Глава четвёртая. Торжественное собрание

ЛИХОЛЕТЬЕ.Книга третья.
Глава четвёртая. Торжественное собрание.

 Торжественное собрание коллектива комбината началось в Доме культуры в точно назначенное время, в шесть часов вечера. Сергей явился сюда за полчаса до начала. В вестибюле было уже немало народа, людно было и фойе, на балконах, немало было людей в зрительном зале. И конечно же, в буфете. Он видел это через раскрытые двери.
 Едва лишь он снял куртку, да кепи, отдал всё это гардеробщице и получил блестящий, тяжеловатый металлический номерок, овальной формы, с цифрами и дырочкой на боку, сунул его в карман, как к нему подскочил Жирков:
 - Серёга, ты в зале будешь сидеть или же со мной в радиорубку?
 - Вначале, я в зале побуду, а потом уже, как надоест, то к тебе и загляну.
 - Ну давай, а то одному мне там скучновато!
 - Анекдоты травить нам с тобой времени не будет...
 - Это-то точно. Ну, я жду!..
 Сергей не любил, когда им кто-то командуют. Или же мешает. Любил он работать один. Да и лишних вопросов-расспросов тоже. А у Жиркова была такая манера-слабость всё разузнать про всех. Так что трёхдневное отсутствие Сергея на рабочем месте не прошло мимо него и сильно его занимало.
 Это Сергей чувствовал по его взгляду и по какой-то слащавой улыбке. Но расспросов Сергей не боялся, просто не терпел. Он мог его резко, при случае, осадить в любой момент.
 В радиорубке его прельщало то, что Жирков вел запись с микрофона, установленного в зале, прямо на сцене, перед выступающими. И все речи, а также вопросы из зала, были там хорошо слышны. К тому же, более чётко,  если бы Сергей находился в зале среди участников торжества.
 В радиорубке был в уголку небольшой свободный столик, на котором было более удобно писать, чем на коленке в зале. Это и прельщало его в предложенном Жирковым варианте.
 Сергей здорово научился писать быстро, почти что, как стенографистка. А уже дома, после какого-то важного события, используя вот эти свои, не слишком чёткие записи, он делал уже окончательный материал для газеты. О диктофонах тогда никто  и слыхом не слыхал. Это, казалось, просто фантастикой.
 А сейчас, в фойе Дома культуры, он едва успевал здороваться с теми, кого он ещё не видел сегодня днём. У всех было до него дело. Многие днём работали, а сейчас они, вместе со всеми, радовались празднику. У всех было праздничное настроение.
 Сергей любил этот Дом культуры. Вступление его в строй было целым эпохальным событиям в культурной и общественной жизни Крутого Яра. Настоящим для его жителей роскошью, настоящим Дворцом не только культуры, но и невиданной красоты и эстетики чудом архитектуры.
 Строился же он долго, более пяти лет, был долгожданным. Так что его открытие Сергей помнит очень хорошо. Это случилось в тысяча девятьсот шестидесятом году.
Сергею было тогда около четырнадцати лет. Сам не знает он сейчас, каким образом, проскочил тогда сюда через подвал под сценой и оказался за спинами поселкового и заводского начальства.
 Стоя за ними в изумительно красивой ложе, с бархатными занавесами и отделкой малинового цвета, почти впритык к сцене, где с удивлением рассматривал вблизи выступающих на ней артистов, которых он раньше видел лишь только по телевизору. Особенно, его поразил цыганский танцевальный ансамбль.
 И вот сейчас, войдя в этот большой зрительный зал, где, казалось бы, всё ему давно знакомо, он снова залюбовался длинными рядами стульев, обитых тем же бархатом, но голубоватого цвета.
 Он не переставал удивляться здесь красотой тяжёлого занавеса, восхищаться хрустальным сиянием огромной люстры под потолком и точно такими же бра на стенах.
 Не менее притягательна была его глазу роспись потолка, где талантливо и ненавязчиво изображались люди труда в процессе работы. До сих пор Сергей сожалеет о том, что в колонном зале, при входе в зрительный зал, по безалаберности местных отдыхающих под Новый год, несколько лет назад, здесь загорелась ёлка и пришлось потом на закопчённом потолке забелить имевшуюся там ещё одну прекрасную роспись.
 Где была изображена молодая женщина с ребёнком на руках и сильный мужчина, а вокруг них витали голуби, парящие в бездонном небе прозрачной синевы. И здесь, на вогнутом потолке, крупно по голубому небу, белый след от летящего самолёта, которым написано слово МИР!
 Это было славное место для отдыха молодёжи, для местных балов-карнавалов и танцев, где юность Крутого Яра знакомилась и влюблялась. Здесь и сам Сергей танцевал и влюблялся, провёл свою счастливую молодость. Он в этом колонном зале в юности переносился, в своём воображении, словно из века двадцатого в девятнадцатый, во времена Ленских и Онегиных, Татьян и Ольг, Печориных и Грушницких.   
