Улыбка часть 2 - Горизонты нового - гл. - 5

5.
Дни пролетали в насыщенной до краев жизни, держа нервы в сильном напряжении. Хана приходила к Хумову-Сью каждый день и надолго оставалась, а бедному Марку приходилось испытывать свое терпение, дожидаясь её на улице. Как-то, улучшив момент, Хана попросила позволения иногда приходить со своим однокурсником Марком, но получив от Сью твердый и обоснованный отказ, больше не возобновляла свою просьбу.

Она, в обязательном порядке, приносила ту или иную еду внимательно, наблюдая с каким видом Хумов-Сью употребляет ее, стараясь понять, что ему больше по вкусу. Но, похоже, ему ничего не нравилось. И Хана подумывала как бы ему достать привычные брикеты, однако, ни в одном продуктовом магазине, о них слухом не слыхивали. Взамен же – предлагали различные бульонные кубики, которые, впрочем, больше нравились Хумову, чем всё остальное.

Иногда, они решались побродить по городу, выбирая ненастные дни – в такие дни меньше встречалось людей. Хана водила Сью по музеям, паркам, кафе и на новые супермодные фильмы, обеспечивающие наибольший эффект присутствия зрителей в изображаемых действиях.  Хумов неизменно появлялся в образе Сью. На них никто не обращал внимания, и они все больше и больше смелели.

Люди были углублены в себя, свои проблемы и их интерес заканчивался беглым взглядом и дружеским приветствием. Такая манера общения сложилась из-за явной ежедневной перегрузки потоком информации, лавиной обрушивающейся со всех сторон. Психика людей находилась в состоянии напряжения и потому инстинктивно оберегала себя от всего, что требовало лишних эмоциональных затрат.

Поэтому, встречаясь, прохожие вежливо улыбнувшись и поприветствовав, едва сделав шаг, тут же забывали друг о друге. На портреты Хумова, разбросанные в разных местах, казалось, никто не обращал внимания, хотя и обещалось крупное вознаграждение.

Хумов же, не теряя зря времени, отправлял ежедневно информацию о зоне радиоактивного поражения, используя для этого многочисленные сайты и добился, наконец, ответов от читателей предлагавших свою помощь, задававших вопрос: что нужно делать?

Но чаще поступали письма с угрозами, требованиями прекратить рассылать информацию, не подтвержденную официальными органами. Хана, читая подобные письма, отчаивалась, но Хумов её подбадривал, вселял надежду, объясняя всю сложность поставленной задачи.


– Капля камень точит, – не раз говорил он, улыбаясь своей неотразимой улыбкой. – Мне назад хода нет. Я пойду до конца, но я не хочу вмешивать тебя в это дело.

– Ты и не вмешиваешь. Мне самой интересно. Я тебе поверила. Мы не далее, как сегодня говорили об этом с Марком. Он тоже обеспокоен, прочитав твое сообщение на сайте: «Сохраним нашу землю». Он сказал, что готов вступить в борьбу с рутиной серости безликой. Я призналась, что моя подруга Сью тоже хочет оказать помощь, например, рассылкой этой информации.

– У тебя достойный друг. Это меня радует, – улыбнулся Хумов, – и если со мной что-то случится…

– Нет! – вскрикнула Хана, – ничего с тобой не случится! С тобой ничего не может случиться. Не говори так. Даже не думай!

– И все же… Марк бы мог передавать мои сообщения. Дай мне, пожалуйста, его электронную почту. Я ему напишу.

После этого разговора, Хана ещё больше стала тревожится за Сью. Она искренне привязалась и полюбила несколько нескладную, умную, весёлую подругу, а сознание того, что это она создала такой прелестный образ, выступив в роли Пигмалиона, усиливало эту любовь.

Сью не раз говорила ей: «Я хочу, чтобы у тебя ничего не изменилось, и ты оставалась такой же, как в нашу первую встречу. Когда наступит время, и мы не сможем больше видится с тобой, для меня очень важно будет знать: ты счастлива и продолжаешь жить, согласно своему предназначению.

Ты мне сама ни раз говорила о своих планах на будущее. Выполнить своё предназначение и есть наша главная задача. С которой мы приходим в этот мир. Пойми, жизнь состоит не из одних праздников. Всё может случиться. Надо быть готовыми ко всему, как бы это не звучало банально. Я давно поняла: жизнь трагична. Приходится принимать несовершенства мира, стараясь хоть чуточку внести доброго и светлого».

Хане совсем не нравились подобные разговоры, и она начинала отчаянно возражать, говоря: надо воспитывать в себе чувство оптимизма и не мыслить ничего плохого. Настроение у неё портилось, она уходила в свои мысли и Сью приходилось потратить не мало сил, чтобы к Хане вернулось её привычное, спокойное состояние духа.

