Глава 510. Спадавеккиа. Письмо незнакомки

Антонио Спадавеккиа
Моноопера «Письмо незнакомки»
Государственный симфонический оркестр Министерства культуры СССР
Людмила Сергиенко (сопрано)
Владимир Андропов (дирижер)

BorisTarakanov: Знает ли кто-нибудь сочинения этого композитора — кроме саундтрека к «Золушке» 1947 года?

Mikhail_Kollontay: Я припоминаю оперу «Хозяйка гостиницы» или что-то в этом роде. Фрагменты какие-то, лихо сделанные! Успел попересекаться с ним лично на каких-то заседаниях в Союзе Композиторов. Помню синие очки, видимо, глаукома была... Есть очень веселые воспоминания о нем Ю. А. Фортунатова, но они не совсем приличные, публиковать не могу. Если им верить, в молодости человек понимал, что такое весело пожить.

paraklit: Он тут родился и вырос? Не приезжий ли?

Mikhail_Kollontay: Учился в Москве — во всяком случае, по-русски говорил как мы...

Elena_Cherdantseva: На Кунцевском кладбище, на участке военачальников и заслуженных деятелей искусств, среди хороших памятников стоит убогая табличка с полустертой надписью «А. Э. Спадавеккиа».
Нашел ее создатель сайта «Московские могилы» Павел Кац еще семь лет назад, опубликовал фотографию в интернете. После этого на некоторых сайтах началось обсуждение о том, что неплохо было бы привести захоронение в порядок. Краска ведь смоется, табличку выкинут. Однако все упиралось в то, что жива вдова композитора. И по закону — это исключительно ее личное дело, стоять памятнику или нет. Женщина на связь ни с кем не выходит. Ей уже семьдесят лет, соседи говорят — характер у нее сложный. Но она не бедствует, получает авторские за музыку мужа.
Земля слухами полнится. Снимок захоронения за семь лет увидели многие, в том числе и коллеги композитора. Узнали, что жива и еще одна супруга композитора. Предпоследняя — Лидия Дмитриевна. Ей уже восемьдесят два года, интернетом она не пользуется, прав на то, чтобы привести в порядок могилу, у нее нет никаких. Она рассталась с Антонио еще пятьдесят лет назад! Однако прошедшей осенью ей все же рассказали о ситуации.
Лидия Дмитриевна тут же поехала на Кунцевское посмотреть на захоронение бывшего мужа. Разыскать его не смогла, только ужасно замерзла. Попросилась в помещение к рабочим погреться. Ее впустили, спросили — кого она ищет. Пока грелась, один сердобольный рабочий прошел по участку и нашел для нее табличку. Женщина ужаснулась от увиденного, но что делать? Средств на памятник нет, она живет только на пенсию.
Села писать письма в разные организации. В Союз композиторов, в Министерство культуры, в Департамент культуры... Откуда-то ей не ответили. Откуда-то прислали «добрый» совет, кому и как нужно писать письма. Откуда-то ее письмо переслали в Департамент торговли и услуг с формулировкой: «Просим разобраться и дать ответ заявителю». Из Департамента торговли и услуг ее просьбу переслали в подразделение, в ведении которого находятся все московские кладбища. Там ответили, что выделение денежных средств на кладбищах (будь то похороны или установка памятника) предусмотрено только для людей, стоявших на страже родины — Героев Советского Союза, Героев России, тех, кто служил в силовых ведомствах и т. п. На деятелей культуры государство средств не выделяет.

