Семь писем или Уроки жизни и любви, письмо 1

Повесть о первой любви, из цикла ПИСЬМА, рабочий вариант.
Все герои вымышлены, все совпадения случайны. Публикуется впервые!

ПРЕДИСЛОВИЕ здесь - http://proza.ru/2023/06/09/936

ЧАСТЬ 1 УРОКИ ЖИЗНИ

***
Письмо первое (от 27 ноября 197... года).

"Любовь моя, здравствуй!
На все твои вопросы можно было бы ответить в двух словах: жив, здоров и все. При всем моем желании видеть тебя, хочется сказать очень многое, но бумага сама требует краткости, поэтому извини, если письмо будет небольшим. О своих чувствах скажу одно — скучаю по тебе, каждую ночь ты словно спишь со мной. Вспоминаю о тебе не как о пятнадцатилетней девочке, а как о полноценной и красивой женщине, которая покорила меня своим обаянием и нежностью. И я часами целую и ласкаю этот милый образ, от чего мне так становится хорошо, словно сама Богиня любви подарила  тебя мне. Мысли в голове роятся, как пчелы, но я не собираюсь писать любовный реферат, так как тебя со мной нет. Пока думаю о тебе — горю, а прихожу в действительность — мерзну. Но в общем-то настроение хорошее, так как все время в работе.
Ремонт только на половине, эта квартира будет такая же красивая, как ты. И я ухаживаю и отделываю ее, как женщину, которая будет потом служить мне долго.
В первых числах перехожу на новое место работы.
Есть неприятная новость — твою маму судили товарищеским судом. Три месяца будет работать техничкой. Ей повезло, твоя заслуга есть, все обошлось.
 Вот такие, Идочка, дела. Пиши мне чаще, а может надумаешь приехать? Жду, люблю, целую. Всеволод."

Комментарий Рассказчицы к письму первому:
 