Однако Хана всё снова и снова возвращалась к разговору о безопасности, давала всяческие советы и, когда её любимая Сью возражала, начинала плакать, уверяя со свойственной ей страстность, действовать так, как она считает нужным в её положении, то есть: сидеть дома, а она будет её обеспечивать всем необходимым.

Сью протестовала против домашнего ареста, заявляя, что такое поведение не соответствует статусу спасателя. Хана продолжала яростно возражать: «не говори, не говори мне такое! Не хочу слышать. Ты сейчас не других, а себя обязан спасти! Ведь никто тебе не сможет помочь. Никто.»

Тогда Сью-Хумов изменил свою тактику. При встрече с ней, он выражал скуку на своём лице, не вникал в её слова и старался побыстрее выпроводить её за дверь.

Хана уходя, тихонько плакала. Потом долго в слабо освещённом коридоре приводила себя в порядок и выходила к ожидавшему её Марку, улыбающаяся, красивая, без следов слёз на лице.

Она улавливала продуманную игру Хумова, её нарочитость и даже понимала причину, но ничего не могла с собой поделать, продолжая расстраиваться, думая: «Ну зачем он так? Я же его друг. Единственный друг. Не мог же он так резко изменить своё отношение ко мне? Нет! Он сознательно причиняет мне боль, в надежде оттолкнуть от себя. А я страдаю, страдаю. Неужели он не может этого понять?»

В один из своих приходов после очередного обидного слова, она не выдержала и, не попрощавшись, быстро пошла к двери, не в силах сдержать слёз. Сью-Хумов бросился к ней, загородил дорогу, взял её руку, пытаясь заглянуть в глаза. Хана опустила низко голову и сделала попытку вырвать руку.

Другой рукой она вытирала щёки, крепко зажмурившись и приказывая себе прекратить плакать. «Что с тобой? Ты плачешь? Я не могу видеть твои слёзы. Я расстроила тебя? Ну прости, прости меня. Сама не знаю зачем я это делаю?» – беспомощно лепетала Сью.

– Пусти, пусти меня! – Повторяла Хана, желая, как можно скорее юркнуть в полутёмный коридор и там дать волю своим слезам.

– Нет, нет! Я не могу тебя отпустить в таком виде. Не могу, пока ты не успокоишься и не простишь меня. Прости. Я не догадывалась, что причиняю тебе такие страдания. Сядь. Успокойся. Из-за деликатности?

Ты молчала из деликатности? Ведь так? Ты поняла, разгадала мой план и тебе стало ещё обиднее?  Но я больше не буду так вести себя. Ты ведь не окончательно меня возненавидела? Я тебе причинила столько страданий. Я была глупа. Глупая и тупая, ничего не соображающая. Да. Да. Самая что ни на есть идиотка.

Потерять тебя навсегда? Как я могла об этом подумать даже. Ты – самое дорогое, что у меня есть на этом свете. У меня никого кроме тебя не было, нет и не будет. Ты мне веришь? Вот… можешь ударить меня. Смелее. Тебе станет легче. Бей. Я плохая. Бей, бей. Ну… пожалуйста. – И она начала бить её рукой по своей щеке. Хана улыбнулась сквозь слёзы и, оказывая сопротивление рукой, не желающей давать пощёчину, пробормотала:

– Не надо, не хочу. Не хочу тебя бить, – и, через паузу, давясь слезами, жалостливо, в растяжку – сиротинушка ты моя.   

Хумов и сам был готов разрыдаться и только его тренированная воля, и умение посмотреть на ситуацию со стороны, помогли ему сдержаться и, не выходя из роли, продолжить успокаивать Хану:

– Понимаешь. Я хочу видеть тебя счастливой. Счастливой, даже после разлуки. Ведь ты не будешь тосковать и портить себе кровь, ломать свою судьбу, когда мы, по тем или иным причинам, не сможем больше видеться?

– А можно я тебя поцелую? – неожиданно произнесла Хана.

– Конечно, раз тебе хочется, – растерянно проговорил Хумов, испытывая странное напряжение во всём теле. Хана потянулась по-детски припухлыми губами, приподнялась на носочки и крепко обхватив его руками за шею, поцеловала в щёку. После чего, отстранившись и облегчённо выдохнув, закрыв лицо руками, быстро пробормотала:

– Вот. Как дедушку. Я так дедушку целую при встрече.

– И после этого прячешь лицо в ладошки? – Говоря эти слова, Хумов нежно взял руки и отстранил от раскрасневшегося лица.

– Нет. От дедушки не прячу, – и снова опустила глаза.

– Значит, мы договорились. Вот и хорошо.

– Я постараюсь. Постараюсь за тебя не беспокоиться, если смогу.

На этот раз она вышла к ожидающему её Марку весёлая и объявила о желании Сью познакомиться с ним, чему тот был рад из-за возможности не торчать часами на улице, а быть рядом с Ханой всё это время.