Кузнецово счастье

  Жил-был в лесу Оборотень. Жил ни худо, ни бедно, лес его кое-как кормил, луна давала силу. А соседняя деревня помогала эту силу тратить. Семь лет назад Оборотень ещё ходил на двух ногах и кашу ел ложкой. Был, то есть, вполне обычным человеком. И не приключись с ним в один памятный день небольшой закавыки, так и остался бы он без волчьей шкуры и острых зубов.

  День начинался как обычно - плохо... Кузнец Вавила, получивший с вечера от ворот поворот от превойдеревенской красавицы Мани Прекрасной, лежал на печке и тоскливо смотрел в потолок.
 - Так... - размышлял он. - Цветы дарил? Дарил. Конфетами угощал? Угощал. Женихов от неё отвадил? Отвадил! - При этом Вавила посмотрел на свои кулаки величиной с голову этой самой Мани. - И корову ей бесплатно подковал, и грабли выровнял, - вздыхал влюблённый кузнец. - Чего ей ещё надо? Придётся, видать, к бабке Непригляде идти. Пускай пошепчет над каким-нито бульоном, да и приворожим эту Маню. Чай, дорого не возьмёт?
  Бабка Непригляда жила на отшибе от деревни в покосившейся избёнке, доверху заросшей крапивой, коноплёй и прочей гилью. По двору бродили чёрные коты, чёрные курицы, козлы, зайцы, тигры. Нет, тигров, пожалуй, не было. Только их и не было! Кузнец, с опаской потянув на себя калитку, тихо позвал: "Бабуля... Яэто... Зайду, пожалуй? А?".
 - А, Вавила... - выглянула из низкой избёнки старуха. - Заходи, заходи. За Маньку просить пришёл?
 - А ты откудова зна... - оторопел кузнец.
 - Знаю, знаю, - отмахнулась бабка. - Значит, так. Беде твоей помогу, дорого не возьму. Слушай: у Маньки твоей корова есть, Пеструхой кличут.
 - Ну, - кивнул кузнец. - Я ей на той неделе подковы новые...
- Помалкивай! - прикрикнула старуха. - Так вот. В полночь ты должен надоить у неё бутылку молока и принести мне. А дальше - дело техники.
 - Ха, а как я в сарай к ней пролезу? Меня же Полкан ихний на узки ленточки порвёт!
 - Не-е-е... - прищурилась ехидная бабка. - Это ты его разорвёшь.
  И достала из-под лавки здоровенный тесак, ржавый, но острый.
 - Да ты сдурела, старая! - вскинулся кузнец. - Собачку-то за что?! У неё, может, детки!..
 - Эх-х. Ути-пути. Кабыздоха ему жалко. Дурень, собаку не трожь. Она тебя когда увидит, сама облысеет от страха.
 - Это что ж, такой я страшный, выходит? - начал было обижаться Вавила, но бабка снова на него прицыкнула.
 - Значит, так, - хрипло шептала она. - Берёшь, значит, этот вот самый ножичек, идёшь за околицу, втыкаешь его в пенёк. И через пенёк этот прыгаешь. Да не просто, а спиной вниз! А как пень перелетишь, обратишься ты в матёрого волка. И Полкашка этот будет шарахаться от тебя, как чёрт от ладана.
 - А обратно-то как, бабушка? - заискивающе спросил кузнец. - Не пришлось бы век свой потом по задворкам в шерсти-то бегать...
 - Коли хочешь, бегай. Атолько, если в обратную сторону через ножик этот перемахнёшь, так опять человеком и сделаешься. Ну, удачи тебе, касатик! Только смотри: если нож пропадёт, то хоть прыгай через пенёк, хоть галопом скачи, так волком и останешься.
  На деревню медленно опускалась ночь. Вавила сидел в своей избе и вертел в руках чудо-нож. Он точно ложился рукоятью в ладонь и вызывал в теле чудную дрожь и настороженность. Кузнец достал из прогоревшей печи уголёк, нарисовал им на двери крестик. Затем отошёл и с размаху швырнул нож в дверную доску. Тесак со страшной силой треснулся о неё рукоятью и отскочил назад, едва не пригвоздив Вавилу к стене. Добрый кусок роговой рукояти откололся...
 - Ой! - напугался кузнец. - А если эта штука работать перестала?
  Но раздумывать  и пугаться было уже поздно. В слюдяное оконце потоком лился серебристый лунный свет. Близилась полночь.
 - Пора... - вздохнул Вавила, перекрестился и вышел.
  За околицей он долго блуждал в поисках подходящего пенька. Полная луна, как могла, помогала ему вэтом. Вскоре Вавила обнаружил возле старого оврага пенёк, укрытый от людских глаз мелкой боярышниковой порослью. Нож резко выскочил из руки кузнеца и сам воткнулся в верхушку пня. Дрожь проняла Вавилу: чуял он, что вот-вот запахнет жареным. Но - достал листок с Маниным портретом, который сам же нарисовал, прижал его к груди, глубоко вздохнул, а потом разбежался и прыгнул... И! Ничего не изменилось. Вавила осмотрел себя с ног до головы и ничегошеньки странного не увидел.
 - Сломался-таки чёртов нож... - в сердцах ругнулся он. - Придётся снова Непригляде в ножки кланяться!
