Волны разума

  Наверное выходной, подумал я когда проснувшись будильник так и не зазвонил. Это здорово, можно валяться в кровати, сколько хочешь неходя на работу небритым. Но действительность стояла кругом и мочевой пузырь настойчиво звал в туалет, куда я пошёл вслед за ним. А заодно уже есть хотелось, что я и позже сделал, позавтракав с небритой рожей.
  Но это ыбло неправильно. Меня всегда учили, что в своё выходной всё надо делать правильно, как учили потому что я человек и потом будет стыдно. Стыдно бывает всем и этого не надо стыдится, но лучше делат как учили, чтобы было не стыдно.
  Ещё мне хотелось гулять. Погода была чудесная весенняя. Я одел джинсы и пиджак прямо на футболку которую не снимал спя и пошёл гулять в кроссовках. Я знаю что неправильно когда кроссовки и пиджак, но мне неважен мой имидж, а важно кто я и мой внутренний мир человека.
 Действительность на улице превзошла все мои оптимальные ожидания, потому что действительно было здорово. Я купил и взял в одну руку пирожок с ливером, в другую с капустой. Я вообще люблю капусту. Но это вульгарно, поэтому я люблю ещё цветную капусту брокколи за её колорийный цвет, я всем так говорю в моей лаборатории и все думают, что я пижон, но это неправда, потому что действительность гораздо превосходит наши ожидания.
  Во дворе я встретил Витьку со второго этажа. Витьке сорок четыре, он – академик, очень большой учёный, поэтому он весь этаж купил. Но раз Витька сегодня не на работе или симпозиуме научном, то он тоже сегодня выходной, что здорово совпадает с моими перспективными планами на развитие нашего совместного интеллигентного творчества. Мы же с ним не просто люди, а творцы и двигатели прогресса. Поэтому мы с товарищем пошли в магазин, купили по тарифу выходного дня две бутылки дорогого алкоголя. В подарок нам дали бокалы и скидку выходного дня на элитную закуску к дорогому алкоголю – мы не могли позволить себе терять наши лица даже в выходной день. Я хорошо помнил об этом всегда.
  Поэтому мы вернулись во двор нашего охраняемого дома, сели за столик за кустами, где уже была Алка – художница с верхнего этажа. Дорогая художница, ей двадцать восемь, смело отражающая действительность на своих полотнах и татуировках. Но сегодня она отражать не стремилась, потому что не могла. А может быть могла, но не стремилась. Вот такая пара доксов.
  Мы выпили с Витькой и с Алкой элитный алкоголь, потом пиво с моими пирожками ведя большую но не очень громкую творческую дискуссию о фруктуациях разума, чтобы нас раньше времени не нашла охрана и не развела по домам или в общественные комнаты выходного дня. Мы же не дети, мы самостоятельны даже в выходной день, потому что обладаем железной силой воли дисцыплиной выдержкой и имиджем. Ещё Витька приставал к Алке, лапал её, она както отбивалась, но не совсем. Но Витька вдруг сломался и заснул. Прикинь прямо мордой в стол.
  Алка потом пошла со мной, потому что мы в это день были совсем одиноки и нас никто не ждал, а хотелось.


  Они надвигались, медленно и неотвратимо выходя из тени и безмолвия. Отстранённый от людских забот Бондьё безучастно смотрел на меня в окружении лоа, хунганов, мамбо, зомби и бокоров. Взор Папы Легба был направлен обманчиво мимо, зато барон Самеди не скрывал своего презрения к жертве, язвительно подкручивая жидкий, как хвост крысы, ус. Йеманжа, мать всех Ориша, и её собственная мать Нана, Страж ворот смерти, шли следом. Огун,  всадник с мечом в руках, надвигался сразу за ними, думая о своём. Грохотал громами Шанго, и его три жены: Ошун, Обе и Ианса несли в бесконечность пространства любовь, красоту и бурлящие ураганы страстей женских. Ошала наполнял всех неземной силой.
  Их путь непостижимым образом пересекался с караваном Цагаан-Эбугэна, Белого Старца, хозяина и повелителя. Хитрый и злобный Эрлик, Номун-хан, негромко шептал: «мой, ты мой», наполняя мою душу ужасом предстоящего похищения. Газар Ээж, наполненная заботами, думала о своём, земном. Девять сыновей неба во главе с таинственным Убгэн Юру-ул тэнгэри вели за собой бесчисленных бурханов. Хан Согто тэнгэри, Алиган Сагаан тэнгэри, Хан Хормаста тэнгэри, Атай Улаан тэнгэри, повелители 77 северных, 99 южных, 55 западных и 44 восточных тэнгриев были мудры, но сердца их были безжалостны ко мне. Хундари Сагаан Тэнгэри, покровитель брака и сватовства лукаво, но всё равно холодно подмигнул исподтишка в ответ на мой затравленный взгляд. Лишь только Уран Сагаан Тэнгэр, дух творчества, был снисходителен ко мне. Его взгляд что-то обещал, но я не в силах был разгадать этот посыл. Я боялся. Боялся до рвоты, до кишечного спазма, ноги не держали меня. Я выл, рычал, стонал, мычал. Шептал, замирая в ступоре.