 Помню, как это все было волнительно читать. Такие взрослые слова: «любовь моя», »каждую ночь ты словно спишь со мной», «целую и ласкаю милый образ», «женщина, которая будет служить мне долго», «твоя заслуга» и, конечно же, «жду, люблю, целую» - я не знала тогда, как относится к прочитанному. Было не просто удивление, а недоумение, словно это не мне написано. Я тогда была, как дикая кошка. Воспитание было настолько строгое, что даже читать эти слова мне было очень совестно. От стыда и смущения горели щеки и губы — ему все-таки удалось меня обнять и поцеловать в краешек губ,  на вокзале, когда я уезжала, но так мельком,  что это и поцелуем нельзя назвать — но пролетевшей искрой, однозначно. Все же остальное было лишь его фантазиями, знанием того, что мне было совсем еще не ведомо.
   Конечно, скромный опыт был — однажды я поцеловалась с одним мальчиком. Прошлым летом, после седьмого класса, когда я ездила в лагерь труда и отдыха, зарабатывать на туфли и форму к восьмому классу, то  там, в деревне, меня свела судьба с одним местным парнем. Два месяца мы проработали в этом трудовом лагере — днем пололи овощи на бескрайних колхозных полях, а вечерами ходили на танцы в местный клуб. Обнимания в медленном танце и были по тем временам самым сильным сексуальным  впечатлением, при этом танцевали « с вытянутыми руками», как называлось тогда, но не ближе. Ближе нельзя — сразу все увидят, разговоров не оберешься. Все лето этот мальчик за мной ухаживал. Самое большое — за руку взявшись ходили по темным, неосвещенным деревенским улочкам. А поцеловались в последний вечер перед отъездом — робко, трепетно и неумело. Вот и весь опыт целования. Так что читать подобные строки мне тогда было неловко до слез, даже обидно — а вдруг кто из любопытных подруг прочтет? В общежитии ведь не утаишь, всё на виду у всех, куда ни спрячь.
 Так что тогда это его первое письмо просто ошарашило меня и испугало своей прямотой желаний.  Да и все впечатления перечеркнуло сообщение о маме. Я испугалась.  «Твоя заслуга есть» - писал он. В чем? Очень многое мне было не понятно, не утешили даже его слова о любви. Все застелила в глазах пелена боли и страха за маму, которая ничего не писала мне об этом. Да и вообще ничего не писала.     Моя мама была очень недовольна, что я сдала экзамены и поставила ее перед фактом, что поступила в училище и уеду учиться в другой город. Мама считала, что достаточно восьми классов образования, надо просто работать дальше, чтобы обеспечивать свою жизнь. По этой же причине я после восьмого класса не поехала снова  в трудовой лагерь со старой дружной компанией, а пошла работать с мамой в магазин, в отдел самообслуживания, кассиром,  где и проработала все лето.
   В конце июля моя преподаватель танцев, к которой я ходила заниматься весь учебный год восьмого класса, сказала, что приезжает выездная комиссия из культурно-просветительного училища, которое она окончила и мне надо обязательно туда поступать — с моими данными меня возьмут сразу, она уверена. Да и я же ее ученица, поможет, замолвит словечко. И вот я, в обеденный перерыв и  бегала на экзамены. Обед был в нашем кооперативном магазине два часа, а Дворец культуры, где проходили приемные экзамены — в пяти  минутах ходьбы, через дорогу от магазина. Начинал магазин работать с десяти утра, а экзамены начинались утром в половине девятого, так что я успевала войти первой и сдать письменные экзамены. А вот специальность, танец  - как раз в обеденный перерыв бегала сдавать. Не просто было прятаться, скрывать, бегать по сорокаградусной жаре туда-сюда, но я справилась. Меня приняли без всяких протекций — что я ее ученица, мы сказали, когда узнали результаты. И конкурс был, многие из нашего города не поступили тогда ни на какое отделение, а меня уговаривали перевестись на музыкальное — сказали, что слух идеальный, способности к музыке природные и что меня еще не поздно научить игре на фортепиано. Но я любила танцевать и была счастлива своим выбором. А вот мама — та сильно рассердилась и сказала, что не даст мне ни копейки. Сама решила, сама и живи, и учись. А ее воля — хватит и восьми классов. Работай, потом замуж выходи и живи, как люди. Учителя звали в девятый класс, недоумевали, что такая ученица-отличница, а не заканчивает  десятилетку, идет в училище. Но поговорив с моей мамой, одобрили мое решение и пожелали мне самого наилучшего. Мама обиделась сильно, не разговаривала со мной до отъезда и не пошла провожать. Сказала только:
 - Вот, как надоест горе мыкать — к матери прибежишь, а я еще посмотрю, принять ли тебя обратно. У меня своя семья, а ты — отрезанный теперь ломоть. Живи, как знаешь.
