, лил дождь, и Роман отказался куда-либо ехать.
Он плохо выспался, да и выпитое накануне не прошло даром. В этом состоянии он любил читать книги. Лена не настаивала. Она оставила книжку и ушла.
Перекусив остатками вчерашнего ужина и заглотнув четыре банки японского пива, Роман поудобнее устроился в кресле. Это была тоненькая повесть в светло-сером картонном переплете, на котором летящими угольными буквами было начертано: «Черные легионы».
«На концах копий они несли свободу. 26 августа в Куркулево, где люди окружили почти безоружных повстанцев, белка Чернохвостикова, обвязавшись динамитом, бросилась под танк. От взрыва мост, по которому шла техника,  рухнул, и люди не успели наглухо замкнуть кольцо. Нескольким сотням восставших удалось вырваться. Среди них была и белка Пчелкина. Она знала, что несет свободу на острие копья, и очень этим гордилась. Но она не знала, да и не могла тогда знать, что свобода слишком неуютно чувствует себя на острие. Свобода и копья, свобода и автоматы, свобода и бомбы – вещи несовместимые».
Так начиналась эта повесть. Очень скоро Роман прочитал ее почти всю.
«… Я не могу… Не могу, поймите же вы!
-Ну не можешь ты, найдем кого-нибудь другого… Впрочем, это же приказ, а ты военная.
-Все равно не могу.
-Хочешь оказаться на их месте?
-Пусть лучше так.
  -Ну-ну. А ведь тебя считали геройской белкой. Два года боев. Куркулево. Охотничье. Менск… Вот-вот придет наградной лист…Ведь как на войне поступают с врагами, как ты сама с ними там поступала?
-Сейчас не война.
-Сейчас - война. И кругом нас – враги. Так говорит президент, а ей лучше знать, кто есть кто. Но что я тут с тобой антимонии развожу. Не хочешь – не надо. Мы ведь насильно никого не заставляем. Да. между прочим, у тебя хорошие бельчатки растут, сколько им уже?
-Вы хотите сказать…
-Ничего я не хочу сказать. Ну так как?
-Идем.
Они спустились в подвал. Автомат лежал на грубой солдатской табуретке. Пчелкина открыла окошко. Их было шестеро: заяц, кот, курица и трое людей – мужчина. Женщина и мальчик. Они, видно, уже долго ждали, поэтому сидели на полу, привалившись к деревянной стенке, врезаясь в которую пули не дают рикошета.
Когда окошко открылось, женщина вскочила первая и, схватив мальчугана, бросилась к решетке, которой было прикрыто окошко. Мужчина встал на колени и заплакал. Курица демонстративно повернулась задом, выставив хвост, кот и заяц остались на месте.
-Сволочи, убийцы, за что? Что мы вам сделали, зверье поганое!?
-Зачем ты на них смотришь? Мы же облегчили тебе задачу – просунь ствол вон туда и нажми на спуск. Вот и все. Они никуда не денутся.  Все рассчитано.
Пчелкина взяла автомат, передернула затвор.
Мужчина стал биться головой о пол, под ним расплылась лужа. Женщина заплакала.
-Да стреляйте же, подлые твари! Сколько будете издеваться? - кот с трудом поднялся, он был сильно избит, а его передние лапы с кровавыми ранами на месте когтей были перехлестнуты стальной проволокой.
-Это вы, вы виноваты, из-за вас… -женщина бросила мальчика и вцепилась в горло коту.
-Мама, не надо дядю котика, его уже били, мама, не надо!
А Пчелкина нажала на курок.
-Будьте вы прокляты…»
Роман опустил книгу.
«Да… За такую повесть хоть где по головке не погладят…»
Зазвонил телефон. Роман отложил книгу и взял трубку.
  -Ну, где ты пропал? Сколько можно похмеляться? – раздался разбитной голос Хвоина.
-Я читаю, - сказал с досадой Роман.
-Чего? Читаешь?
-Да. вашего классика. Сероватенькую.
-Нашел занятие! Брось ее к едреной фене! От ее нытья зубы болят. У меня полдня свободного времени, покатаю по городу.
