de omnibus dubitandum 96. 227

ЧАСТЬ ДЕВЯНОСТО ШЕСТАЯ (1857-1859)

Глава 96.227. ЗАТКНИ ПАСТЬ, ГЛУПАЯ ГУСЫНЯ…

    – Карин, – строго прикрикнул Ребаз, – что делают в первую очередь?

    Она проворно опустилась на колени, и длинная ялда, торчавшая из штанов, в мгновение ока полностью исчезла у неё во рту.

    Ребаз поднялся из-за стола:

    – В таком случае я оставляю её вам, господин сосед, – проговорил он, – а Хелю забираю с собой, вы не против?

    Мой отец только утвердительно кивнул головой.

    Однако Ребаз ещё раз подошёл к нему.

    – Прекрати-ка пока лизать, Карин, – сказал он.

    Она остановилась и посмотрела на него.

    – Слушайте внимательно, господин сосед, – повторил Ребаз. – Я оставляю вам Карину, и вы сношаете Карину, а я увожу с собой Хелену и сношаю её.

    – Да идите же, наконец, – пропыхтел отец, поднялся на ноги и грубо швырнул Карину на кровать. Она громко расхохоталась. Но он бросился на неё, и она с юркостью угря мгновенно наставила его на правильный путь. Мы видели, как он принялся наносить удары, и услышали, как Карина при этом нашёптывала:

    – Только хорошенько сношай… только хорошенько отпудри… как следует… сде-ла-ешь, да-а?

    Ребаз внезапно пришёл в возбуждение и я тоже.

    – Ага, коль так, – сказал он, – тогда и нам тоже стесняться особенно нечего.
С этими словами он бросил меня на другую кровать, сам лёг сверху, и я приняла его удары.

    Получился великолепный квартет.

    Отец басил, тяжело дыша:

    – Давай сюда титьки… так… старательней жопой подмахивай… вот так хорошо…
Ребаз пыхтел:

    – Едрёна вошь… вот это здорово… такое мне нравится… только не торопись, у нас море времени.

    Я визжала:

    – У меня подкатывает… у меня подкатывает… отец… Ребаз … у меня подкатывает.
А Карин шепеляво присюсюкивала:

    – Ах… трахай меня… сделай мне ребёнка… трахай меня… да… откуси мне титьку… откуси мне титьку… Ребаз… он меня сношает… он сношает меня…

    Отец и Ребаз брызнули один за другим, и их рык, стоны, предсмертный хрип и сопение слились в единый хор с визгом, вздохами и охами моими и Карины и со страшным скрипом обеих кроватей.

    Когда мы кончили, Ребаз крикнул своей Карине:

    – Пойдём, спать пора…

    Та вывернулась из-под моего отца, и Ребаз сказал на прощание:

    – Да, господин сосед, второй номер каждый исполнит уже со своей.

    Мой отец без промедления перекочевал ко мне и тут же взялся играть грудями, а я стремилась снова поставить во весь рост его меньшого братца, свою постельную затычку.

    Поскольку сделать это сразу никак не удавалось, я прибегла к приёму, которому недавно научил меня Ребаз. Я сделала ему на лицо компресс из своего паштета и взяла его стержень в рот как освежительный леденец, и позднее, когда мы наслаждались плодами подобной кулинарии, и я уже смогла перевернуться, чтобы расположиться под отцом, мы услышали донесшийся из кухни голос Карины:

    – Трахай меня… Ребаз … трахай меня… ты делаешь это лучше всех… ах, Ребаз … Ребаз … как много членов уже перебывало во мне… но ты делаешь это лучше всех… трахай ещё… так… так… вынимай… заводи… а-а… а-а… я исполню всё, что ты хочешь, Ребаз …

    А Ребаз рычал:

    – Заткни пасть, глупая гусыня… подставь манду, как следует, и не мешай мне сношаться…

    – Она это хорошо делала? – спросила я, когда отец начал наносить первые удары.

    – Да… очень хорошо… она так тепло и так крепко сжимала его…

    – Лучше меня? – спросила я и пустилась пританцовывать попкой.

    – Нет… нет… ах… энергичней попкой… ещё энергичней…

    А я в ответ:

    – Трахай меня… Трахай меня… хорошо… так… ты делаешь это лучше всех…
Этому я только что научилась у Карины.

    Отныне Карина просто осталась жить с нами. Она спала с Ребазом на кухне, а днём расхаживала по моей комнате, раскачивая своими крейсерскими грудями. Она была неприятна мне. Однако, очень желая понравиться, держалась со мной всегда так приветливо и так терпеливо и послушно подлаживалась во всём, что я, вскорости, к ней привыкла. Иногда она спала с отцом, и в такие ночи я ложилась с Ребазом.

    Отец и Ребаз отлично уживались друг с другом и по настроению делили нас между собой. Теперь Ребаз никогда не проводил половой акт наскоро, ибо, оставшись без работы, ему некуда было торопиться. Он нередко целый день оставался дома, и тогда принимался сразу за нас обоих.

    Однажды я возвращалась домой и, свернув под арку ворот, наткнулась на Карину, которую как раз в этот момент схватил за грудь мой двоюродный брат, господин Евангелино.

    Я прошла мимо, Карина крикнула мне «Сервус!», а Евангелино даже не обратил на меня внимания.

    Наверху Ребаз сидел в кухне.

    – Ты не видела Карин? – спросил он меня.

    Я не упустила возможности подложить ей свинью и сказала:

    – Видела, она стоит внизу под аркой.

    – С кем? – заинтересованно спросил Ребаз.

    – С господином Евангелино, – сказала я.

    – Неужели? И что же она с ним делает?

    – Мне почём знать, – равнодушно ответила я, – я только видела, что он держит её за титьки…

    – Ну и пусть себе держит, – засмеялся Ребаз, – коли ему это удовольствие доставляет.

    Карин долго не появлялась. А когда, наконец, пришла, Ребаз уединился с ней в кухне. Я ожидала, что последует суровое наказание, и прислушивалась:

    – Ты где так долго шлялась? – начал он.

    – Меня уже отсношали, – со смехом сказала она.

    – Где это? – удивлённо спросил Ребаз.

    – В подвале, – призналась Карин.

    – Ну и каков результат? – поинтересовался Ребаз.

    – Два гульдена, вот возьми. Карина отдала ему деньги. Ребаз засмеялся и послал её купить на них сигарет.