  Плюнул и стал нож из пня доставать. Но - насколько был силён кузнец, настолько крепко и нож сидел в вязкой деревяшке. Наконец у Вавилы сорвалась с рукоятки рука, и он с такой силой грянулся об землю спиной, что зубы клацнули друг об дружку... И тут жк полезли во все стороны, становясь всё больше, всё больше и больше!В нос ударила вереница запахов и запашочков, уши полезли в стороны, лихо обрастая волосами и начиная различать комариный чих в лесу. Кости у Вавилы трещали, трещала и одежда на меняющейся его фигуре... Кузнец (или то, что с ним стало) маленько приоткрыл левый глаз.
 - Получилось... - подумал он, поднялся с земли и стал неуклюже пробовать свои новые лапы.
 - Так... - размышлял Вавила-волк. - Ну, теперь пора на дело! - и счастливой трусцой засеменил по дороге к дому возлюбленной своей Мани.
  Пробегая по деревенской улице, Вавила со злорадством отметил, что собаки на глаза ему не показывались, а только униженно поскуливали в своих будках. И всё же чего-то недоставало в новом облике кузнеца. Вроде всё было на месте - лапы, уши, хвост... Хвост! А хвоста-то и не было! Торчал, правда, какой-то обрубок, так, курам на смех.
 - Наверное, это оттого, что я у ножа ручку надколол, - догадался Вавила. - Поди ж ты, вот ведь где отозвалось! - он попробовал пошевелить обрубком. Тьфу! Срамота да и только.
  Но впереди уже завиднелся Манькин дом, и Вавила, забыв про хвост, начал осторожно подкрадываться к забору. С трудом протиснулся в щель между досками. Полкан уже сидел высоко на яблоне и держал в зубах лестницу, по которой туда и забрался. Вавила направился в сарай, где спала корова Пеструха. В дверях задел лапой пустое ведро, и оно с грохотом покатилось по земляному полу. Корова недовольно мукнула и проснулась.
 - О! - обрадовался кузнец. - Даже будить не придётся! - и, прихватив затихшее ведро, засеменил к Пеструхе, поставил ведро куда следует и лапами ухватился за что надо...
  Удар двумя копытами был звонок и страшен. Надо заметить, что Вавила кузнецом слыл отменным, и подковы он набивал на совесть... Волк взвился в воздух, осыпая сарай осколками клыков. Пару раз перевернувшись в полёте, он камнем обрушился на выводок поросят, задев мамашу. Свинья ракетой вынеслась из своего загончика и сшибла Вавилу прямо на насест с сонными курами. К свиному визгу прибавился птичий хай. В доме Маньки зажёгся свет. Пеструха шарахалась из стороны в сторону вместе с другими обитателями сарая и протяжно ревела. Вавила метался за ней следом, отчаянно пытаясь хоть струйку молока наравить в ведро... Наконец он перелил жалкий надой в бутылку и сиганул наружу через окошко.
  Веером разлетелись осколки стекла. Вавила лежал под окном в луже молока и свежего навоза и горько выл на луну.
 - Ох ты, собачка... - раздался нежный гоосок Маньки. - Это кто же тебя так, бедненький, покоцал?
  Вид у Вавилы после ночной дойки был, прямо скажем, не ахти... Маня наклонилась и почесала у кузнеца за ушком.
 - Молочка хотел попить, бедолажка... А коровка тебя и напугала...
 - Ой, мама! - подумал Вавила. - Ой, мамочка!
 - Ты, собачка, не журись, - продолжала девушка. - Дам тебе и молочка и печенюшек вкусненьких. А моему горю никто не поможет...
  Вавила поднял мохнатую морду и истово поглядел на Маньку.
 - Ну, коли интересно, могу рассказать, - грустно улыбнулась девушка. - Посватался ко мне наш кузнец Вавила, а я его взашей выгнала. А теперь заснуть не могу...
  Тут уж Вавила не дослушал и махом ринулся бежать к околице, птицей перелетел через заветный пень. Уже человеком, кое-как напялив всё, что осталось от одежды, добежал до Манькиного дома.
 - Я здесь, красавица! - тяжело дыша, радостно гаркнул кузнец. - Почто не спим, солнышко ясное?
 - О, Вавила, как кстати! Ты уж извини, что я тебя сегодня прогнала.
 - Да ладно, чего там, - отмахнулся кузнец, улыбаясь неудержимо.
 - Знаешь, Вавила, - улыбнулась и Маня, - я хочу тебе сказать, что... - Улыбка у Вавилы стала шире в два раза... - что у меня на кухне кран течёт... кап-кап, всю ночь. Ну прямо никак не могу уснуть. Может, починишь, а? А я уж отблагодарю, деньгами или как...
  Вавила ещё долго стоял и улыбался. Затем он починил кран. Выпил кувшин молока с печеньем. Ушёл к околице, снова кувыркнулся через пень. Превратился в волка. Зубами вытащил нож, отнёс и бросил его с моста в реку.

  Жил-был в лесу Оборотень. Жил ни худо, ни бедно. Зимой скорее худо, а лето он проводил в реке, шаря по дну лапами и всё надеясь отыскать что-то, одному ему ведомое...