-Но…
-Да что там. Через десять минут буду у гостиницы. Выходи.
Роман положил трубку, поднялся на ноги и некоторое время стоял в нерешительности.
«Неудобно как-то получается, перед Леной неудобно. Сначала отказался ехать с ней, а потом принял предложение Хвоина, которого она, кажется, недолюбливает… Но, с другой стороны, и Хвоина обижать не хочется. И в конце концов, не торчать же весь день в гостинице, дождь кончился…»
Уходя, Роман с сожалением посмотрел на недочитанную книгу.
«Ну, ничего, Сероватенькая от меня не убежит».
Хвоина, обещавшего быть «через десять минут», не было довольно долго. Наконец, он подъехал на потрепанном и расхлябанном джипе, очень похожем на «Уазик», доживающий последний после двух капиталок срок в редакции районной газеты. Он сходу начал оправдываться:
-Я не виноват. Это все он, Вова. Бывший наш, а теперь большая шишка в издательстве. Никак не мог от очередного пиита отделаться. Развелось их, верно, Вова?
Вова, развалившийся на заднем сиденье, был жирным котом, очень напоминавшим известный персонаж из мультика, произнесший там сакраментальную фразу: «Таити, Таити! Нас и здесь хорошо… кормят!» Он ничего не ответил Хвоину и лишь приоткрыл один сладко зажмуренный глаз.
  -Итак, поедем-ка мы… Хотя, постой, никуда мы не поедем, надо горючее в баки залить.
Роман поискал глазами автозаправочную станцию, но тут же понял, какое «горючее» имеет ввиду Хвоин. Заяц достал фляжку из нержавеющей стали и протянул ее Роману:
-На-ка, провентилируй мозги.
-Но я…
-Пей, пока дают, приедешь домой – не обломится.
Роман сделал глоток. По обжигающему вкусу и запаху трав угадал – «Амса».
Он тут же отдал фляжку Хвоину, который к ужасу Романа, передал ее не Вове, а водителю, тоже коту.
-Ты с ума сошел? Это же…
-Не дрейфь, Маруся, все будет абгемахт, как в лучших домах. Костик, покажи.
Шофер сделал несколько глотков, потом осторожно достал из нагрудного кармана две большие желтые пилюли, для чего-то подул на них и проглотил, запив той же «Амсой».
(Начало в №57, 60, 63, 65-67,69,70. 73, 74. 25 июня 1993 г.)
-Это не для того, чтобы запаха не было. Это «Контрал». Мгновенно восстанавливает разрушенные проклятым алкоголем реакцию и память. Наше автономное приобретение. Наше автономное изобретение. Хотели людям продать – отказались: травитесь, мол, сами этой гадостью. Ну, ваше дело. А нам деваться некуда, у нас право употреблять спиртные напитки записано в Конституции. Правда, в качестве обязанностиэто не предусмотрено: не хочешь – не пей. Хи-хи! У нас свобода.
-Так может, действительно, лучше не пить? Не думаю, что для разумных зверей алкоголь менее вреден, чем для людей. И тут ваше лекарство мало чем поможет.
-Ах, Рома, Рома! Ты эти лекции дома читай. Там у тебя много слушателей найдется. Сколько вы, люди, живете? Шестьдесят? Больше? А ты сколько уже прожил? Ах, двадцать шесть… А мне всего отпущено двадцать пять – тридцать. И за эту-то вшивую жизнешку лишать себя удовольствия? Трезвым я еще буду – целая вечность трезвости впереди…
-Вы там кончили? – подал голос кот Вова. –В задних рядах тоже интересуются.
-Сейчас, милый, сейчас, - Хвоин, отсосав прилично из фляжки, передал ее коту. Потом повернулся к водителю:
-По Бродвею и в Уайтхолл.
-Что? – не понял Роман.