ВЕСЕЛЫЙ СОСЕД

И тут выяснилось, что про Антонио Спадавеккиа невозможно найти ни одной статьи. При жизни он дал массу интервью, но где их искать? В каких старых газетах? Биография его описана двумя строчками. Изображение его осталось лишь на паре размытых снимков… Поэтому я решила встретиться с предпоследней женой композитора — Лидией Дмитриевной Спадавеккиа, чтобы поговорить о человеке, который создал столько красивой музыки и чья биография сейчас, равно как и могила, могут навсегда исчезнуть из истории.
Живет Лидия Дмитриевна одна, в отдаленном районе Москвы. В квартире обстановка, как у всех советских пенсионеров, вот только домашние растения огромных размеров. Видимо, хорошо ухаживает за ними. Вот, что она рассказала:

«— Мы познакомилась, когда я была еще школьницей. Наши дачи в Абрамцево находились по соседству. Каждый день виделись на пляже. Антонио был шумный, веселый — настоящий итальянец. После пляжа звал к себе пить чай. Его мачеха — Татьяна Матвеевна — жила на даче круглый год; она делала варенье, а мы только и рады были. Времена послевоенные, голодные. Еще Антонио мог достать билеты в любой театр, и нам тоже билеты перепадали. Всегда приглашал на свои премьеры. А спустя уже несколько лет с момента нашего первого знакомства мы с подружкой, как обычно, позвонили ему спросить билетик, но нам ответил женский голос: «Он здесь больше не живет. Звоните туда-то». Мы созвонились, Антонио дал свой новый адрес. Там оказалась большая коммуналка, где в его комнатке поместились лишь пианино и тахта.
Тогда он впервые рассказал о своей личной жизни. Он был раздавлен и ему, наверное, хотелось с кем-нибудь поделиться своим несчастьем. Прежде я никогда не видела его таким — у него как будто вырвали сердце. Он развелся с Евой, это актриса Нинель Мышкова, которую называли Евой. Видеть его таким раздавленным было ужасно больно. Почему он — известный человек — оказался в такой жуткой коммуналке, мы не спрашивали. Неловко. Он сказал, что вложил деньги в строительство кооператива».

А еще Лидия Дмитриевна предоставила нам свои семейные фотографии и фото самого Антонио Спадавеккиа. До сих пор в интернете имелись лишь пара размытых фотографий Спадавеккиа, на которых ему много лет. Теперь мы можем увидеть его лицо, и также семейные снимки. Сохранилось единственное фото, где он с отцом. И единственное фото, на котором его мачеха.

Его дед вместе с Гарибальди боролся за освобождение родины, но вынужден был бежать из Италии. Поселился в Керчи, где обзавелся семьей. Его сын Эммануэль стал морским капитаном. Антонио родился на корабле, неподалеку от Одессы, но в его паспорте местом рождения была указана Одесса. Мама Антонио пианистка.
После рождения семья Антонио поселилась в Баку. Там они застали погромы, когда турки вырезали армян. Поскольку семью Спадавеккиа не трогали, те были итальянцы, то они стали спасать армян, прятать их в подвале. Помимо опасности, что их всех раскроют и убьют, люди страдали от голода. В доме из еды имелась лишь бочка черной икры. Долгое время и спасенные и спасатели питались лишь икрой. С тех пор Антонио никогда не ел черную икру.