 И вот сейчас Сергей, было уже совсем собрался вернуться из зрительного зала в колонный, затем в фойе, чтобы пройтись по нему и полюбоваться там на себя в большие прямоугольные зеркала, во всю стену. Потом ему ещё хотелось заглянуть в буфет, посмотреть там что-то вкусненькое, мороженое, например, и подняться на второй этаж, чтобы там ещё полнее почувствовать атмосферу сегодняшнего праздника.
 Но тут к нему навстречу, едва протискиваясь среди множество народа, заспешил Яков Константинович Строгов:         
 - С праздником, Сергей Семёнович! Я всё собирался к вам в редакцию забежать, да вот времени не было. Не сочтите за труд, возьмите мою заметочку...
 И он вытащил из папки красного цвета несколько листков мелко исписанной бумаги.
Был Строгов в костюме дорогого сукна с блёстками, в чёрном в крапинку галстуке, не плотно охватывающем его толстую шею. Галстук несколько свалился у него в сторону, да и сам костюм. В целом, всё на нём всегда выглядело как-то мешковато и помято.
 Видимо, он очень спешил и потому заметно волновался и вспотел, вытирая носовым платком вспотевшее лицо и шею. Сергей сочувственно ему заметил:
 - Ну, что вы, Яков Константинович, какой труд. Это очень даже приятно. Пишите, почаще, чем шире у нас рабкоровский актив, тем газете лучше.
 - Ну, тогда, извините, мне ещё немного подготовиться надо к выступлению...
 И Строгов тут же поспешил в зрительный зал, поближе к сцене.
 К нему у Сергея было какое-то непонятное отношение. Двоякое. С одной стороны он ему нравился за его работоспособность и чёткость в выполнении просьб-заданий редакции, активность, но с другой стороны в нём было что-то такое, что его настораживало. Но что, конкретно, Сергей этого ещё не мог понять.
 Очень активно сотрудничал Строгов с газетой предприятия, писал острые злободневные критические материалы, что не придерёшься. Всё так. Любил и умел выступать на любых собраниях и активах. Вот и сегодня готовится выступать.Иногда выступал с места, задавая каверзные вопросы.
 Причём всегда по делу и по существу, по любому вопросу. Слушать его было интересно, говорил он немного картавя, но грамотно, громко и резко, с ядовитой иронией, вызывая тем смех слушателей.
 Всё было бы хорошо, но слишком уж как-то зло и безжалостно он высказывался по отношению к критикуемым. Особенно непримирим был к высшему начальству. В том числе и партийному. Простым рабочим это нравилось. Может быть, именно это в нём и не нравилось Сергею? Его напор и безжалостность к людям, пусть и в справедливой критике?
 Да, но ведь она, казалась, вполне справедливой и по делу? Почему же, она тогда не нравилась Сергею? Может быть, ему самому было жаль нарушителей и нерадивых? 
 Но нет! Конечно же, нет! Ведь и сам Сергей никогда не проходил мимо недостатков, называя их и виновных своими именами. Не жалея сарказма. Но здесь-то было что-то иное?
 Что-то было в той критике и в нём самом такое, что настораживало его. Может быть, ему не нравился его цепкий, какой-то даже недобрый оценивающий взгляд, вечное его недовольство окружающими его людьми и порядкам, желание всё и всех высмеять и найти везде недостатки, даже в хорошем и нужном деле? Не поддержать это хорошее.
 Но то, что он организовывал и проводил лично расхваливал до небес. С хорошим, сочным языком и яркими красками. Не жалея лестных слов для участников этих своих мероприятий. И это тоже людям нравилось.
 №Может быть, это и есть явное желание Строгова,думалось Сергею,- любым путём выделится и заявить о себе? Продвинуться по служебной деятельности и сделать карьеру?". Но в этом тоже ничего не предосудительного. Только бы на пользу делу. Но дела в его цехе пока шли ни шатко, ни валко. Может его активность принесёт пользу цеху?
 Всё может быть. Что же тогда не нравилось в нём Сергею? Трудно сказать. Он сам этого не понял, только лишь чувствовал антипатию.Какая-то в нём ненатуральность и Сергея настораживала его избыточная активность? Хотя, и в этом тоже ничего плохого не было. Но Сергей не любил карьеристов. И он ему показался таким же.Но он мог и ошибаться.   
 Работал Строгов мастером на цементных силоссах. Неплохо работал. Не раз Сергей его видел и с домиком в руках. Удивился о спросил:
 -Яков Константинович, а где же ваши рабочие?
 Он ничего не ответил и продолжал работать, разбивая слежавшиеся глыбы цемента и вытирая с лица пот, вытекающий из под каски. Погода была жаркая. 