-Это у нас означает улицу Августа и квартал «Сказка». Да не императора, месяца августа. Случился у нас однажды такой знаменательный август. У всех бывает свой Август. А потом появляются Сказки. Хотя «Сказка» - это опять же не «Сказка», а просто квартал «Юго-Восточный». А пока доедем – развлекись, - Хвоин подал Роману «Автономные новости». На первой странице внимание Романа сразу же привлекла фотография весьма несимпатичного обезображенного трупа. «Кошмарное убийство на улице Верхнекленной», -гласил заголовок заметки.
«Вчера между 22 и 23 часами на улице Верхнекленной было совершено чудовищное преступление – заяц, личность которого пока не удалось установить, был убит двумя ударами ножа в спину и шею. Затем у него были отрезаны уши. Версия о том, что уши были отрезаны до того, как его убили, сразу отпала, так как никаких криков, по свидетельству жителей окрестных домов, не было слышно. Комиссар патрульных войск белка Ганина, прибывшая на место происшествия первой, сообщила, что, судя по характеру убийства, его совершили непрофессионалы, что затрудняет расследование. Заяц не был ограблен, поэтому можно предполагать месть. По словам белки Ганиной, подобных убийств в столице не отмечалось больше года. Все, что-либо видевшие, слышавшие, находившиеся поблизости или что-либо знающие, могут дать показание за соответствующее вознаграждение…»
«Весьма оригинальный метод следствия – через газету, я уже где-то читал о таком. Может, он и эффективен? Однако при чем тут первая полоса? Что за бульварщина?
Роман тронул Хвоина:
-Послушай, вам что, кроме уголовной хроники давать нечего? Неужели это самое важное в жизни Автономии?
-Но ты же прочитал это в первую очередь?
-Конечно. Но ведь не это главное.
-Главное- чтоб нас читали. Видел я земные газеты: наберете сорок седьмым кеглем шапку «Обеспечим сытную зимовку для общественных скотов» и думаете, что, увидев это, читатели пляшут от восторга. Кстати, как правильно: «для общественных скотов» или «для общественных скотин»?
Пропущен номер 76
(Начало в №57, 60, 63, 65-67,69,70. 73-76. 30 июня 1993 г.)
Те, кто пишет эти статьи, сами навряд ли попадали в такие ситуации и, дай Бог, чтобы никогда в них не попадали. Но статьи, тем не менее, оказывают свое действие.
«Этого мне только не хватало», - подумал Роман, который и на Земле-то очень не любил ввязываться в подобные истории. Но он уже шагнул вперед и, хотя когда-то ходил на секцию бокса, совсем не по-боксерски влепил одному из зайцев в ухо. Удар получился сильным, и один из зайцев полетел на землю. Белка воспользовалась этим, рванулась вперед и припустила по улице. Роман счел нужным сделать то же самое в другую сторону, но тут ему преградил дорогу вывернувшийся из-за угла дьявольской гостиницы кот. Он держал пистолет, который в его огромных лапах казался детской игрушкой. Но это была не игрушка, а самый настоящий револьвер системы «Наган»
Роман кинулся назад, хотя это было абсолютно бессмысленно: кот, если бы захотел, догнал бы его в два прыжка, а еще проще – выстрелил бы в спину. Но он не стал этого делать. Сзади Романа ждали уголовники-зайцы. Тот, которого он так ловко съездил по уху, вдруг подпрыгнул и, развернувшись в воздухе, словно всю жизнь занимался каратэ, ударил Романа задней лапой в солнечное сплетение. Тот согнулся пополам и, пятясь, уперся в стену "гостиницы».
Теперь они не спешили.
-Дай-ка, я смажу по его гладкой харе, - предложил второй заяц.
-Погоди… Этот бесхвостый ублюдок у меня сейчас попляшет. Он сейчас вспомнит, зачем его на свет мама родила… - заяц стал коротенькими шажками  приближаться к Роману. Одновременно он вытаскивал из кармана длинную цепь.
Роман смотрел на нее не отрываясь и чувствовал, как у него слабеют колени и дрожь пробивает до холодного пота. Это была не обычная для хулиганов велосипедная цепь, хотя и та бы не сулила ничего хорошего. Это была цепь от бензопилы. При ударе она, надо думать, действовала не хуже шашки.
