Баба Ксения. Зарисовки

   Опыт передаётся через поколения. И это объяснимо: молодые родители решают другие задачи. Им нужно встать на ноги, то есть отвоевать место под солнцем: получить достойное образование, состояться профессионально, купить «квартиру, машину, дублёнку». И они всегда оправдывают себя тем, что делают это для своих детей. Живут эфемерным будущим, обкрадывая себя и детей здесь и сейчас. Есть ли другой вариант развития событий? Конечно. Не рвать связь поколений, дать возможность бабушкам и дедушкам принимать активное участие в жизни внуков. Жить поблизости, ненавязчиво учить всему: лепить пельмени, заколачивать гвозди, готовить снаряжение для рыбалки, разжигать костёр, стряпать блины, пришивать пуговицы, обрабатывать и бинтовать рану, копать, сажать, полоть, пилить дрова, готовить мясо для шашлыка, накрывать на стол, выбирать друзей не по статусу родителей, а по душе, быть верным, доводить начатое дело до конца, не резонировать, относиться с юмором к ошибкам и своим, и чужим. И любить! Любить мир, в котором мы живём. Благодарить день уходящий, радоваться утру солнечному, ненастному, любому. Любить людей. Кайфовать от того, что всё это тебе доступно здесь и сейчас. Верить в то, что завтра будет ещё лучше.   
    Мне повезло по жизни с моим окружением, с верой в то, что этот мир любит и бережёт меня и что я пришла в этот мир не случайно: этот мир мой от рождения, он безопасен. Чтобы не случалось, я всегда нахожу в памяти то, что помогает встряхнуться и идти дальше.
   С бабой Ксенией меня познакомила Максимовна, моя квартирная хозяйка. Мне 18 лет, на общежитие надеяться не приходится. Живём в коммунальной квартире. Комнатка 12 квадратных метров нас не удручает. Стол становится то обеденным, то ученическим.
    Максимовна предупредила, что к нам придут две её подруги, такие же пожилые дамы, как она. Несмотря на свои 87, она никогда не использовала слово «старая» по отношению к себе и подругам. Появившиеся днем дамы отличались от моей хозяйки: она при росте 182 сантиметра весила, думаю, не меньше 105-110 кг, они, дай Бог, на двоих имели такой вес. Максимовна дала мне команду учебники и тетради убрать, приготовить всё к чаю. «Всё» - это кипяток, чайничек со свежей индийской заваркой и блюдечко с печеньем. Чай мы не пили. Попивали. Играли в карты и вели неспешную беседу. Это они вели беседу, я слушала их, боясь пропустить слово: передо мной открывался совсем другой мир, мир, который я знала только по художественной литературе.
   Женщины были, несмотря на свой возраст, на своих ногах, при своей памяти. Отличной памяти! Максимовна дополняла беседу своими комментариями. Делала это ненавязчиво и с таким чувством юмора, что мы, слушая её, порой хихикали, порой смеялись в голос. А я удивлялась. Удивлялась с каждой встречей всё больше, узнавая, какую нелёгкую жизнь они прожили, как их ломали, принуждали… Но души их не очерствели, сердца не истекали кровью от обиды и непонимания: они заслуживали лучшего, но не получив этого лучшего, научились относиться к жизни как к данности, не резонировать даже в воспоминаниях.
     Баба Ксения меня заинтересовала с первой встречи. Я не могла даже приблизительно определить её возраст: она сидела напротив меня, и я откровенно её рассматривала. Я видела перед собой аристократку той, давным-давно ушедшей эпохи: как она держалась, как сидела, как говорила, как порой снисходительно улыбалась. И однажды решилась на вопрос:
- Баба Ксения, могу я задать вопрос?
- Задавай.
- Сколько Вам лет?
- 87.