  Казалось, стычка между Вечными неизбежна. Исход столкновения был неясен, но для меня бесспорно ужасен – я должен был умереть. Некому было развести это фатальное пересечение траекторий, не было среди них широкого простора Вечного Синего неба, Хухэ Мунхэ тэнгри, силы, дающей надежду на справедливость разума. Но, к счастью, это только казалось.


  Будильник, сука, зазвонил, но вставать не хотелось. За два прошедших выходных я столько выпил, что болел весь ливер, и никакой антипохмелин не помогал. Жрать не стал, потом на работе перекушу в похмельном буфете для таких же мучеников. Зато побрился – нехорошо, если такой человек, как я, придёт на работу небритым. Даже после выходных нехорошо, меня так с юности родители приучили, спасибо им большое, я теперь, в свои тридцать семь всё гораздо лучше понимаю, чем тогда, когда был юным сопляком.
  Натянул джинсы, пиджак одел на мятую футболку, сунул ноги в кроссовки, предварительно пощупав, не нассал ли в них кот, а он это любит и умеет. Кот не нассал, но Алка забыла у меня свои босоножки. Значит босая ушла от меня к себе. Но потому что других её вещей нигде в моей квартире не валялось как иногда бывает, значит ушла одетая. Я проверял.
  И я помнил, что она была у меня, а Витька с нами не пошёл. Академик, блин. Гордая сволочь, пренебрегает простой художницей. Хотя Алка совсем не простая, а продвинутая и очень модная. И востребованая. И вообще класная баба, хотя и пигалица. Только умничает иногда и пытается меня воспитывать. Направить на путь истинный, как она любит говорить. Только где он, истинный? Где? Я всю жизнь его ищу.
  На работе я быстро перекусил специальным сбалансированым меню и принялся за работу. Мне надо было успеть сегодня убрать десять кабинетов научных сотрудников и три подсобных помещения. Хорошо, что в первый рабочий день ещё не доверяют убирать лабораторные комнаты. Это уже моя завтрашняя прерогативность.
  Я получил у сегодняшнего завхоза швабры, вёдра, тряпки, моющеи-чистящие, тележку и пошёл мыть и драить перекидываясь шуточками с более продвинутыми к пику сотрудниками и наблюдая понимающие улыбки тех, кто на максимуме. Всё же хороший у нас коллектив. Я его сам подбирал. По человечку, по иголочке из стогов сена наковырял. А эти человечки меня не пустили посмотреть на моих же подопытных крысок! Сволочи и недоноски.
  После работы я зашел к Алке. У неё уже был Витька. Мы выпили по чутьчуть, а когда уже нажрались, Алка стала писать примитивный портрет двух алкашей, как она сама сказала. Потому что в этом что-то есть или быть должно несомненно. Кому, как не Алке это знать.
  Ко мне она не пошла, сказала, что успеет ещё пару раз отдастся творчеству. Юмористка, блин, за что её и люблю. За красивую грудь, маленькие ступни и за парадоксальный взгляд на жизнь.
  Витька пошёл со мной. Мы пили пиво и обсуждали мою близящуюся к концу идею. Нет, близящуюся к воплощению идею. Надо говорить правильно, я же всё-таки научный сотрудник, доктор физико-биологии. Это вам не маутинус собачий, хрен тебе навстречу.
 

 Казалось, что странная стая не просто вынырнула, а родилась из солнечной короны. Алконост, Сирин, Гамаюн, Рарог...  Эти хотя бы летели. Но за ними неслись ордой, крича и улюлюкая, русалки, мавки, упыри, бесы, волколаки, берегини и лихорадки, кикиморы и полудницы, водяные и лешие, прочая мерзость. Ясно было, что эта мелочь — всего лишь начало движения гораздо более грозных сил.
  И они показались.