Роман закрыл руками лицо и голову и прижался к стене так, как будто хотел продавить насквозь лиственные бревна – только бы спрятаться от беспощадной блестящей цепи.
Заяц резко размахнулся, цепь свистнула, и…
- А-а-а… -заорал Роман в предсмертном ужасе, уже чувствуя страшный, рубящий пальцы и ломающий череп удар…
Но удара не последовало. Как раз в этот миг прямо над его головой хлопнул выстрел. Заяц выронил цепь, и теперь не Роман, а он катался в грязи, истекая кровью и пронзительно верещал, схватившись за живот.
Словно большой белый бомбардировщик или ангел-спаситель, так вернее, с неба спикировала утка Лена. Кот выстрелил в нее, но, видно, не попал. Зато Лена била без промаха. Пуля вошла коту прямо в лоб, и он упал мордой вперед, прямо в лужу, подняв веер изумрудных брызг. Второй заяц кинулся наутек, петляя и увертываясь, как настоящий заяц.
Утка приземлилась, очевидно, огонь слету ей вести было все же неудобно. Теперь она стояла на розовых перепончатых лапах, сжав обоими крыльями большой автоматический пистолет, откинув назад голову, палила куда-то мимо зайца в сторону лачуг и землянок. Лишь мгновение она потратила на Романа:
-Беги! Кому сказала, мать твою в креста…
Человеческий мат, особенно хорошо поставленный, может вывести из любого нервного столбняка. Роман пролетел все заборы и проволоки, да так, что ни разу не споткнулся. Машина, к счастью, стояла на месте, дверца была открыта.
-Гони! – крикнул Хвоин шоферу. –Гони, пока не лупанули!
И, обернувшись к Роману, прошипел:
-Молись, чтобы машина вынесла…
-Куда же вы? Там Лена.
Роман схватил Хвоина за лапу.
Тот отбросил его руку:
-Какая еще Лена?
(Начало в №79. 7 июля 1993 г.)
Ламанческий! Лыцарь! Зря тебя там не пришили…
-Там Лена осталась.
-Ну и черт с ней! Выкрутится твоя утка, эти твари живучей кошек.
-Слушай, ты… -Роман сжал кулаки.
В это время на его плечо легла мягкая лапа кота Вовы.
-Успокойся, дружок. И не слушай, пусть себе мелет. Он же переволновался за тебя, понимаешь? А что это за утка?
-Абавка из агентства по контактам, - все еще кипя от злости, ответил Хвоин.
-Ах, она из АБА… Ну, тогда за нее, действительно, нечего переживать. Контрразведка… Ты, кстати, поосторожней с ней, Рома. Агентство безопасности – контора темная, спецслужба, сам понимаешь.
-Она мне жизнь спасла.
-Ну, сегодня спасла, завтра… Взбодрись, дружок, я тут приберег для тебя…
Роман сунул в рот горлышко, но машина тряслась на ухабах, и он сам трясся от пережитого и новой обиды.
«Подонки. Какое же это зверье- подонки. Правильно мне о них говорили».
-Хвойка, подай человеку стаканчик, а то у него зуб на зуб не попадает - проглотить не может.
Наконец, они выбрались на нормальную дорогу. Пошли уже знакомые Роману ровные кварталы чистеньких домиков.
-Пронесло, - с облегчением произнес шофер. – Бедная моя ласточка, досталось ей сегодня.
-Не говори, умница старушка, - Хвоин хлопнул лапой по приборной доске и обернулся к Роману:
-Нет, так дело не пойдет. Раз с нами – значит, до конца с нами. Верно, Вова?
-Самое лучшее лекарство от стресса – хорошо выпить, - откликнулся кот. – Зря люди от этого уходят. А ты не уходи, зачем? Ты же наш друг, ты любишь животных, уток там, кошек.
Машина подъехала к стеклянной, подсвеченной изнутри пристройке. «Поляна». «Стекляшка» -это ей больше подходит…»
-Закрыто еще. Подождем.