   Меня ответ устроил. И только вечером Максимовна мне рассказала, что уже 10 лет баба Ксения всем называет этот возраст. По её подсчётам ей уже давно за девяносто: её выдали замуж в восьмидесятые годы 19 века в 16 лет. Почему выдали? Потому что существовал сговор между родителями и слово, данное друг другу, они не могли нарушить. Баба Ксения с легкой усмешкой вспоминала, как она выразилась, свою «лёгкую дремучесть». Она попала из  крестьянской семьи, достаточно обеспеченной (это только в учебниках истории крестьяне - это беднота, необразованность), в дом лесопромышленника. Всё было в новинку. Прошло 2 недели, свёкор забрал сына на лесоповал. Они и жили-то чаще там, как сегодня бы сказали «бизнес есть бизнес». И, рассказывает она, я, проводив мужа, начала реветь. Свекровь удивилась: муж поехал с отцом на работу, чего я вздумала реветь, как по покойнику. А я, улыбнулась она, ей и заявила, что вдруг ребёнка не доделали и он родится без руки или ноги.
    Я растерянно смотрела на нее, пытаясь понять, о чём она говорит, что значит «не доделали». Когда она объяснила, я поняла, что она вкладывала в слово «дремучесть», оценивая себя ту, молодую девчонку. Слушая её, я вспоминала романы Мельникова-Печёрского, забытого сегодня писателя, самого РУССКОГО, самого ТАЛАНТЛИВОГО. Никого не могу поставить рядом. Со страниц его романов раскрывается давно ушедшая эпоха. Это у него я узнала, как печь подовые пироги, как варить правильную уху (какая рыба для мягкости, какая для жёсткости, какая для вкуса, какая для запаха, в какой последовательности надо закладывать эту рыбу). Так и тут, встреча за встречей открывались передо мной страницы не только её жизни, но и эпоха, эпоха наших предков.
  - Ты можешь себе представить, что белья, да-да белья, тогда у нас, простых людей, не было. Это в книгах панталончики, кружавчики. А мы несколько юбок – и вперёд. А в особые дни старались из дома не выходить. Если свекровь куда-то попросила сходить, а ты встретила подружку, постояли, поговорили. Летом-то ещё ничего, а зимой, прежде чем с места сдвинуться, ножкой пошаркаешь, снегом присыплешь следы своего присутствия – и двигаешься дальше. Первые панталоны мне подарила старшая сестра: она городская уже на тот момент была. Так я их прятала под подушку, чтобы, не дай Бог, свекровь или муж, или прислуга не увидели.
    Себя баба Ксения называла крестьяночкой. Я смотрела на неё и мысленно видела не эти поблекшие от времени голубые глаза, не эти обескровленные губы, морщинки, а её молодую, красивую, жизнерадостную.
- Баба Ксения, а у Вас есть фото, когда вы молодая?
- Ну, не совсем молодая. Принесу в следующий раз.
    Через пару месяцев дамы пришли. Я сразу про фото. Когда взяла его в руки,  …  на меня смотрела красавица. Я ни до, ни после не видела столь прекрасных женщин. Она сидела в кресле вполоборота. Голова высоко поднята, волосы уложены в замысловатую причёску. На плечах горжетка из чернобурки. Ничего себе «крестьяночка»! Это потом, узнав о дальнейшей её судьбе, я поняла, что через всю жизнь она пронесла страх выдать себя: были не те времена, чтобы делиться информацией, кто она, чья жена. В огне революции погиб свёкор, муж, многие из её окружения. Отобрали всё, выкинули на улицу, не разрешили взять даже одежду.
   Сейчас, а это был 1969 год, она живёт с дочерью (та уже много-много лет на пенсии) и внучкой-старой девой в однокомнатной квартире.
   Я смотрела на неё и верила каждому её слову: вспоминала судьбу своей, тоже репрессированной семьи, когда забрали всё, не дали одеть даже малолетних детей и их прятали в сене от холода, пока везли на далёкий Урал. Верила и восхищалась незлобливости своей бабушки, Максимовны, бабы Ксении и многих, проживших целую эпоху: хватило бы на несколько поколений. Перед этими людьми я преклоняю голову. Сейчас, когда мне самой восьмой десяток, я ещё чётче понимаю мудрость этого поколения: такова жизнь, и они приняли её, не осуждая и не обижаясь.


Рецензии
Здравствуйте, Лидия Львовна,
понравилось Ваше произведение. Немного слов, а как много сказано! Читается легко и с удовольствием. Спасибо.

--
С уважением, Игорь.

Игорь Щербаков 3   09.06.2023 21:29     Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.