Изнанка предпринимательства. окончание

-       Ну, что ж, сегодня тебе придется отправиться на наш любимый завод, причем без оперативного сопровождения…, - Анатолий Ткачук загадочно глянул на меня, проведя с нашей бригадой утреннюю оперативку, на которой мы суммировали результаты обысков.
        Обыски дали результат по советским временам достаточно удивительный, поскольку сумма изъятых денег и ценностей перевалила за миллион рублей. Подобные цифры фигурировали в спец.сводках по нашей линии только по результатам работы по хлопковым делам в Средней Азии, где приписки о сборе урожая  плотно пересекались со взятками на высших партийных уровнях. Так что такие результаты работы не могли нам не льстить.
-       А что мне делать на этом комбикормовом заводе? Документация изъята, бухгалтерская экспертиза считает размер хищений, все вроде отработано…? - я недоуменно посмотрел на Ткачука.
-       Осталось отработать, в смысле допросить около двадцати человек рабочего состава, которые производили погрузку непосредственно «левого» комбикорма в транспорт похитителей. Большую часть ребята отработали. Ты закончишь, а то, их туда теперь ни под каким соусом не заманишь, - Ткачук старался не смотреть мне в глаза.
       Меня это не то, чтобы обеспокоило, но внесло какое-то сомнение в отношении данного мне задания. Однако есть единоначалие, дисциплина и подчиненность. Так что, посетовав про себя, что на сегодня я остаюсь без компаньонов и буду трудиться в одиночестве, я отправился на служебном УАЗике на чудо производства органики того времени. Нежелание моих коллег вторично появляться на данном производстве стало мне понятным, когда мы пересекли черту населенного пункта «Малые Колпаны», потому что именно в нем и располагалось сие производство. И уже на въезде в салон УАЗика пополз запах тухлой рыбы. По мере приближения к цели нашей поездки концентрация этого запаха только усиливалась. Причем мне уже казалось, что тухлятиной воняет уже все: машина, моя одежда, здания и весь этот мир…

-     Мне нужен кабинет для допросов и вот эти сотрудники, - я протянул исполняющему обязанности директора список, морщась от головной боли, которую мне, несмотря на мой молодой возраст, доставлял этот всепроникающий рыбный трупный запах. 
      И.о. директора, понимающе посмотрев на мое перекошенное лицо, распорядился отвести меня в один из кабинетов заводского управления и поочередно приводить туда поименованных в списке работников, вернее работниц, ибо список состоял только из женских имен. Пообщавшись с ним (предидущий директор отдыхал в «Крестах» по нашему делу) и еще с несколькими сотрудниками заводоуправления, я с удивлением отметил про себя, что они совершенно спокойно переносят эту нестерпимую для меня вонь. Не даром говорят, что человек способен привыкнуть ко всему. Но для меня же пока пребывание здесь было подобно нахождению в эпицентре выгребной ямы питерского общественного сортира. Но оказалось, что я еще ощутил не всю концентрированную мощь советского комбикорма из рыбьей требухи. Когда ко мне входили на допрос в помещение кабинета дамы в спецодежде, которая была пропитана как многомесячными наслоениями этого запаха, так и сегодняшним «свежаком», судя по светлому налету комбикормовой пыли на комбинезонах, запах усиливался кратно и  волной бил мне в многострадальное обоняние. Поскольку дамы были в хищениях не замешаны, а только лишь исполняли приказания вороватого начальства, загружая прибывший «левый» транспорт, то допросы были краткими, но выполнение формальностей, как-то: заполнение данных, подписки об ответственности за дачу ложных показаний, краткое содержание событий погрузок требовало времени. И под конец работы я валился с ног. Не от усталости, а то ли от отравления этим запахом и  витающей  везде пылью этой гадости, что потом склюют в совхозах курицы и уже сожрали наши криминальные свинки, не то от осознания того, что, в самом деле, мы покупаем в виде продуктов в магазинах. А еще больше меня удивляло то, что, судя по заполненным мною в протоколах данным, все работницы жили в этих самых «Малых Колпанах» с семьями и как-то свыклись с этим явлением вони в месте своего жительства. Хотя, наверное, выход в мир, то есть за пределы смердившего населенного пункта, был связан с определенными трудностями в виде обонятельной реакции окружающих. Производство это было вредное, работники относились к так называемому «первому списку», то есть для получения пенсии должны были отработать на производстве десять лет. Но особой заботы о здоровье сотрудников в виде там вентиляции или каких-то особых душевых я не заметил. На лицах, правда, у всех были распираторы, но не думаю, что от них был большой толк. Полагаю , что в легких работающих были целые пласты наслоений этой пылевой дряни.
        Когда я преступил порог прокуратуры, то сотрудники попадавшиеся мне навстречу, деликатно, а то и не очень воротили носы в сторону, а Ткачук, приняв от меня заполненные бланки протоколов допросов, отпустил меня стираться и отмываться. Ведь не каждый по тем, нищим советским временам располагал богатым гардеробом верхней одежды, да и одежды вообще. Отдраивая себя мочалкой и прыская на джинсы с джемпером дефицитную французскую туалетную воду, я злился на того же Ткачука, который мог бы о таком факте меня предупредить, чтобы я явился на допрос в обносках из каких-нибудь вещественных доказательств. Слава Богу, что в течении ночи одежда, проветриваемая мною на балконе гостиницы, избавилась от запаха, который, видимо не успел закрепиться в структуре ткани.