Судя по толпившейся у входа разношерстной (в прямом смысле слова) публике ждать оставалось недолго. Миниатюрная, весело разряженная белочка, заметив машину приветственно помахала лапой и направилась к ним, но ее опередила другая, встреча с которой в данной ситуации была совсем не желательна. Белка-патрульная, уже давно наблюдавшая за их машиной, приблизилась и сказала вежливым и сухим, как у полицейских всех стран и миров, голосом:
-Прошу отъехать. Здесь нельзя ставить машину.
-Ты что, дура набитая, номера не видишь? – с неожиданной злостью отозвался Хвоин.
«Господи… Оскорбление представителя власти при исполнении служебных обязанностей, - с тоской подумал Роман. – Опять история».
Белка действовала стремительно. Острие пики, которую она просунула в машину, уткнулось Хвоину в горло.
-Попрошу выйти. Всех! – скомандовала она.
-Погоди, миленькая, - промурлыкал  Вова. – Сейчас все уладим.
Он протянул длинную, с острейшими когтями лапу и тихонько оттолкнул пику. – Я все объясню.
Он не без труда выбрался из джипа и отвел патрульную в сторону. Говорили они недолго, и Роман услышал конец фразы: «… а машинку вы покараульте, мало ли что».
-Откатись туда, потом подходи, - бросил кот шоферу. Затем тихим, но уже без обычных ласковых ноток спросил:
-Ты что, Хвойка, с цепи сорвался? Мало нам Роминых шуточек? Проткнула бы тебя сейчас, как жука булавкой, и даже выговора за это не схлопотала бы, не знаешь, что ли?
-Ненавижу, - прошипел  Хвоин. – Гадюки…
Когда они вошли в «Поляну» и Вова отправился занимать столик, Роман поинтересовался:
- Так может это не моя утка из этой самой «АББА», а Вова? Что это его так полицейские слушаются?
-Вова не из АБА, - буркнул Хвоин. –Вова – просто Вова.
Ресторан был большой и неуютный, чем-то напоминающий земные, где администрацию больше заботят отчеты о проделанной работе, чем посетители. Возможно, здесь тоже было так, Роман этого не понял, потому что их обслуживал персональный официант – хороший знакомый Хвоина и прекрасный – кота Вовы.
-Ну, что у нас, Веня, на сегодня? – Вова зевал, показывая острые клыки.
- Давненько я не веселился.
-Ну уж. А вчера?  - заметил официант.
-Вчера – это было вчера. А сегодня с нами дорогой гость – человек, журналист, сын героини, что там еще? Словом, надо постараться. Итак, икорки для начала, люди это любят, еще чего, Рома? Шпроты, сервилат? Тащи все, Веня. На второе? Давай ростбиф или, как его, лангет. Ах, про Хвойку-то забыли, ну это уж на твой вкус, Веня, вам, зайцам, виднее. Ну, и – соответственно.
«Соответственно» обернулось двумя бутылками водки и двумя – коньяка.
-А шампанское, Веня? К нам сейчас прибудет дама, какое же веселье без милых моему сердцу дам?
Появилось и шампанское, а следом белка, та самая, которую Роман приметил еще на входе.
-Знакомься, Рома, это Рита. Самая лучшая древолазка, которую я когда-либо знал. А это Роман, про которого я тебе говорил.
-Я рада, - белка протянула Роману пушистую лапку с лакированными коготками. Потом укоризненно посмотрела на Вову:
-Толстячок, ты опять меня обижаешь? Я не люблю, когда ты называешь меня древолазкой.
-Ну, не сердись, пусенька. Сегодня я буду называть тебя не иначе, как прекрасной розой. Или настурцией, как лучше?
-Да ну тебя. Привет, Хвойка! Снова здесь? И как твоя краля ненаглядная только терпит
-Заткнись, стерва. Сначала попаши с ее, потом ляскай.
Хвоин после стычки с патрульной потерял обычную легкость и сидел злой и мрачный, несмотря на обилие обожаемых напитков.
(Окончание. Начало в №81. 21 июля 1993 г.)