ЖИЗНЬ СРЕДИ МУЗЫКИ

«— Мы с Антонио случайно столкнулись спустя несколько лет. Я закончила Плехановку, работала в Госарбитраже Совета министров. Вдруг он заглядывает в мое окошко — принес какую-то бумагу. Мы оба обрадовались встрече. Он пригласил меня обедать в «Арагви», потом позвал в гости — хотел показать свой кооператив в доме композиторов. Правда, там у него только одна комната была — они купили одну квартиру на двоих с композитором Володей Рубиным, потому что им обоим не хватило средств на отдельное жилье. Но дом был хороший и дорогой по тем временам — большая кухня с мусоропроводом прямо на кухне, и много других непривычных для тех лет удобств.
С тех пор мы стали встречаться чаще. Мне уже исполнилось двадцать три, сверстницы мои повыходили замуж, у кого-то и дети были. Я тоже думала о семье. Антонио я знала давно, мне с ним было легко, у нас были общие духовные интересы. Он веселый, театрал, интеллектуал, юморист. Было совершенно незаметно, что ему уже сорок девять лет. Так что, когда он сделал мне предложение, я согласилась. Он сразу поехал к моей маме официально просить моей руки. Мама, конечно, упала в обморок. Правда, мне потом сказала: «Делай, как знаешь».
Свадьба у нас была скромной, жить мы стали в его комнате. С Володей жили дружно, конфликтов не было. Да и вообще в те времена дружно жили все — постоянно ходили друг к другу в гости, вместе отмечали праздники. Хотя бывали всякие моменты — и вообще — если про композиторский дом рассказывать — можно снять сериал. То там ругались, что кто-то у кого-то украл музыку — подслушал, мол, открыв на кухне мусоропровод! То вдруг нас стали атаковать стаи моли. Она залетала с улицы черным роем, стоило открыть летом окно. Стали искать причины и выяснили, что строители, обещавшие сделать в доме звукоизоляцию из пробки, заменили ее войлоком. Моль в нашей звукоизоляции прижилась как родная…
Мне рассказывали соседи, как еще на этапе строительства, они поругались между собой из-за биде. Их в каждой квартире заложили в план, потом жилье подорожало, одни согласились с ценой, другие кричали: «И зачем нам эти биде?!» Именно после того собрания Никита Богословский произнес знаменитую фразу, ушедшую в народ: «Друзья познаются в биде».
В нашем доме жили Шостакович, Хачатурян, Ростропович, Свиридов, с нами на площадке проживала Людмила Лядова, я у нее даже покупала платья…
Потом мы переехали в собственную квартиру, в новый дом композиторов на Студенческую. Нашим соседом по площадке был Евгений Светланов. Помню, как он женился на знаменитой оперной певице Ларисе Авдеевой, и она переехала к нему с младенцем от своего предыдущего мужчины. Прожили они три года. А однажды, когда мальчик гулял с няней по двору, к дому подъехала машина. Из нее вышли люди, затолкали в машину няню с малышом и увезли. Весь дом стоял на ушах — ребенка похитили! Авдеевой вызвали скорую, у нее было слабое сердце. Но вскоре няня позвонила, сообщила, что мальчика забрал родной отец и отдавать его не намерен.
В возвращении ребенка назад принимал участие весь дом, в том числе и Антонио Спадавеккиа. Придумали план. Позвонили отцу и попросили привезти мальчика в больницу — сказали, что Авдеева умирает, состояние крайне тяжелое, хочет проститься с сыном. Он долго отказывал, но потом все же дал согласие. Ребенка привезли с охраной. Врачи охрану не пустили в реанимацию, они ждали у входа. Авдееву на каталке вместе с ребенком вывезли через запасной выход. К дому ее привезли на скорой, все жильцы охраняли подъезд, чтобы никто не прорвался».

…С работы Лидии Дмитриевне пришлось уйти. Муж мог по ночам музыку сочинять — а с утра могли нагрянуть музыканты или артисты из какого-нибудь города, где ставилась его опера. Или он утром убегал в театр на репетицию, а в доме трезвонил телефон: либреттисты, режиссеры — всем что-то требовалось. Она как секретарь, знала обо всех делах мужа, могла за него дать интервью журналистам.
Командировки у него были долгие, музыкальные спектакли ставились не один месяц. Иногда ставили сразу в двух-трех-четырех городах — он только и занимался перелетами. Она любила ездить вместе с ним. Говорит, с ним было очень хорошо. Всегда интересно, весело.
На премьере надо было быть обязательно в каждом городе. А после премьеры композитор всем артистам, включая оркестр, должен был устроить банкет. Она только за голову хваталась от таких трат. До сих пор вспоминает банкет в Перми (Пермь в советское время была самым передовым городом в плане музыкальных спектаклей). Там весь театр перебрал с алкоголем. Музыканты устроили драку, кому-то порезали ухо. На другой день в оркестровой яме многие сидели в бинтах.