Я не сильно обиделась, понимая, что маме с маленьким ребенком без меня будет трудно. И просто у нее такой характер.
Подружка у меня была школьная, близкая. Вместе мечтали учиться, но она перед самым экзаменом подвернула ногу и не смогла поступать — она меня со своей перебинтованной хромой ногой и провожала. Да он, Всеволод,  успел с работы, прямо перед самым отправлением поезда  прибежал, я уже в вагон собралась заходить, проводница торопила. Еще бабушка моя дорогая, к которой я сама зашла попрощаться на дорожку, поцеловала меня и пожелала счастливого пути в жизни, сунув в карман  троячок, завернутый в записочку. Прочла в поезде уже — бабушка одобряла мое желание учиться и получать профессию и будет помогать, как сможет. И помогала — каждый месяц с пенсии мне зелененькую трехрублевую купюру высылала в письме, а для меня это было спасением. Дело в том, что первые полгода мне не платили стипендию — забыла меня наша староста в списки записать. Она была из моего же города, но с другой танцевальной группы и очень меня невзлюбила. Так что бабушкин троячок меня и спасал, потому что мама не только не отвечала на мои письма, но даже алименты от моего отца не считала нужным переслать по назначению — своя семья была важнее. Я вот и отчима не хотела папой называть, да и брата не осталась нянчить — учиться, видите ли, решила. Мама брала меня измором — мол, приедешь обратно, как миленькая. Всегда было, как она скажет, но не этот раз.
Я не только училась, а еще и устроилась работать по ночам в роддом, в приемный покой. Рожениц этих я боялась ужасно, поэтому мыла этажи за себя и подругу по комнате, а та принимала рожениц за меня. Порой, за ночь одну, две привезут на скорой — она их быстренько оформит, в душ сводит. Тогда надо было поступающих мыть и брить везде, последнее для меня и было страшнее всего. Потом отведет подружка их в отделение, а сама может спокойно отдыхать, а мне два этажа мыть все равно, не зависимо от того, надумал кто в эту ночь появиться на свет или нет. Но ничего, к труду я была привычная с малых лет. Все время мама подрабатывала и мы где-нибудь мыли полы, а в тринадцать лет мама устроила меня в соседний   дом, где я  должна была подметать и мыть восемь  подъездов, благо, что этажей было всего пять. Когда болел маленький братик или сама мама, то еще и наш такой же дом мне приходилось убирать, пять раз в неделю.. А тут — всего два этажа — я справлялась. И потом, тут же никто не знал меня, не обзывал «подметаловкой», как однажды в школе десятиклассник при всех обсмеял в столовой. Говорит, что днем хожу, как королева, а ночами подъезды мою, как подметаловка. И так всегда  грубо смеялся, что я однажды не выдержала, подошла и влепила ему пощечину. Потом на педсовете разбирали, он же сынок чей-то там был, а я никто. Вся школа и узнала, что я подъезды по ночам убираю.
Так что  моя студенческая жизнь началась с подработки в роддоме.  А точнее, даже не так. В августе нас отправили на сельхозработы в колхоз. Говорили нам, что музыкантов и хореографов нельзя на такие работы, на другие пошлют, но мы все дружно собирали помидоры и картошку на полях. Идешь, идешь под палящим солнцем по полю и конца и края не видно...
На радостях  наелась помидор — страсть, как их люблю, прямо с поля, как с грядки у бабушки. Потом ругались, что нельзя, но кто же знал, что мой организм окажется таким слабым. Другие в туалет побегали, да водки с солью попили и снова здоровы, а я на вторые сутки мучений тоже решилась выпить пару глотков, но стало мне только еще хуже. Бригадиры ругаются, что показатели испортим, если в больницу обратимся, сама лечись, но на третьи сутки все же отвезли в кузове грузовой машины, вместе с помидорами, чтобы меньше знали вокруг. Оказался язвенный гастрит и проболела я там долго. Все уехали учиться по окончании работ, а меня все не выписывали, лечили. Сказали, что отравление было сильное, но что я съела — не знаю. Мыть надо все, на всю жизнь усвоила.
   Приехала я учится в конце сентября, когда все списки на стипендию уже отдали, а дополнительно — староста сказала, что нельзя подавать, а сама я и не додумалась ей не поверить и просто написать заявление директору училища. Так  и жила на бабушкины три рубля  первые полгода,  да  еще полставки мне платили за уборку. Саму меня не могли оформить, вот подруга и устроилась по своей трудовой на полторы ставки, за нас двоих, она была совершеннолетняя и даже успела поработать год после школы. Ночами работали, две ночи через две, а днем учились «в полную ногу», как у нас говорили — нагрузки у хореографов серьезные, помимо физических, специальных еще и общеобразовательные предметы для нас были обязательными, чтобы параллельно со специальностью получить полное среднее образование.
   