-Послушайте, а Ваша фамилия, наверное, Риткина, - вдруг ляпнул Роман, сам не зная зачем. Впрочем, знать-то он знал – ему хотелось как-то разрядить неловкую обстановку. Белка была ему симпатична, и он не хотел, чтобы она обиделась.
Но та меньше всего была настроена обижаться. Она расхохоталась.
-Почему ты так решил?
-Ну… У меня одна знакомая… У нее фамилия Ленская, и она называет себя Леной.
-Это совсем неважно, кто как себя называет, - пояснил Вова. – У нас кто как хочет, так себя и называет. Может и вообще никак не называть. Вон Хвоин – Хвойка и все. Хвойка, а ты чего имя себе не выберешь? Назвался бы каким-нибудь Соломоном или Розенфельдом.
-Отвяжись. Эти имена тебе больше подходят.
-Да? Возможно. А правда, Рита, почему ты стала Ритой?
-Увидела в журнале артистку красивую, а зовут Маргарита. Решила, что я не хуже.
-Скромна ты, барышня, не по годам. Ладно, хватит кукситься, гений фотоблицев, наливай. Поднимем, содвинем их разом, да здравствуют звери, да здравствует разум, как сказал один толковый поэт.
-Музы, - усмехнулся Роман.
-Что?
-Музы да здравствуют, сказал один толковый поэт.
-А кто они такие, эти музы? Обыкновенные шлюхи, приходят к тому, кому больше платят. Верно, крошка? А вот и Костик. Как там наша ласточка?
-Под надежной охраной двух симпатяшек с жердями
-Чтоб у них хвосты отпали.
-Да брось ты, Хвойка, обижаться на них. Это все равно что на стену, ей от этого не хуже.
-Я не на них. Я на себя. Лучший репортер! Тьфу. Каждая гнида может в горло пикой тыкать.
-Судьба у тебя, Хвойка, такая. Бери пример с человека. Ему чуть голову не оторвали, а он про каких-то муз рассуждает. Рита, знаешь, кто перед тобой? Нет, не знаешь. Герой! Храбрец! Геройство –это у него по наследству, наверно. Рома, расскажи.
Белка живо заинтересовалась, ей видно были очень по душе подобные истории.
Роману смертельно надоели и циник Вова, и Хвоин, и коньяк, и Рита. Самым большим желанием было встать и уйти, но он никак не мог набраться духу и с омерзением слушал, как Вова живописал его «подвиг».
В это время в зал, зевая и потягиваясь, вошли музыканты: три зайца, кот и петух.
-Что же это будет? – с ужасом подумал Роман.
Музыканты долго и деловито подключали аппаратуру, настраивали ее, затем врезали. Петух выскочил на середину, похлопал крыльями и схватил микрофон:
  -Супер-хард-рок «Моя любимая курочка».
Роман не раз слышал – и как раз по поводу ВИА: «вырядились, как петухи» а также «пустили петуха», но чтобы в ансамбле был всамделишный петух…
-Ку-ку-ре-ку, аля-ля, гоп-гоп!
Ку-ка-ре-ку, аля-ля, гоп-гоп!
Зал сотрясался. Белки и зайцы пошли отплясывать, роняя стулья и опрокидывая бутылки. Сразу почти полностью вырубили свет. К потолку взлетело несколько уток, которые начали хлопать крыльями и кувыркаться в воздухе.
-Мяу! Даешь песню самогонного завода!
Оркестр заиграл.
Вместо петуха с микрофоном выскочила белка:
«Вот вечер настал вдруг,
И над трубой дымок уже не вьется.
И наша лягушка, она сегодня больше не напьется.
Ведь денег нету, нету, нету,
Хотя они должны бы быть,
Теперь не то что колбасы,
Нам даже хлеба не купить!
И все же наполним наши фляжки,
Чистым спиртом их нальем,
И все ж за нашуАвтономию
Мы песню пропоем!
-Давай-ка и мы наполним! – предложил Вова, когда оркестр на некоторое время утих.
-Конец плох, - сказал Хвоин. – К черту автономский патриотизм. Он закончился на Косюнце, а Переплавщица окончательно выпустила из него кишки.