ИНОСТРАНЕЦ В РОССИИ

«— Работал Антонио очень много. Ему трудно пришлось в жизни, у нас в стране к иностранцам относились напряженно — хотя какой он иностранец, и заграницей-то ни разу не был. Когда началась война, его не взяли на фронт — решили, что итальянца пускать нельзя — отправили в Элисту. Отец его остался в Москве, умер от истощения и похоронен на Новодевичьем. Антонио тогда не мог ничем ему помочь. Только один снимок и остался, где они с отцом сняты вместе. До конца жизни он содержал свою мачеху, которая так и жила в Абрамцево. Мы гостили у нее каждое лето, Антонио брал пианино напрокат и работал там. За границу его долго не выпускали, а он так мечтал увидеть Италию! Изучал итальянское искусство. Дружил с известным итальянским коммунистом и писателем Джованни Джерманетто. Дружба эта вышла Антонио боком, хотя он был членом партии, вел какие-то бесконечные общественные дела».

Лидия Дмитриевна до сих пор чувствует вину из-за того, что ушла от мужа спустя семь лет брака. Но годы шли, ей уже хотелось ребенка. Антонио, конечно, мог многое, но в его жизни была одна боль, с которой он не мог справиться. Ни одна из его жен не родила ему ребенка, а он обожал детей. Даже сказал Лидии: «Если хочешь, роди от кого-нибудь. Воспитаем». Но она была человеком советского воспитания, не могла представить себе, как такое возможно при живом муже. Их отношения шли к разладу. Появилась новая беда — Лидия Дмитриевна сильно заболела. Антонио вырваться из командировки не смог. Зато приехал из Риги ее поклонник, отвез ее в больницу на операцию. Потом приехал, чтобы забрать из больницы и отвезти домой. Забрасывал ее письмами. В итоге она и уехала с ним в Ригу. Все-таки она привлекательная женщина, мужчины ее добивались, оставлять ее надолго, конечно, было нельзя.
Однако Антонио остался другом. Он сказал, что не знает, что там за человек, поэтому отдает ей комнату в своей квартире, чтобы она не осталась без жилья. Они еще долго переписывались, пока новая супруга Спадавеккиа не обнаружила переписку и не запретила ее.

«— Не знаю даже, откуда она взялась. Кажется, его друзья познакомили, чтобы не тосковал. Была там любовь или нет — я не знаю. Жена ему была необходима, иначе заграницу не выпустят, а он мечтал увидеть мир. Первый раз его выпустили только в Китай, он даже там сфотографировался с китайскими детьми. Так все нравилось.
Да к тому же будучи холостяком, он мог бы претендовать только на комнату в коммуналке. Правила такие были. Больше я его не видела. Жили в разных городах, переписку нам запретили, у меня ребенок появился, на работу снова вышла —  жизнь взяла свое».

Лидия Дмитриевна прожила в Риге двадцать лет, вырастила сына, переехала снова в Москву. Позже развелась с мужем, а в 1997 году сын пропал без вести — так его и не нашли. Но осталась внучка.
Осталось еще и желание привести в порядок могилу Антонио и повесить на дом, где он жил, мемориальную доску. Она уже ездила в его бывший дом. Там нашлись соседи, которые хорошо помнят его, многие его любили. Люди согласны собрать подписи для установки доски.
С заброшенным захоронением все сложнее. По действующему законодательству дать разрешение на установку памятника может только ответственный за захоронение, в данном случае — его законная вдова, не удосужившаяся за двадцать семь лет найти времени и средств на установку достойного памятника своему мужу. Но по каким-то причинам давать разрешение она не спешит.

childcomposer: В 80-х годах на виниле выходила моноопера Спадавеккиа «Письмо незнакомки» по новелле Цвейга.

karapyzik: Письмо

Aeline

Передо мной лежит письмо.
(И спит котенок).
Конверт, с узорчатой тесьмой,
ни толст, ни тонок.

Веселой змейкою чернил
красивый почерк
в углу легко соорудил
колонку строчек.

Обратный адрес указать
«забыл» при этом.
Затем, что, надо полагать,
не ждет ответа.

Письмо готовило визит
в неспешном темпе.
Об этом прямо говорит
почтовый штемпель.

Признаться, жду уже давно
я нашей встречи.
О чем расскажет мне оно
в июльский вечер?