  Громовержец Перун, солнечноликий Хорс и его друг-соперник Дажьбог, единственный, на благосклонность которого я мог надеяться, как человек русский. Стрибог и Семаргл двигались с двух сторон под ручку с Макошью. Велес и Сварог о чём-то мирно беседовали, и думалось, что это хороший признак для меня. Но вдруг бог-кузнец взревел «Он мой!» и уставил указующий перст литой десницы на меня. Триглав повернул своего вороного в мою сторону, Чернобог не отказал себе в удовольствии отстегнуть мне от щедрот своих малую толику тошнотворного страха. Все три бога Кореницы хоть и глянули на меня, но не стали оспаривать мнение свирепого кузнеца. А вот Жива и Вилы одарили заинтересованными взглядами. Весьма мимолётными: букашка, она и есть букашка.
  Свита тянулась за ними в пространстве.
  Все сбалансировано в этом мире. Любая система стремится к потенциальному минимуму. И на любую добычу претендует не меньше пары охотников, псы которых готовы растерзать загнанного по малейшему движению мизинца хозяина.
  Из межзвёздной темноты, из невидимого Асгарда показалась кавалькада всадников. Три брата: Один на волшебном восьминогом коне Слейпнире, Вили и Ве ехали во главе. Радовало, что там был дающий разум Вили, но остальные... Тор, Бальдр, Тюр, Хеймдалль, Браги, их сподвижники не сулили добыче ничего хорошего. Даже богини  Фригг, Идун,  златоволосая Сиф были по-северному суровы. Тоже самое можно было сказать о норнах и валькириях. А  несущая любовь Фрейя просто-напросто отвернулась от меня. Ваны, турсы, великаны, альфы свиты асов не станут меня щадить. С клыков чудовищного пса Гарма, охраняющего мир мёртвых, стекала слюна - он улыбался, приглашая меня в к себе. Внушающая уважение дружина Одина из 800 павших воинов эйнхерий, многотонная бронированная лавина,  на фоне улыбки смертельно опасного фигляра Локи казалась безобидным парадным расчётом придворных гвардейцев.
 Лишь вепрь Сехримнир, которого каждый день забивают в Вальхалле, мог понять меня. Но не желал. Ему хватало своих мучений ежедневного воскрешения для новой смерти. Я отчаянно не хотел разделить его участь. Но кому я нужен, когда в воинственном споре сходятся такие соседи?


   Будильник разбудил меня некстати, но я на него не обиделся. Я в свою очередь разбудил кота, дрыхнувшего на ноутбуке, наполнил автокормушку паршивца, вынес его лоток, сам сходил в туалет и принял душ. Побрился – это всенепременно. Как сказал кто-то: «Пока мужчина бреется, на его лицо не ляжет печать…» Дальше забыл: дикости, варварства, идиотизма? Короче, он будет отличаться от обезьяны. Недаром бородатые греки уступили место в цивилизационной лестнице бритым римлянам. Как учит нас наука, одну из глав которой я собираюсь двигать на работе.
  Быстро навел на кухне порядок – изничтожил бардак выходных и послепраздничных дней: сгрёб в мусор бутылки и объедки, закинул стопку посуды и вилок-ложек в посудомойку, протёр барную стойку. Квартирка у меня холостяцкая, но немаленькая, самому убирать уже надоело, не пора ли нанять приходящую домработницу?
  Жениться? Нет, я не настолько ещё оху… охренел. Да и как представлю, что Аллочка крутится с тряпками у меня на кухне – смех разбирает. Аллочка, ага! Кстати о рыжих ведьмах, чьи это заколки валяются на прикроватном столике в спальне? Я уж не говорю о шёлковых тряпочках на полочке в шкафу. Вряд ли кого-то другого. Ох, не к добру это, нет, не к добру. На кой мне хрен семейная жизнь? Особенно с такой бля… художницей? Она же меня заставит рубашку под пиджак оде… надевать или футболку в тон чему-нибудь… трусам, га-га-га ага!.. подбирать. И кроссовки с пиджаком не носить. Или прокатит: богема?
  В гараже поздоровался с Витьком. Он был помят, но весел и бодр, напевал что-то под нос. Мы выехали практически одновременно, приветливо посигналили друг другу и разъехались в разные стороны: он в свой НИИ, я в свою лабораторию. Интересно, кем он там сейчас работает, на восходящей?
  На работе меня кратко проинструктировал Петров, один из мээнэсов на максимуме. Доверил мыть колбы и пробирки… спиртовки и реторты… «кольца и браслеты али я тебе не покупал»?
  Насвистывая себе под нос (Витёк заразил?) я взялся за простую, но требующую аккуратности и понимания работу по приведению лабораторной утвари в порядок. Промыть центрифугу и обеспечить её стерильность – это вам не туалет помыть. Хотя и там нужны умения и прилежность. Матьеёвдушу – разбил пробирку. Никак нормальный лабораторный пластик не изобретут, пора этот вопрос заострять, углу… блять, ставить ребром.