    Октябрь пролетел быстро, а после  ноябрьских праздников, то есть после парада, в котором необходимо было участвовать всем — общежитие закрыли на подготовку к зиме, хотя она уже вовсю началась в тот год и неизвестно, почему они летом не подготовились. Одним словом, нас отправили на каникулы. Кто-то снял жилье и не уехал, а я поехала домой. Соскучилась за всеми очень, да и отдохнуть хотелось в домашних условиях.
Двое суток в поезде. Совсем не жарко было  в вагоне и я сильно простудилась, приехала уже с температурой.
С вокзала пошла к маме в магазин, она тогда  соками торговала. В те времена еще три таких конусообразных стеклянных сосуда на подставке стояли на прилавке, продавец их крутит и наливает сок в стаканы, кому какой: персиковый, томатный, яблочный, гранатовый  или даже березовый, много было разных сортов сока.
   Мама сильно не удивилась и радости тоже не выразила никакой. Сиди, жди, скоро уже конец смены и пойдем домой. Села я в уголок и сижу, а в голове туман и сил совсем никаких.
   Мама с кем-то  беседует, но я даже не смотрю, мне совсем ни до кого и не до чего, но слышу же.
 - А это ваша дочь? А я думал, что у вас только мальчик маленький, а у вас еще такая красивая и взрослая дочь! Познакомьте!
 - Иди, иди, куда шел, она не знакомится, - категорично отвечает мама.
 - Почему? - спрашивает голос, а я поднимаю на говорящего свой затуманенный температурой взор.
 - Потому что рано еще, я не разрешаю, - слышу я ответ мамы, но думаю совсем, совсем о другом!
Надо же, это ведь он! - думаю я,- тот самый, в которого я была тайно влюблена еще с тринадцати лет, когда впервые увидела его на сцене Дворца культуры на смотре-конкурсе бальных танцев. Он танцевал тогда в ярко-желтой рубашке и синих брюках с девушкой Леной — их пара была ослепительной и я была покорена его красотой и умением двигаться на сцене. Потом он несколько раз стоял где-то рядом со мной, но совсем меня не замечал, потому что вокруг было много взрослых и красивых девчат, не то, что я. Но я влюбилась сразу и ночи напролет думала о нем, а если удавалось увидеть, то это было событием, которое согревало долго-долго. Потом мы пересекались на других конкурсах, но он никогда не видел меня, совсем не замечал, да я и не стремилась к этому. Я знала, что он работал в порту и жил там же в общежитии, что от предприятия выступает в смотрах-конкурсах — он танцевал от аэропорта, да еще и очень здорово.
Я вспомнила того парня, с которым дружила в деревне — только лишь потому, что он был немного  похож на него,  этого самого  мужчину моей мечты. И вот, свершилось! Он меня  не только увидел, но и хочет познакомиться. Это ли не чудо? Не моя ли мечта? Но как мне было неловко за свой больной вид. Конечно, не так я мечтала о нашей первой встрече. Я бы шла по улице, красивая-красивая, взрослая уже такая, а он бы увидел и тоже сразу влюбился бы, наповал. Но я бы прошла мимо и даже не оглянулась в первый раз... Теперь все рухнуло. Он уйдет и все.
   Но он не уходил. Он уговаривал маму все же разрешить познакомиться, мол, он же взрослый и серьезный мужчина, не обидит, не о чем и переживать.
 - Ну, как-нибудь в следующий раз, - сказала мама. - Она заболела в дороге, надо домой, не до знакомств.
- Так я же на машине! Как раз и подвезу, ведь вы же где-то рядом живете, нам по пути.
Мама согласилась. Дальше все опять, как в тумане — и от температуры, и от него.
Довез, чемодан донес до квартиры, пожелал поскорее поправляться. Я была счастлива. И совсем больна.
 Дней пять потом держалась высокая температура, я не вставала с постели и совсем ослабела. Пора было уезжать обратно, но врач дала справку и мои каникулы продлились не одну, а целых две недели. Так что дома я пробыла целых десять дней, потому что четыре дня — это дорога туда и обратно. Вот из этих десяти дней я неделю проболела, никуда не ходила. Как могла, помогала маме дома — генеральная уборка всегда была моей обязанностью, да и с братом хотелось побыть побольше, сильно соскучилась.
Через неделю он как раз и пришел к нам в гости вместе с мамой,  в обеденный перерыв. Какие-то гостинцы принес, лекарства дефицитные. За обедом поговорили о чем-то разном.
Он сказал, что у него все просто отлично складывается, после того, как он познакомился со мной — ему дали квартиру не далеко от нас. А еще — у него большие связи в торговле и он поможет достать кремплен нам с мамой на платья, прямо с базы. Мама была очень довольна. Они уехали, а я решила, что надо поправится скорее, так неловко появляться больной перед мужчиной своей мечты.
 И вот  мы поехали втроем на эту самую базу, вернулись оттуда с двумя отрезами кремплена на платья, маме и мне. Только мы заплатили сами. Мама сказала, что никаких даров от чужих мужчин брать нельзя. Зато без торговой наценки, да и в городе еще ни у кого нет такой ткани. Если и будет, то у считанных особ — это меня очень удивило, ведь все было как-то необычно, такого я не знала.
  Ну, и собственно, в последний день мы сходили в кино вдвоем, мама разрешила. А утром я уезжала и он чуть было не опоздал меня проводить, но успел в последний момент, где и был этот неловкий поцелуй. Но такой, что как током прошибло — мы с ним это почувствовали оба, я знала.
   И вот его письмо, такое вольготное какое-то написал. Я решила не спешить с выводами. Конечно, сороки на хвосте уже принесли мне досужие разговоры о том, что он бабник. Что и с Леной, партнершей, встречался, потом ее бросил и что с другой девчонкой из ансамбля  крутил, но что мне-то? Это все было до меня. Сейчас главное, что он со мной, что пишет о любви. Да и я не знала, как правильно надо о ней писать, какими словами — пусть будет так, как написал. Хотя слов он мне не говорил никаких, ни о чем подобном. Но вот зато написал, что я его любовь. Я была в замешательстве от всего этого.
    Я и радовалась, и плакала от этого письма.  Очень многое мне было не понятно.
 А жизнь продолжалась. Учеба и работа заполняли все мое  время, но я ежедневно перечитывала его письмо. Там было первое признание мне в любви — от взрослого мужчины наивной пятнадцатилетней девочке.
   Эйфория — так называлось мое ощущение жизни на тот момент и я летала на крыльях любви...
   Был конец ноября 197...года.
.....

июнь 2023 г.
продолжение - http://proza.ru/2023/06/14/998
жду ваши отзывы!