Как делать стихи по Маяковскому. Правило IV

Метр — это известный ритм, вошедший в моду

Что касается ритма и метра стиха, то их взаимоотношение было с исчерпывающей точностью определено еще символистами. Футуристы от себя добавили оригинальное определение, что «метр — это известный правильный ритм, вошедший в моду». Всякий метр предполагает определенную правильность, нарушаемую или подчеркиваемую ритмом.
Ритм, это — основная сила, основная движущая энергия стиха. Объяснить его нельзя, о нем можно говорить, как о магнетизме или электричестве. Ритм может быть один во многих стихах, даже во всей работе поэта, и это не делает работу однообразной, так как ритм может быть до того сложен и трудно оформляем, что до него не доберешься и несколькими большими поэмами.
«Так обстругивается и оформляется ритм — основа всякой поэтической вещи, проходящая через нее гулом. Постепенно из этого гула начинаешь вытаскивать отдельные слова. Откуда приходит этот основной гул-ритм, — задавался вопросом Маяковский, — неизвестно. Для меня это всякое повторение во мне звука, шума, покачивания, или даже, вообще, повторение каждого явления, которое я выделяю звуком. Ритм может принести и шум повторяющегося моря, и прислуга, которая ежеутренне хлопает дверью и, повторяясь, плетется, шлепая в моем сознании, и даже вращение земли, которое у меня, как в магазине наглядных пособий, карикатурно чередуется и связывается обязательно с посвистыванием раздуваемого ветра».
Стремление организовать звуки вокруг себя, улавливая их характер, особенности, — это основа ритмической заготовки, которая является основной силой и носителем энергии стиха. Футуристы утверждали, что они сокрушили ритмы, перестали искать размеры в учебниках и практике, ибо новое живое движение рождает новый свободный ритм, который нужно почувствовать и передать.   
«Я не знаю, существует ли ритм вне меня или только во мне, скорей всего — во мне. Но для его пробуждения должен быть толчок, — так от неизвестно какого скрипа начинает гудеть в брюхе у рояля, так, грозя обвалиться, раскачивается мост от одновременного муравьиного шага», — писал Маяковский. 
Размер определялся Маяковским в результате покрытия внутреннего ритмического гула словами, выдвигаемыми целевой установкой («все время спрашиваешь себя: а то ли это слово? А кому я его буду читать? А так ли оно поймется? и т. д.»), словами,  контролируемыми высшим тактом, способностями, талантом.
«Из размеров я не знаю ни одного, — продолжал делиться опытом Маяковский. — Я просто убежден для себя, что для героических или величественных передач надо брать длинные размеры с большим количеством слогов, а для веселых — короткие».
Поэт должен развивать в себе чувство ритма и не заучивать классические и чужие размерчики; ямб, хорей, даже канонизированный свободный стих, это — ритм, приспособленный для какого-нибудь конкретного случая, и именно — только для этого конкретного случая годящийся.
Стих Маяковского, посвященный Сергею Есенину, сначала просто мычался поэтом, видоизменяясь приблизительно, так:
тарара (pa pa) pa, pa pa, pa (pa ра) рарари
(ра ра ра) ра ра (ра ра ра ра),
рарара (рара ра ра ра ра ри)
рарара (ра рара) ра ра (ра) ра ра.

Потом стали проявляться, как на фотографической пластинке, отдельные слова:
Вы ушли ра ра ра ра ра в мир иной.
Может быть, летите ра ра ра ра ра ра.
Ни аванса вам, ни бабы, ни пивной.
Ра ра ра (ра ра ра ра) трезвость.

Размер и ритм вещи по Маяковскому значительнее важнее и существеннее пунктуации, они подчиняют себе пунктуацию, когда она берётся по общепринятому шаблону, хотя с этим утверждением можно поспорить, так как на мой взгляд размер и ритм подчеркиваются использованием пунктуации.
Хлебников выдвинул оригинальный поэтический размер — живого разговорного слова, а футуристы перестали искать общеупотребительные размеры в учебниках, так как всякое движение рождает новый свободный ритм, отказавшись от банального подхода к сочинительству: взять поэтическую форму, использовать готовый размер, зарифмовать кончики слов, «подпустить аллитерацию», начинить образами, — и стихотворение готово.
«Такое простое рукоделие «кидают, будут кидать (и хорошо делают, что кидают) во все сорные корзины всех редакций».