  Зашёл в «крольчатник», посмотрел на своих крысок: радостные, шустрые. Умные, сучата. Последнее особенно порадовало: умные – значит, всё по плану. Что там  именно в плане, я сейчас толком не расскажу, но если в двух словах – революция. Нет, не так, а так - РЕВОЛЮЦИЯ СОЗНАНИЯ. Всё-таки, я гений. Когда на пике. А сейчас моя забота - стерилизация следующего помещения путём облучения ультрафиолетом.
  Вечером зашёл к Аллочке. Зашёл и тут же вышел – прогнала. Сидела, задумавшись у парного портрета двух подвыпивших умников и творила. Где-то глубоко-глубоко в себе. Быстро она выходит из ямы. Аж страшно бывает – как к такой подойти?
  Позвонил Витёк, предложил заскочить к нему на пиво. Заскочил. У него была толпа народа, все простые с незамутнённым и не обременённым тягостными сомнениями разумом. Потягивали коктейли в баре, смеялись, разбившись на группки, танцевали разухабистой толпой и томными неразъединяемыми парами. В более отдалённые комнаты я не углублялся.
  Спросил у Витька, кем он сегодня работал. Оказалось, токарем. Витёк, токарем? Никогда  бы не подумал. А когда узнал, что дня через два он ещё и выйдёт на высший разряд в этой профессии, зауважал страшно – даёт академик копоти. Это вам не пробирки мыть.
  Пить много не стал, нашёл себе весёлую подружку и по-тихому увёл к себе, раз уж Алки нет. Пусть теперь локти кусает, такого парня упустила.


  Это была армада. Боги-воители, Нинурта, Нингирсу, Забаба, Тишпак со товарищи молча, но грозно двигались неровной шеренгой. Вторым эшелоном шли владыки нижнего мира, хаос демонов и душ — вот их войско. Чуть дальше виднелась Верховная Ставка. Воинственный Энлиль грозил бурей, в паре с ним был творец дождя Ишкур, а огненноликий Гибил парадоксально их дополнял. Лунный телец Нанна сейчас носил имя Ашимбаббар, грозя острым лезвием молодого серпа. Его семья: мать Нинлиль, жена Нингаль, сын Уту, двигалась поручь. Амаруту тоже был здесь, и ничего хорошего ни от него, ни от его приспешников и вассалов ожидать не приходилось. Тиамат, Лилу, Лилиту, Ламашту, Пазузу. Что могли дать мне все эти демоны? В лучшем случае я получу минуту наслаждения, за которую придётся расплачиваться по счетам загробных Галла и присоединиться к сонму непогребённых Утукку. Даже небесная блудница Инанна отвернулась от меня. Ан на этот раз воплощал всеобщее согласие, редкое до невозможности единение непримиримых. Этана, Гильмагеш, Энкиду, другие герои были офицерами у этого генералитета. Хотелось думать, что мудрость Энки подарит мне надежду, но слабо верилось в это. Неотвратимость безумия — вот что мнилось при взгляде на них.
  Чуть позже оказалось, что есть и более страшная сила. Холодная беспощадность нового потока божественных метеоров прорезалась из радианта справа. Скелет Ах Пуча уже скалился черепом в шапке из морды каймана. Он мчался во главе банды из Кумхава, Кисина, Пукуха, Ма Ас Амкуинка, Ах Альпуха. Но это был всего лишь авангард. “Змея, покpытая зелёными пеpьями” Кецалькоатль был сегодня Якатекутли - Повелителем Головного Отряда, Тот, кто идет впереди. Я очень надеялся, что сегодня он на моей стороне, именно он, создатель культуры и науки, защитит меня. Сложно было поверить в это, глядя, как чуть поодаль несутся повелитель стихий Кавиль, творец судьбы и огня Камаштли. И вслед: Тескатлипока, Синтеотль, Мишкоатль, Сиуакоатль, Шочикецаль, Уицилопочтли, Коатликуэ, Шипе Тотек, другие — нет жалости в их сердцах. По крайней мере, для меня. Есть ли вообще у них сердца? Звери, алчущие жертвоприношений.
  Ничего хорошего не стоило ждать и от стычки лунного Мецтли с его шумерским собратом Нанну. Возможен только смертельный поединок, и я, муравей перед ними, буду втоптан в звёздную пыль беспамятства. Присутствие владыки царства мёртвых Миктлантекутли недвусмысленно обещало это. Но есть ещё один лучик надежды - благородный Кукулькан. На стороне добра или зла он сегодня? И что есть добро и зло для змея с человеческой головой?
  Надежду давало то, что боги, демоны, духи и герои как всегда завязнут в своих вечных разборках и пронесутся мимо меня. Но рано или поздно мне несдобровать перед ликом этой махины. Ладно, меня устроит, если смерть моя придёт не сегодня.