 Рабочие его уважали, начальство к нему прислушивалось. Вскоре избрали его в цехком, а затем и в председатели цехкома. А потом уже и в члены профкома. Говорить и находить подход к людям он умел.
 Умело Строгов организовывал вокруг себя людей. И не только во время рабочего дня, но вне его. В цехе появилось немало доминошников и шахматистов, которые в обеденный перерыв сражались в красном уголке цеха. А затем и на стадионе Строгов создал шахматную секцию.
 Организовывал турниры шахматистов и по игре в домино. Иногда театрализованно, с привлечением работников Дома культуры. Активно участвовал во всех проводимых комбинатом массовых спортивных соревнованиях. Таких как: "А ну-ка, парни!", "Алло, мы ищем таланты!","Папа, мама, я дружная семья!". В других конкурсах.
 Участвовал в организации цеховой художественной самодеятельности. Несмотря на свою полноватую комплекцию и тучность играл в цеховой команде в соревнованиях по волейболу, баскетболу и мини-футболу.
 Сразу же стал участвовать в литературной странице "Калининца". Неплохо писал стихи, утверждая, что печатался в журналах "Юность" и "Смена". Казалось бы, это был просто незаменимый для редакции человек во всех отношениях. Просто находка!
 А Сергей, каким-то внутренним чутьём, ощущал, что есть в этом что-то нехорошее и это его мучило. Ему, казалось в нём, что-то не искренние, наигранное. А что он не мог понять. Слишком уж Строгов умен да хитёр, осторожен в общении и несколько льстив и неизвестно ещё, что у него на душе. В то же время Сергею, казалось, что и он неправ, предвзято относится к человеку. И это ведь тоже нехорошо. Может, он просто завидует ему или опасается? Вот это совсем плохо. 
 Это ощущение двойственности, видимо, и настораживало и мучило Сергея, заставляло опасаться, хотя он понимал, что нельзя так думать о человеке, которого ещё близко не знаешь. Потом он решил, что время само покажет, что он за человек и у него определится его отношение к нему. Но пока он решил относится к нему и присмотреться, понять, что настораживает его в нём. Это был первый человек которого он не может сразу понять и почувствовать 
 Проводив долгим взглядом Строгова, пока начинающий лысеть его затылок не скрылся в водовороте людской толпы, спешащих в зрительный зал, Сергей прошёл через всё фойе, и красивый танцзал зал с колоннами, прямо в вестибюль и там уже поднялся по красивой и широкой лестнице на второй этаж Дома культуры.
 Прошёл весь второй этаж насквозь и оказался прямо у радиорубке, что была почти над сценой. С левой её стороны. Дверь радиорубки была раскрыта. Жирков настраивал там звукозаписывающую громоздкую аппаратуру Дома культуры, подключив к ней свой небольшой катушечный магнитофон.
 - Слышимость будет вполне нормальной и чистота записи тоже,- сообщил он устало Сергею.
 - Хорошо,- негромко ответил Сергей, положив свои листы бумаги на крохотный столик. Затем, повесив свою спортивную сумку на простенькую вешалку, что была за шкафом в углу рубки, сел за столик. Но тут же поднялся.
 - Пойду-ка, я с балкона посмотрю в зал. Как там обстоят дела? Сколько собралось народа и скоро ли будет начало?
 Ему претило безделье и долгое ожидание.
 - Давай!- согласно кивнул головой Жирков.
 Балкон, словно подкова, с трёх сторон охватывал весь большой зрительный зал. По всему полукольцу балкона располагалось пять рядов стульев. Двери на балкон с двух его противоположных сторон были открыты. Но на балконе людей почти не было. И это Сергею понравилось.
 Ему захотелось сейчас побыть одному и настроиться на работу. Он молча наблюдал как неспешно наполняется зал народом, он чувствовал людское волнение и оживление, слушал негромкий рокот голосов. Ему нравилась ощущать здесь радость жизни и праздничное настроение людей.
 Это позволяло ему забыться и отрешиться от всех своих личных горестей. Зал, наконец-то, переполнился, но на балкон опять никто почему-то не хотел идти. Люди стояли в проходах. "Наверное,- подумалось Сергею,- всем хочется поближе быть к сцене и увидеть не только торжественную часть, но и предстоящий праздничный концерт". А он решил посмотреть его тоже, но с балкона, если его не закроют.
 Но вот прозвенел третий, последний звонок. "Как в театре..."- опять подумалось Сергею. По убранству и роскоши Дом культуры мало, чем отличался от театра.
 Но вот закрылись двери зала, постепенно стих людской шум-гомон, установилась приятная тишине и пополз вверх занавес. На сцене, украшенной цветами, предстал глазам участникам собрания длинный и неширокий стол под красным сукном. Украшенный тоже цветами и с графином в центре его.
