de omnibus dubitandum 96. 235

ЧАСТЬ ДЕВЯНОСТО ШЕСТАЯ (1857-1859)

Глава 96.235. ГОТОВА БЫЛА БЫ, ВООБЩЕ ОТКАЗАТЬСЯ ОТ ДЕНЕГ…

    Мы вошли в дом и поднялись по лестнице, которая была очень широкой и только наполовину тёмной, и, остановились на площадке.

    – Я постою на стреме… – сказала Карина и заняла позицию в некотором отдалении от нас.

    Изысканный господин потрогал меня за груди и удовлетворённо улыбнулся:

    – Приоткрой-ка немного, - попросил он.

    Просунув ладонь в образованную мною брешь он, очень обрадовался, найдя мою грудь голой. Я с почтительным удовольствием заметила, что ладонь у него была очень мягкой и нежной, такой же нежной, как моя собственная кожа.

    – В таком случае приступим, – произнёс он, и дыхание его участилось.

    Он расстегнул ширинку, и в руке у меня оказался его пенис, который был таким белым и нежным, но при этом таким крепким и прямым, точно восковая свеча. И головка его тоже была острой и нежной.

    Я прислонилась к стене и подняла юбки, поскольку решила, что он намерен сношать меня стоя. Однако он, отклонил мою готовность:

    – Оставь это, – заявил он, – я не рискну здесь… поласкай лучше, и позволь мне поласкать.

    Тогда я начала полировать ему пенис, тогда как сам он в это время бродил рукой у меня под блузкой, заставляя своим поглаживанием расцветать то одну, то другую вишенку.

    При этом он шептал мне:

    – Так хорошо… больше вверх… быстрее… сейчас… подожди…

    Он протянул мне носовой платок. Я взяла его и держала над его желудем. Тут ноги у него задрожали, его ружье у меня в руке начало конвульсивно пульсировать, и, наконец, выстрелило. Я протёрла свою руку также его платком, поскольку часть заряда угодила и на неё.

    Когда я возвращала ему платок, он сунул мне два гульдена. Затем быстро спустился по лестнице, больше не оглядываясь на нас.

    Мы с Кариной ещё какое-то время оставались на лестнице, потом тоже выскользнули из дома. И я была совершенно счастлива. Два гульдена, заработанные буквально за две минуты. И с такой лёгкостью! Каких таких особенных трудов мне это стоило? При этом я была так расположена к этому элегантному господину, пришла от него в такое глубокое восхищение и испытывала к нему такое неподдельное уважение, что готова была бы, наверно, вообще отказаться от его денег.

    На площади святого Стефана со мной заговорил пожилой мужчина. Сначала я испугалась, но Карина толкнула меня в бок, и тогда на его вопрос «Могу ли я пойти к тебе?» я ответила однозначным «Да».

    Он приказал мне:

    – Иди вперёд… я пойду следом.

    Я и глазом не успела моргнуть, как Карина испарилась куда-то, и мне пришлось самой отыскивать дорогу к дому на Шёнлатерн-гассе. Старуха отворила нам дверь, и мы остались наедине в кабинете.

    – Раздевайся… – сказал пожилой мужчина.

    Складывая платье, я смогла разглядеть его гладко выбритое лицо, беззубый рот и редкие светлые волосы. При этом он был очень тощим, руки у него тряслись, и, вообще, он показался мне совершенно дряхлым.

    Он уселся на кожаный диван и смотрел на меня.

    Когда я обнажилась, он поманил меня к себе. Мне пришлось встать перед ним, и он меня разглядывал, не прикасаясь ко мне. Поэтому я решила, что начать следует мне самой, и собралась, было, расстегнуть ему брюки. Однако он быстро ударил меня по пальцам, так что я испугалась.

    – Погоди… – тонким голосом сказал он, – подожди, пока я сам не скажу тебе… и стой спокойно.

    Таким образом, я тихо стояла перед ним, а он глядел на меня.

    Наконец он взял свою трость и стал водить ею по моей груди. Она была бамбуковой с набалдашником из слоновой кости, и очень прохладно и гладко скользила по коже. В заключение он вставил мне её снизу и, протиснув сквозь мои крепко сомкнутые ноги, раздвинул их.