  Будильник звенел долго и как-то однообразно. Эта монотонность стала мне претить.. гм, можно ли так сказать… проверил в сетевом словаре – вроде нельзя, но мне, автору своих мыслей можно… заметил, что однообразность звуковых сигналов устройства опротивела мне ещё позавчера, когда мы с быстрорастворимой подружкой поутру кувыркались. Умылся, побрился, самопокормился, снабдил непривередливого кота провизией-водой и потратил немало времени на почёсывание сего Толимахера за ухом. Кот благодарно отмурлыкал мой вклад в его скучную серую домашнюю жизнь. Я запустил ему несколько мышек-игрушек. Пусть толстячина побегает за этими роботами для животных. Вот тоже вариант - жизнь, не богатая на события. Хотя, кто знает, что я там устраиваю для него, когда нахожусь в яме, какие развлечения… Только кот Толян и ведает.
  Пока пил кофе, надиктовал компу несколько команд для поиска приятных мне звуков, мелодий и песен для использования в будильнике.
  Рубашка, пиджак, брюки, замшевые мокасины – всё чистое и наглаженное. Часы на руку не забыть. Всё же не мальчишка, солидный человек.
  Взял цветы, доставленные вчерашним вечером. Поднялся на последний этаж, прошёл в крыло, где расположена студия Аллы. Немного посомневался у дверей: ох, рано. Мне-то на работу в самый раз, а что сейчас за время у вольной художницы – один Меркурий ведает. Нажал кнопку вызова и как мог нежнее пропел в интерком: Ал-лоч-ка!
  К моему удивлению буквально через пять секунд дверь открылась. Открыла её сама Алла. Чудо с выбившимися из-под косынки рыжими прядями в мешковидном халате, заляпанном красками, удивлённо распахнуло на меня свои карие глазища – я аж задохнулся, забыл, зачем пришёл.
  - Чего тебе, Антоха? – хмуро глянула на меня, вытирая руки какой-то не менее пёстрой, чем халат, тряпкой.
  - С днём рождения, подруга! – я, не дожидаясь приглашения, сделал шаг через порог и осторожно поцеловал девушку в щёчку. Не дай, Миктлантекутли, запачкаться – это про «осторожно». Поцеловал в щёчку – это тоже про «осторожно», ибо, кто его знает, в каком сейчас настроении это трудно постижимое создание.
  - День рождения? У меня? Ой, совсем забыла! Спасибо! И цветы! С утра! Как мило! Ты первый, кто меня поздравил! А я всю ночь работала над вашим с Витьком портретом! И, по-моему, у меня получается! Я всё поняла: вы – творцы! Творцы сомнений! – она повисла на мне, смачно впившись своими губами в мои (Не своими в не мои, ага. Или зубами… или… стоп, фантазия. Оторвись от меня, ведьмочка. Ага, и ещё раз... оторвись... Да-да-да! Хочу тебя. )
  Цунами эмоций, подкреплённое обвалом восклицательных знаков, накрыло меня. Я уже смирился было с тем, что сейчас меня потащат смотреть шедевр. С тем, что пиджак придётся чистить от пары красочных пятен, я смирился быстрее, практически с первых секунд первого поцелуя. Вот опоздание на работу было какое-то… непримиримое. Как оппозиция.
  И потащила смотреть шедевр. Портрет стоял в куче художнического хлама, язык не поворачивается назвать это художественным беспорядком. На картине два монстра, вырастающих из машинно-компьютерного недра, пялились на славных, белых и пушистых, кроликов. Монстры были с моей и Витькиной мордами времён алкогольной абстиненции. Я так и не смог понять, что хотели эти чудища: то ли сожрать несчастных зверушек, то ли поглумиться над ними. Примерно, как сейчас делала автор этой картины, картинно повиснув на моей шее, впившись поцелуем в добычу, но искоса поглядывая на меня и себя к в большое зеркало.
  - Всё-всё, расцепились, на работу опоздаешь, - вдруг… внезапно заговорил разум в моей женщине. Наверное, вспомнила, что растрёпана, не накрашена… или чересчур раскрашена. В общем, не понравился образ, отраженный в посеребрённом стекле. – Беги. Вечером приглашаю в «Дохлую собаку». Будем отмечать мою днюху в узком кругу немногочисленных друзей. Форма одежды – тусовочная. Кстати, тебе к этой рубашке подошёл бы серый, стальной такой галстук в солнечный горошек. Подумай.
   Последнее, что я расслышал из-за почти закрытой двери, было брошенное как бы случайно вдогонку слово: дружок сердешный.