 С правой стороны от стола возвышалась небольшая трибуна. И тоже с графином и стаканом. А за столом, на фоне панорамы тульского кремля, возвышался гипсовый бюст Ленина.
 По обе стороны от него стояли поселковые и заводские Красные знамёна. В том числе, и переходящее Красное Знамя Государственного Комитета Обороны, переданное на вечное хранение комбинату за самоотверженную работу в годы войны.
 Из-за кулисы, с правой её стороны, к столу вышел секретарь парткома Беляков и стоя, слегка наклонившись над столом, сказал в микрофон:
 - Дорогие, товарищи! Позвольте поздравить вас, ещё раз, с праздником и пригласить сейчас в почётный Президиум торжественного нашего собрания следующих товарищей.               
 И начал называть фамилии самых достойнейших людей Крутого Яра, комбината и других предприятий, организаций и учреждений. В том числе, и ветеранов войны и труда.
 Прослушав его вводную речь, Сергей записал фамилии названных товарищей в записную книжку и направился в радиорубку к рабочему своему месту. Он присел к маленькому столику с листами своей белой бумаги. Жирков, тем временем, подключил свой переносной магнитофон к системе звукозаписи, где медленно вращались большие катушки с магнитофонной лентой.
 Голос секретаря парткома здесь слышался яснее и чётче, чем в зале. Но зато было меньше слышно волнений и эмоций.
 - Пришёл? - спросил его, слегка обернувшись, Жирков.
 - Как видишь,- ответил Сергей, приготовившись записывать предстоящие праздничные выступления. В основном же, все эти выступления должны быть похожими друг на друга. с разницей только в специфики производства цехов и их достижений. В названии бригад и фамилий, да ещё в умении докладчиков выражать свои мысли. И это для Сергея было особенно важно и ценно.
 Но вряд ли, кто-то будет сегодня говорить о проблемах и недостатках. Но всё равно, чтобы написать Сергею статью об этом мероприятии, ярко и интересно, от него требовалась острота восприятия и полнейшее внимание к выступающим. Нужно было схватить самую суть выступлений, может и недосказанную.
 Сергей углубился во всё происходящее сейчас в зале, стараясь ничего не пропустить, отметить все достижения трудовых коллективов и их планы на будущее. А также, за счёт чего эти планы будут выполнены.
 Но вот и наступил самый радостный и торжественный момент праздничного собрания. Это награждения победителей в честь Великого Октября. На сцену вызываются победители. Это "четырёхугольники" каждого победившего цехового коллектива: начальник цеха, парторг, профорг и секретарь комитета комсомола.
 Им вручаются переходящие знамёна. Затем началось само награждение победителей. И не только Почётными грамотами, но ещё и орденами, медалями. И среди них работники комбината и сопутствующих служб.
 Награждённые, в ответном слове, благодарили, кто как умел, за признание их повседневного труда, заверяли, что они будут с ещё большим желанием трудиться.  Каждому победившему коллективу полагалась ранее озвученная премия. Части награждённых она была вручена тут же, другим же, работавшим и в этот праздничный день, она будет вручена на их рабочих местах. 
 - Ты остаешься на концерт?- спросил Жирков у Сергей.
 - Да,- ответил Сергей, ему предстояло ещё описать и выступления самодеятельных артистов: певцов, музыкантов, танцоров, чтецов и юмористов. Дома он всех своих предупредил, что заночует сегодня на старой квартире и просил родных не беспокоится. Так что торопиться теперь ему было некуда. Он взял свою спортивную сумку и спустился в зал.
 Жирков тоже решил записать концерт на плёнку и оставил магнитофон включённым, попросив Сергея после концерта его выключить. Затем он закрыл радиорубку, а ключ отдал Сергею, чтобы он потом сдал его на вахту. На выдачу его требовалось специальное разрешение.
 Концерт был замечательным. Когда-то на этой сцене выступал и брат Сергея Олег. Его вокально-инструментальный ансамбль не раз занимал в конкурсах призовые места и Сергей тем гордился.
 А сейчас Олег стал уже отцом и у него родился сын Роман, который очень на него похож. Потому Олег и мечтает сделать из него тоже музыканта. Сергей прервал свои размышления, увлёкшись звучанием музыки и прекрасными голосами.
 Концерт ему понравился. Он отметил в своей записной книжке наиболее понравившихся ему сольные номера и фамилии артистов. Концерт завершился и все из зала потянулись к выходу.
 Вышел и Сергей. Он поднялся в радиорубку, отключил там аппаратуру, выключил свет и закрыл дверь на ключ. Потом сдал его на вахту, взял у гардеробщицы своё кепи и куртку, оделся перед большим зеркалом, что было во всю стену в вестибюле, и вышел на улицу.
 В зеркале он себе понравился. А на улице шёл дождь.
А.Бочаров.
2020.