Глава 481. Рахманинов. Вариации Корелли

Сергей Васильевич Рахманинов
Вариации на тему Корелли
Сергей Сенков (фортепиано)

Nikkozh: Пожалуй, самое адекватное исполнение из того что слышал.

balaklava: Да какая может быть адекватность в вариациях на тему вариаций, в которых два известных композитора глумятся над великой темой, расчленяя ее на части? Разве может быть адекватным откровенное хулиганство? Играя эти вариации, любой пианист становится частью компании музыкальных «потрошителей». Адекватным может быть разве только тот исполнитель, который осознает, в какую игру он ввязался.

LAKE: Сама по себе эта музыка Рахманинова Вам нравится или не нравится?

balaklava: Озадачен... Дело в том, что я никогда не слышал этих вариаций Рахманинова. Ни то, чтобы я кичился этим фактом. Нет. Возможно, не считаю серьезным этот жанр.

Volovikelena: А у Бетховена жанр вариаций был любимым фактически всю жизнь с Бонна. Он вводил его в симфонии и сонаты. Двенадцатая фортепианная соната начинается с темы с вариациями, вариации есть в эпизоде финала Патетической, в этой форме выстроен финал Третьей симфонии. Это — горсточка примеров.
Если вариации Вы считаете несерьезным жанром, то можно считать и Бетховена несерьезным человеком? Получается, что тратил жизнь на ерунду?

balaklava: Я неточно выразился. Вариации это, конечно же важно и серьезно. Но рассматриваю я их как эксперимент, один из способов познания музыкальной формы. Это всего лишь этап ученичества, забавный интересный, но ограниченный рамками заданной темы. Темы, вокруг которой автор вынужден кружиться как стриптизерша вокруг шеста. «Расчленяя музЫку» экспериментатор развивает структурное мышление, но не творческие способности. Несмотря на кажущееся многообразие вариантов, сочинитель вынужден повторяться и постепенно скатывается в дурную бесконечность. Однообразие постепенно начинает напрягать и требовать выход из сложившегося тупика... И тут... О, чудо! Занавески начинают надуваться, аки паруса, окно с шумом распахивается, и свежий поток воздуха врывается в душную комнату. Это знаменитый «венгерский марш» в финале Героической симфонии. Как вихрь, мираж промчалась конница, не оставив после себя ни единого следа... Только воспоминания. Но какие! Даже грандиозная концовка финала не в состоянии их заглушить... Вопрос: Зачем Бетховен поместил эту тему, внутри вариаций на совершенно другую тему?..

Volovikelena: Я с Вами не соглашусь. Вариации не есть расчленение, но создание нового. О «расчленении» можно было бы говорить в разработках сонат, симфоний, где тема развивается сегментарно в разных тональностях, дробясь иногда до интонации.
Но вариации — это созидательный процесс, и каждая является абсолютно законченным звеном в цепи, новым, интересным. И насколько это будет интересным, зависит от как раз творческих способностей композитора.
Говоря о жанре в таком пошлом контексте, Вы перечеркиваете не только несколько десятков бетховенских циклов и участие жанра в его сонатах и симфониях, но тогда и баховские Вариации Гольдберга и Искусство фуги, так как это тоже род полифонических вариаций на одну тему. И такое чудо, пусть и несколько легкомысленного характера, как шумановский «Карнавал», Вариации на тему Abegg и трагический финал Четвертой симфонии Брамса, гениальные тембровые находки Равеля в Болеро и Шостаковича в Седьмой симфонии.
Разве их произведения можно назвать тем, чем Вы называете?

balaklava: Послушал, наконец, эти вариации впервые. Но не в этом исполнении, так как пианист мне неизвестен. В исполнении Мацуева не рискнул слушать. Хотелось быть объективным, а игра Дениса, этого «нового Рихтера нашей эпохи», как известно, обладает уникальной магической способностью покорять сердца слушателей исполнением даже весьма посредственных сочинений. Остановился на скромном Михаиле Плетневе... Ну, что сказать. Была слабая надежда, что вся эта профессиональная долбежка таки выльется во что-то вроде музыкального откровения, что Фолия справоцирует и вдохновит Сергея Васильевича на создание чего-то нового, СВОЕГО, как это произошло в Рапсодии на каприс Паганини. Но чуда не случилось. Картинка безотрадная: одержимый экспериментаторским безумием Рахманинов с топором гоняется за бедной Фолией. Даже Корелли и Сальери проявили больше такта к сироте, ограничиваясь лишь внешним антуражем...