        Явившись утром следующего дня в прокуратуру, я застал Ткачука и остальных членов бригады с весьма озабоченными лицами. Ткачук и остальные ребята заметили слежку, организованную вроде бы профессионально, но сотрудниками явно местного отдела, поскольку работу профессионалов из седьмого управления Главка, так называемой «наружки» трудно обнаружить даже знатокам своего дела. Наверняка, слежка была пущена и за мной. Но вчера, я, озабоченный проблемой спасения своего гардероба от подцепленной на заводе вони, вряд ли мог ее засечь.
-      Понятное дело,  фигурант понял, что подобрались мы к нему достаточно близко, теперь задействовал свой ресурс, - резюмировал Ткачук.
       Он имел в виду наши результаты по расследованию дела. У нас уже были доказательства причастности заместителя местного ОВД к, как бы сейчас сказали «крышеванию» разрабатываемой нами преступной группы. Многие арестованные нами из среднего звена группировки, не стали корчить из себя героев-партизан и дали на него показания. С арестом Ткачук пока тянул, поскольку таковой из-за занимаемого фигурантом служебного положения вызвал трудно прогнозируемую реакцию милицейского Главка и другого административного ресурса, в том числе и партийного, находящегося на тот момент еще в силе, несмотря на горбачевский ветер перемен. Но местные по нашему общему мнению, вряд ли ограничатся только пассивным наблюдением. Ведь суммы похищенного уже тянули на расстрельные статьи и заинтересованные лица вполне могут принять и активные акции по развалу дела, в том числе и воздействовать физически на участников расследования, то есть на нас.
-     Короче будем его сегодня брать! – решил Ткачук, - Я смотаюсь к областному прокурору за санкцией, все ж таки не рядового мента закрывать будем. Конвой вызывать не станем. Роберт, ты вызови его к концу рабочего дня, якобы для согласования плана совместных мероприятий с местным ОВД, уверен, что сразу примчится за такой  информацией. Вяжем его своими силами, пакуем и в изолятор областного КГБ. Из местного изолятора, да и из «Крестов» утечет информация как из дырявого корыта. Ну, все! Работаем!
       Наш фигурант, узнав от меня о цели приглашения, действительно прибыл точно в оговоренное время. Ткачук как в воду глядел! Но как только подполковник зашел в мой кабинет, стоящие по обе стороны от двери ОБХССник Леша и гэбист Игорек, сразу заломали ему руки за спину и защелкнули на запястьях наручники. Игорек даже воспользовался чьим-то носовым платком в виде кляпа, дабы милицейский начальник не поднял шум. Тот, судя по его выпученным глазам, пока пребывал в состоянии шока. Не очень вежливо подталкивая задержанного в спину, его вывели через запасной выход, где дожидалась уже «на парах» легковая машина, взятая тем же Игорьком из оперативного резерва его конторы. Так и убыл милицейский начальник в следственный изолятор КГБ на улицу Захарьевскую, где, как известно, даже «генералы плачут как дети».
       Допрашивал его там несколько дней кряду сам Ткачук в присутствии еще каких-то важных прокурорских и гэбэшных чинов. Мы, в ожидании «бригадира» занимались в основном канцелярщиной по множеству томов нашего дела, приводя его в порядок с точки зрения делопроизводства и уголовно-процессуальных требований.
       Когда же Анатолий вернулся через тройку дней, то был он мрачен и немногословен. Более часу он провел, запершись в своем кабинете, потом позвонил мне по внутренней связи и попросил зайти.
-      Знаешь, тебя требуют обратно в твою районную прокуратуру, - сказал он, стараясь не встречаться со мною взглядом, - ты езжай, по крайней мере, на несколько дней. Разберешься там. Если что, то сразу и вернешься…
-      А что, если что? – спросил я, чувствуя неладное.
-      Если то, что поведал наш подполковничек, дадут на реализацию, - с неохотой ответил он, и на этом разговор наш окончился.
       Делать нечего. Я в тот же день, сдав свой участок работы в виде документации, Ткачуку, убыл в свои «пенаты», не проставившись за отъезд, поскольку был уверен, что вскоре вернусь. Не знал я тогда, что Ткачук умышленно договорился с областным начальством о моем отзыве. Не хотел он портить мою только начинавшуюся карьеру. Ведь расклады от мента вели дальше, к партийной верхушке тогдашнего ленинградского обкома и откормленные свинки были только малой частью большой схемы хищений, от которых деньги оседали в карманах партийных бонз под руководством тогдашнего Первого секретаря Романова Г.В., на словах во всю ратовавшего за перестройку.
        Снова в бригаду меня не пустили, а мой районный прокурор потом уже, за бутылкой водки, которую мы распивали у него в кабинете, по пьяни поведал мне, что дело наше было передано другой «бригаде», присланной из Москвы. Ткачук попал под следствие, якобы, за присвоение изъятых на обысках ценностей ( на его заверения, о том, что оные были ему просто на его же глазах занесены в ходе обыска в квартиру, внимания никто не обращал). Лешка ОБХСС-ник был сослан в участковые, причём на самый дальний участок, где пил горькую. КГБ-шник Игорек пропал в недрах своей системы. Это было мое первое свидание с таким явлением, которое потом назовут коррупцией, и увы, как показала дальнейшая моя практика, не последнее…