Надежда Пантелеева-Дьячкова. В память о моём сыне

Семнадцатое апреля две тысячи третьего года.

В память о моём сыне Димульке.

  Мой милый мальчик.
  Теперь, по истечении времени, всё воспринимается по-другому. Остались только одни воспоминания. Это был особый, ласковый ребёнок. Он всё понимал и всё воспринимал, как взрослый. Ему шёл пятый год...
  Каждое утро он бежал ко мне - "Доброе утро, мамочка!" - хотя другие мои дети этого никогда не делали. Вечером он не уйдёт спать, пока не скажет "Спокойной ночи, мамочка!".
  Я всегда удивлялась - откуда он это знает, ведь никто этому не учил!
  Шестой в семье, он рано стал ходить и разговаривать, но плохо получалась буква "р", и чтобы над ним не смеялись, он спросил меня: "Мама, а как научиться?". Я ему сказала - "Надо долго говорить "р", "рыба", "рак"". Он повторял дня два, а потом бежит, радуется: "Мама, я научился!".
  Он любил нарядно одеваться, надевал белую рубашку с галстуком. Много раз просил: "Мама, одень меня красиво и пойдём сфотографируемся!". - "Димулька, зачем?" - не понимала я. А он говорит: "На память останется"...
  Но тогда я не придавала этому значения. А у него оставалось совсем мало времени.
  Он часто просил: "Мама, возьми меня на ручки!" - А я ему: "Димулька, ты уже большой, мне тяжело, руки устают!". Я ведь не могла знать, что он наслаждался этой жизнью.
  Если бы я знала.
  Иногда вечером говорил: "Мама, давай песни петь!" - "Да ты что, Димулька, я петь не умею!". Но всё-таки мы с ним потихоньку пели разные песни. И среди них "Там, вдали за рекой зажигались огни". Ему больше всего нравились последние слова:

"Ты, конёк вороной, передай, дорогой,
Что я честно погиб за рабочих!".

  Мы пели это с ним, а у меня комок стоял в горле и душили слёзы.
  И вот, как-то вечером ядержала его на руках, он обнимал меня своими ласковыми ручёнками, целовал, приговаривая "мамочка ты моя!", как всегда я услышала "спокойной ночи, мамочка!" и он ушёл в спальню, но вернулся и спрашивает: "Мама, а как молятся?". Я ему показала и удивилась: "А зачем тебе?".
  Сейчас я уже не помню, то ли он сказал "я помолюсь", то ли "попрошу Бога, Он меня пожалеет, и я не заболею и не умру".
  Я подумала, что это детские фантазии и говорю: "Ты что, Димулька, на кого ты меня оставишь, кто меня будет любить?". - "Я всё оставлю Надюше!".
  Всё шло своим чередом, он также бегал на улицу, возвращаясь докладывал: "Я пришёл, мама!".
  Он понимал всё. Подвёл ко мне пришедшего мальчика и представил: "Это мой друг, мама!". В этом слове для него заключалось так много!
  Этажом выше жила красивая девочка Юля. Как-то она зашла к нам, он так обрадовался, бережно обнял, поцеловал в щёчку и говорит: "Мама, мама, смотри, ко мне моя Юлечка пришла!".
  ...Потом он заболел. Вечером вызвали скорую, они посмотрели, сделали укол, сказали: "Если будет плохо - звоните".
  Но судьба распорядилась по-другому. Ночью ему стало плохо. Постучала к соседям - телефон молчит, отключили во всём доме. Я бегала от одной телефонной будки к другой, но телефоны не работали.
  Мой ребёнок бился в судорогах и всё куда-то рвался пойти. У меня сердце разрывалось, но я ничем не могла помочь.
  Сыночек мой.
  Потом он перечислил всех, наверное, прощался - и утих.
  Утром приехала скорая, увезла в больницу. Сказали - прийти попозже. Днём позвонила, услышала - менингит. Это был приговор.
  Я шла домой и просила: "Господи, отдай мне его любого!".
  Посмотрела на небо - надвигались тёмные, лохматые тучи, какие-то зловещие. Поняла - мне его не отдадут.
  Добрела до дома, грохнулась на пол, рыдала...
  Потом всё кончилось. Димульку схоронили, а я всё ещё долго не могла понять, что его нет. Мне казалось - сейчас откроет дверь и скажет: "Я пришёл, мама!".
  Но он не возвращается уже десять лет.
  После его смерти я стала другая. Но это особая история.
  Сыночек, Учитель мой.