   В гараже я лихорадочно стартанул, не дав прогреться двигателю. Заслуженный токарь, академик Виктор Рябокобыла очевидно давно уехал. Жаль, хотел с ним парой фраз о затеянном мною опыте переброситься.
  В лаборатории  мне предстояло начать сложную ручную работу по калибровке нового оборудования под нужды моего следующего эксперимента - сегодня я на должности инженера. Но все мои мысли были заняты другим: «дружок сердешный» и «стальной такой галстук в солнечный горошек». Издевается? Нет, в том, что цвет галстука – явно проверка моих умственных способностей и чувства юмора, сомнений нет. А вот… 

  День был трудный, трудовой. Пришлось попахать: калибровка удалась не сразу – надо выставить претензии поставщикам, ведь в техзадании всё было прописано. А галстук заказал.  Мой авторский. И за срочность переплатил немеряно. Но когда я заявился в «Дохлую собаку», я понял, что я, если не бог, то точно виктор Виктора, в смысле победитель вероятного соперника. Аллочка просияла, потом долго смеялась, потом пересказала всем присутствующим наш утренний диалог. Хохоча и рыдая. Потом изобразила эту сцену в лицах, опять повиснув на мне и зависнув в поцелуе.
  - Какой же ты всё же молодец! Оценил и развил прикол, - и добавила тихонько в ухо, - люблю.
  И  тут же перевернула всё с ног на голову, едко стряхнув с губ при всех «немногочисленных» (узкий круг – человек пятьдесят): «дружок сердешный». Не думаю, что случайно или в лёгком подпитии – у неё всё продумано. Но всё равно взбалмошная девчонка.
  Весь вечер она была со мной, и всю ночь она была моей.


  Их спокойствие было поистине олимпийским. На этот раз они были греками. Крониды выступали в полном составе. Колесница громовержца катилась первой. Гера была там же, держалась за руку Зевса. Заметив меня, она грустно улыбнулась. Отчего бы не приободрить случайную жертву? Посейдон скакал на морском коне. Даже не скакал, а скорее плыл. На лице Аида царил мрак. Деметра и Гестия болтали о чём-то своём, женском, периодически оборачиваясь и перебрасываясь фразами с племянницами Афиной, Персефоной, Артемидой и прекрасной Афродитой. Воинственный Арес показывал свой меч кузнецу Гефесту, советуясь. В их свите тут и там мелькали знакомые лица героев: Ахиллес, Одиссей, Геракл, Аякс, другие ветераны походов и войн - аргонавты, троянской кампании, спартанцы и прочие. Аполлон вроде бы бесцельно пощипывал струны кифары, но порождённая им мелодия была поистине божественной. Гермес и Дионис, похоже, были пьяны. На последнего я очень рассчитывал, как на хранителя. Но нет - не обращая внимания ни на кого, они горланили похабные песенки в окружении козлоногих сатиров и соблазнительных нимф, наяд и дриад. Замыкали шествие непонятно как уцелевшие после всех чисток и неоднократной резни титаны и циклопы. Больше всего я боялся, что их не укрощенное бешенство может спровоцировать ненужную стычку, и тогда прощай олимпийское спокойствие богов.
  Боги наверняка бы взбеленились даже в более иезуитской ипостаси с латинскими планетными именами, безбородыми лицами римских патрициев и мраморным совершенством гетер Вечного города. Дай только повод.
  И повод нашёлся. По кругу эклиптики сначала тихо, а потом всё быстрее начали проступать фигуры другого пантеона, частично звериные, птичьи, частично человеческие.  И не было им числа. Неслась на коне нагая пришелица из соседних земель Астарта, а с противоположенной стороны, со стороны протуберанца Ра к олимпийцам летели парой Анат, дева с двумя парами крыльев, с рогами, растущими из лба, и солнечным диском между ними и «гневное око Ра», Сехмет, богиня войны с головой львицы. 
     Но не они занимали мои мысли. Волоокая Исида, играющая судьбами, повелительница жизни, охраняющая новорожденных и умерших, и её брат Осирис, спеленутая мумия с зелёным лицом, держащий в свободных кистях рук символы царской власти хекет и нехеху — вот кто должен был решать, быть ли мне. И кем быть. Маат, сидящая женщина со страусиным пером на голове, богиня мирового порядка и истины, казалось, явственно обещала мне защиту в суде Осириса. Олицетворяющая разум, куратор познания и мудрости Сиа тоже была на моей стороне. Ох, если бы так.
     Всё это будет, если удастся избежать столкновения между египтянами и греками. Гул и рёв тем временем нарастал со всех сторон, надежда на мирный исход таяла, истончалась. Но космополит Птах, Бог по ту сторону творения, сумел обуздать своих. Вот уж поистине владыка истины и справедливости.