-Все о политике да о политике, - вздохнула Рита. – Роман, а у вас на Земле тоже о политике говорят?
-Да, иногда приходится.
-Ну и зря. У вас же такая большая и красивая Земля и такие красивые женщины. Политика – гадость. А Земля – хорошо. И красивые женщины – хорошо. А я, по-твоему, красивая?
Роман не успел ответить. Рядом началась заварушка. Два зайца, схватив друг друга за грудки, опрокинули столик. Из-за стойки бара вышел здоровенный кот, разнял дерущихся, вытащил у одного из кармана деньги, а затем приподнял обоих за шкирку и понес к дверям. Послышался звук увесистых пинков и шлепанье тел об асфальт.
-Видал? – в первый раз за вечер оживился Хвоин. – Не надо ни общественности, ни милиции.
-Чего хорошего? – грустно возразил Вова. – Бескультурье. Азия-с. Вот на Земле… - он мечтательно прикрыл глаза.
-Ладно насчет Земли. Ты там не был и не будешь никогда. Да к чему тебе? Земные кошки такого размера, что тебе в карман вместе с лапками влезут, белки тоже.
-Там другие кошки есть… Да бодливой корове, увы… не побывать мне на Земле, даже в качестве подопытного кролика или экспоната в зверинце. Здесь ты, Хвойка, прав.
-А почему, кстати, вы не можете попасть на Землю? Почему о вас там никто не знает? – заинтересовался Роман.
-А потому, - встрепенулся Хвоин. – Ты думаешь, нас не пытались к вам вывезти? Еще как! Хоть мертвого, хоть косточку какую-нибудь, представляю, какая бы там случилась сенсация. А не получается. Исчезаем мы при переходе. Запрет.
-Какой еще запрет?
-Природный запрет: вам можно, нам - нет.
-Исчезаете при переходе…
Роману что-то смутно вспомнилось.
-Может, вы из нейтринов?
-Может, и из нейтронов. Это тебе надо в НИИФАПе спросить, только сомневаюсь, что тебя туда пустят.
-А что такое НИИФАП?
-Институт такой – физики аномальных пространств. Страшно секретная контора. Я его один раз только видел, да и то издали.
Романа что-то кольнуло:
-Не такое длинное белое здание с антеннами на крыше?
-Да. Только это не антенны, а измерители этих самых пространств. А ты успел там побывать?
Вопрос застал Романа врасплох.
-Нет, я там не был. Мне рассказывали… - начал торопливо врать он.
К счастью, оркестр снова громыхнул так, что затряслись стекла.
-Да ну вас с вашими разговорами, пойдем, спляшем, - предложила Рита.
- Я вообще-то… - Роман хотел сказать, что не танцует, хотя на Земле обычно шел в орущую и ломающуюся толпу и ломался вместе с ней. Танцор он был неважный, но кого это интересовало? А здесь – особенно.
«Черт с ней, пойду, надо, чтоб все забыли об этом разговоре».
Он опрокинул еще одну и пошел за Ритой. Оркестр заиграл что-то, напоминающее танго. Рита мигом уложила мягкие лапки на его плечи.
-Странно, - сказал Роман.
-Что?
-Ты танцуешь с человеком, это вроде бы должно вызвать здесь… Ну… Удивление, что ли.
-Здесь давно ничему не удивляются, запомни. Какой ты милый и забавный. А я живу рядом. Совсем, совсем…
-Послушай, Рита, ты тоже милая и забавная и ты мне нравишься. Но…
-Ты - человек, а я – белка? Глупый. Это вам всем так кажется с непривычки.
-Ты где-нибудь работаешь?
-Я? Нет. Зачем? Пока есть Вова, мне не о чем беспокоиться. Но он мне надоел. Ты его не бойся, он даже рад будет, честное слово, вот увидишь…
«Господи. Выбираться надо. И как можно скорей. Хватит на сегодня приключений».
Когда они вернулись, кот Вова понимающе подмигнул, а Хвоин помрачнел еще больше.
-Вы, братцы, как хотите, а я домой. – объявил Роман.