    – Теперь иди сюда, – приказал он мне и растянулся на диване. Я хотела прилечь к нему, однако он снова оттолкнул меня с такой поспешностью, что я опять испугалась.

    – Оставайся в ногах, – проворчал он.

    Мне не оставалось ничего другого, как стоя расстегнуть ему брюки, и вынуть его старый, безвольно поникший член, на котором было столько морщин, сколько часов в году, и который стал таким маленьким, что походил на сточенный карандашик.

    Этот лоскуток кожи я начала растирать между пальцами и подумала, что никогда уже не слеплю из него устойчивую фигуру. При этом на память мне пришёл старик, который недавно побывал у Карины и доставил ей столько хлопот, однако макаронина под моими руками мало-помалу становилась всё твёрже, мясистее, а морщины на ней разгладились, как разглаживается под горячим утюгом мятая суконка.

    – Делай минет! – скомандовал он почему-то гневно.

    – Я не поняла этого выражения и пустилась полировать клиента ещё усерднее.

    – Делай минет! – с раздражённой резкостью повторил он.

    А когда я и теперь не выполнила его приказание, он пронзительно закричал на меня:

    – Чёрт побери, возьми же его, наконец! Ты что не понимаешь? Делай минет!

    – Прошу прощения, милостивый господин, – нерешительно проговорила я, – но я не знаю, что такое минет…

    Он не нашёл в подобном признании ничего смешного, а брюзгливо проворчал:

    – Ты должна взять его в рот… тупая башка.

    Я сделала то, что мне было велено, и прилежно как никогда принялась за работу, потому что испытывала страх перед пожилым господином, хотя в положительный исход этих трудов мне как-то верилось мало.

    Но каково же было моё удивление, когда его смычок мощно натянулся, стоило лишь мне слегка провести по нему языком. Он поднимался и поднимался всё выше. Мой рот вскоре уже не вмещал его. И когда – в ответ на его, грубое, «прекрати!» – я отодвинула голову, предоставив ему свободу, убойный таран со всего маху отпружинил к его животу.

    – Теперь сношаться! – картаво крикнул он, – скорее… сношаться,.. что ты медлишь… ты уже должна быть наверху.

    Он остался лежать на спине, и мне, благодаря предварительным тренировкам, было не так трудно догадаться, чего ему хочется.

    Я забралась на него и постаралась только наполовину разместить у себя квартиранта, которого он мне предложил.

    Я хотела склониться над ним, чтобы держаться покрепче и чтобы приблизить к нему грудь. Однако он оттолкнул меня и прорычал:

    – Сидеть прямо!

    Таким образом, мне пришлось сидеть прямо и опираться на спинку дивана, если я не собиралась запускать в себя его клин глубже, чем то мне было приятно.

    Он начал подбрасывать меня своими ударами, нанося их быстро и мощно. И при этом он беспрестанно говорил.

    – Так… уж теперь я покажу ей… слава богу… я ещё в состоянии девок выдалбливать… так…

    Он взлетал всё выше и выше.

    – Не нужно было ей допускать, чтобы её другие трахали так… потому что у неё, видите ли, старый муж… а коли она позволяет себе это… я это тоже делаю… так… так…

    Он говорил ещё много чего подобного, пока, вдруг тяжело задышав, не обмяк подо мной, совершенно затихнув и больше не двигаясь.

    Я, решила принести ему бокал вина и побежала, как мне подсказала старая хозяйка, в питейное заведение, находившееся на месте нынешнего «Кёллнерхофа». Когда я воротилась обратно, он лежал точно мёртвый и не шевелился. Я ужасно перепугалась. Позвала старуху, которая попрыскала на него водой и успокоила меня. Она, оказывается, его знала.

    – С ним всегда такое случается… но он, скоро снова очухается… – заметила она.

    И верно, мужчина резко сел, с диким видом огляделся по сторонам и, получив от меня бокал вина, одним глотком осушил его до дна.

    Это, видимо, привело его в чувство, он тотчас же вскочил на ноги, злобно посмотрел на меня и, уходя, дал мне пять гульденов. Я почувствовала себя богачкой и от радости заскакала по комнате. Теперь только я осознала, что могу добывать деньги своей перламутровой раковиной, и решила никогда её впредь не транжирить.