     Я смотрел, как мимо меня проходят, меняя лики и имена с греческих на римские, с египетских на греческие, боги и герои, чудовища и нелюди, и моя надежда на удачный исход потихоньку возрождалась.
 
   
     Будильник был непреклонен и неотвратим, как… Как что, я додумать не успел, потому что меня обняла и поцеловала Аллочка. Я ответил, куда деваться? Работа? Работа не волк, в лес не убежит, но покусать может крепко. Зубами начальника. Зато верная жена – по любому дождётся. Но вот эта мелкая рыжая бестия ждать не будет. Вывод наблюдения: в жёны не годится.
  Потом я галопом одевался, глотая обжигающий кофе – спасибо, милая, за завтрак, ты сама доброта - в паузе между надеванием брюк и натягиванием носков… где второй, зараза? Галстук я, естественно, «забыл» в её квартире. Повесил на люстру. Конечно, тривиально, заезжено и даже пошловато, но в тот момент мой мозг был полностью отключен. Женщины знают и умеют пользоваться неизвестным науке рубильником, стоящим в сети питания мужского интеллекта. Раз и «выкл». А потом удивляются, почему это её мужчина просто выдающийся, а не гений, который её поразил и завоевал.
  С этими мыслями я ворвался в гараж, уже не чая застать там Виктора.  Но оказалось, что друг ещё не уехал, ждёт меня.  Я совсем забыл, что на вчерашней вечеринке мы договорились заскочить в мою лабораторию. Мне  хотелось посвятить его в детали своих исследований.
  Поехали на его лимузине с личным водителем -  выезд, которым он пользовался, чтобы производить впечатление солидности и респектабельности.

   Внезапный приезд столь выдающейся личности в нашу контору вызвал вполне ожидаемую суматоху: секретарши и лаборантки, одёрнув короткие юбчонки, приняли деловой вид, постреливая глазками в сторону высокопоставленного холостяка, всякие мэ- и эс- эсы стали роиться вокруг светила науки, пытаясь привлечь к себе внимание умными репликами. Вроде бы и разные цели, но вполне одинаковые поведенческие приёмы, не зависящие от гендерности. Надо бы об этом подумать на досуге. Вот только будет ли он, досуг?
     Все знали, что я на подъёме, но далеко не на максимуме, об этом даже мой бейджик говорил. Поэтому вместо меня докладывал и показывал мой зам. Я лишь только кивал в нужных местах головой. Этакий младшенаучный сотрудник-болванчик. Жаль, что окружающие не знали, что наш Витёк сейчас вовсе не академик, а примерно такой же недодоктор-послеаспирант. Виктору вполне хватило ума не показать свой текущий уровень и вполне хватило общей эрудиции, чтобы квалифицированно оценить проводимый эксперимент в смежной отрасли науки и прикинуть его последствия. Всё же крупный учёный. С таким человеком можно с наслаждением побеседовать о чём угодно: от качества пива до глобальных парадоксов.
     Крысы, выжившие после приёма нашего препарата, его поразили. Успев вникнуть в суть моей работы, он тут же предложил несколько новых подходов и даже детальных схем экспериментов для подтверждения стабилизации интеллекта. Я был абсолютно прав, когда поделился с ним своими сомнениями.
     Уехал Виктор весьма задумчивым. Я же занялся приведением в порядок материалов наблюдений, написанием планами последующих опытов. Кстати, сегодня надо дописать статью для своего зама, пока мы ещё не поменялись местами.
    
     Вечером абсолютно спонтанно на моей кухне собралась небольшая компания: я, Виктор и Алла. У нас всех было тихое и задумчивое настроение. Я мучился сомнениями, Витя, словно заразившись моим состоянием, тоже был немногословен. Алла вообще молчала. Я её такой и не припомню.
     Сидели, пили чай. Постепенно разговорились о том, что совсем очевидно нас не интересовало – о сортах чая, о предпочтениях вкуса. Я уж не помню, как получилось, что Алла прочитала свои стихи о жизненном беге по кругу. Стихи были не то, чтобы мастерскими, но искренними. Хорошо легли на наше молчание о главном. Какой камертон в душе этой жизнелюбивой женщины уловил нашу грусть-печаль?
  В ответ Виктор сходил к себе, принёс гитару и, поначалу слегка стесняясь, спел несколько своих песен. О жизни, о тщетности разума постичь самого себя. Песни тоже не то, чтобы были выдающимися, наоборот, они грешили излишним применением непонятной многим терминологии, но настроение читалось.