-На Землю? –ухмыльнулся Вова.
-В гостиницу. Он давно туда мылится. От вашей компании его тошнит, вы что, не видите? Ну и проваливай, катись к своей красавице мокрохвостой. А ты, дура лопоухая, думала, уже все, он у тебя в лапах? Вот, выкуси! У него там подруга есть, уточка, беленькая такая, Леной зовут.
У Романа было большое желание ударить Хвоина прямо в его кривляющуюся заячью физиономию, но он уже дрался с разумными зверями и знал, чем это кончается. Он вытащил бумажник.
-Убери свои вонючие башли! Мы не нищие, мы, звери, не нищие, слышишь ты, герой липовый! Мы не считаем копейки! Это вы, вы, подонки, орете на всех углах о своем бескорыстии и любви к ближнему, а сами все коромчите, все жрете друг друга. Ну и жрите, пока не подавитесь! Мало вас, козлов, резали…
Кот Вова и Рита поднялись со стола и повели Романа к выходу.
-Завтра извиняться будет, - скучным голосом предсказал Вова. – Жаль, что так вышло. Как назло, Костя куда-то запропал… Ну, ничего, подойдешь к машине, а там все устроится.
Вова вернулся к столику, Рита осталась. Она стояла. Опустив голову и теребила шнурок на кофточке.
-Рита… Прости…
-Да ничего… не бери в голову. Я не обиделась, я совсем не умею обижаться. И помни, что я…
Последние ее слова потонули в грохоте оркестра.
Роман вышел на улицу. Было прохладно и сыро, с Переходника тянуло запахом рыбы, позади теперь уже приглушенно добряцывал оркестр. Роману было грустно. Он не хотел обижать Риту, ему было жаль ее, до глубины души жаль. Хотя, казалось бы, какое ему дело даже не до женщины – до белки легкого поведения?
«Сложно все. Даже в этом – сложно. А Хвоин? Хвойка. Хорош гусь. За что они все нас ненавидят? Комплекс неприязни… Хотя, чего уж, разве на Земле мне не приходилось с этим сталкиваться? Еще не то было, а там все люди, без шерсти и без хвостов.
Роман совершенно забыл о том, о чем его напутствовал кот Вова, и теперь соображал, в какую сторону идти, но тут его окликнули:
-Эй, человек!
От стоявшей поодаль машины к нему подошла белка-патрульная:
-Тебе куда? Во «Флору»? Рядовая Серолапкина, проводите человека.
Подошла вторая белка:
-Я пойду вперед, ты за мной. Люди не любят ходить с патрулем, получается, что мы вас конвоируем…
Когда Роман попросил ключ от номера, заяц-дежурный как-то странно на него посмотрел.
-Вас ждут… Уже давно.
«Лена. Лена здесь».
Он почему-то не сомневался, что ждать его может только она. Вздохнул с облегчением:
«Слава Богу, все обошлось».
Но тут же вспыхнула злость:
«Значит, так, дорогая уточка, втравила ты меня все-таки в какую-то пакостливую историю. «Гостиница» - это не сон. И институт – тоже не сон. И я там был. Как же это только мне удалось? Или как это ей удалось? Ничего, вот сейчас со всем и разберемся».
Он быстро поднялся на свой этаж, распахнул дверь. И тут, уже в который раз за не столь долгое пребывание в этом дьявольском мире, ему показалось, что он сходит с ума.
У зеркала стояла девушка. Пышные волосы, о которых говорят, что они не то цвета спелой ржи, не то пшеницы, падали на ее плечи. Она примеряла кофточку прямо на голое тело и не успела застегнуться. Когда открылась дверь, она не ойкнула испуганно и не прижала стыдливо руки к груди. Она даже не пошевелилась. Потом медленно, очень медленно начала поворачивать голову в сторону Романа.
Это было уже слишком. Ноги отказались держать его, и он схватился за дверь, чтобы не упасть. Он ее узнал.
-Лена?
*
Прим. Третью главу «Памятник медсестре» повести «Переходный мир»  найти к июню 2023 года не удалось.