  - Да ты оказывается бард. Академический поэт-песенник от науки, - сумела классифицировать так внезапно открывшегося нам друга Алла. – Молодец.
  Молодец был удостоен поцелуя в щёку, а я был облит презрением во взгляде.
  Однако я сумел продержаться и не опуститься до старых, всем известных студенческих и туристических песен. Ну, весь этот жизнеутверждающий заезженный набор о верной любви, вечной ночи, звёздных кострах, пламенных подругах, зловредных друзьях и искренних преподах.  Или наоборот. Я просто поддержал своих друзей-авторов в стремлении читать стихи и петь песни. Свои и чужие. Главное – не думать в этот вечер о том, что сидит в душе занозой, которую вынуть можно только радикальной операцией. Прямо на мозге.
 - Что-то вы, ребята, не договариваете. Ладно, отмалчивайтесь, всё равно сами всё расскажете. Пойду-ка я, пожалуй, поработаю. У меня ваш портрет так и стоит перед глазами. Вы меня сегодня заинтриговали. Попробую понять с помощью кистей и красок, чем именно.
  Я проводил её, уже в дверях она оглянулась и сказала:
  - Тоха, я верю в тебя, ты сможешь, и всё у тебя получится.
  Не поцеловала, не чмокнула в щёку, даже не обозначила жестом прощание, но уже из-за дверей до меня донеслось сказанное очень нежно, но не без язвительности: любовничек. Невозможная женщина.
  Настроение удивительным образом улучшилось.
    

  Странная тройка заполняла пространство солнечной системы. Инициатор Брахма, исполнитель Вишну и терминатор Шива. Что значит это сборище ликов единого Брахмана? Неужели всё, конец времён? Зачем тогда здесь их аватары, другие боги-дэва и асуры? Зачем в этой куче старых каменных статуй Индра, Сурья, Агни, Варуна, Кубера, Сома, Ваю? Воитель и боги стихий и частей света. Мне нужен только Яма, пусть в его руках смерть, но и справедливость тоже. Я не боюсь. Я перестал бояться вас, боги времён и народов. Я хочу знать.
  Нет ответа.
  Ладно, я задам вопрос другим.
  Попробуй ответить ты, Тай-шан Лао-цзюн, император изначального хаоса. Думал ли ты, что из твоего творения проклюнется росток разума у нас, смертных людей? Конечно, не думал, не было людей в твоём мире. Как не было нас в мире твоих эманаций, в мире Троих чистых. Лишь Юй-ди начал управлять человеческими судьбами. отдавая команды семи владыкам звёзд Северного ковша, созвездия Большой Медведицы. Он поставил жизнь каждого человека в зависимость от одной из этих звёзд. И привратница Си Ванму помогает ему открывать или закрывать врата наших жизней. Многорукая Доу-му, Матушка Ковша, и сейчас управляет движением звезд и циркуляцией энергий в моём теле. Звёзды, да? Какое им дело до нас.
  Но никого из вас не интересовал наш разум. Как не интересует теперь мой.
  Я ведь правду говорю, ответьте и вы, шесть божеств звёзд Южного ковша, обеспечивающие процветание или лишающие жизненных благ, и вы, сань гуань Неба, Земли и Воды, влияющие на судьбы людей. Тысячи поднебесных божеств, Восемь бессмертных и другие божества и духи, будды и бодхисаттвы, вы печётесь о многом, но вас мало волнует мой разум. Вы думаете, что решаете мою судьбу, а я хочу делать её сам. Сам, своей головой. И сердцем.
  Слушайте мои слова и вы, пятеро изначальных ками - Уважаемые небесные боги, а также призванный вами  Идзанаги с супругой Идзанами,  детище его левого глаза  - солнце Аматэрасу и правоглазорожденный лунный месяц Цукуёми. И многие другие.
  Я, смертный и ничтожный в сравнении с созданной вами и многими другими богами машиной Вселенной, бросаю вам вызов. Вы можете раздавить меня. Можете уничтожить всё человечество одним камнем, упавшим с неба, но бояться я вас перестал.

  Будильнику оставалось оттикать несколько секунд до сигнала «подъём», как я отключил его. Со мной всегда так во время приближения к максимуму – идеально просыпаюсь по внутренним часам. Повышенная устойчивость - особенность моей психики. Этим многое объясняется: относительно спокойный безконфликтный минимум, хорошая работоспособность на нисходящих ступеньках, способность к быстрой умственной ремиссии. Сам себе завидую. Шутка такая не смешная. Не хочется мне смеяться, хочется перестать думать, забыться. Господи, как же хорошо было на минимуме! Боже, верни меня обратно. Да и вернёт. Через 17 дней. Если я не воспротивлюсь, не пойду против воли Его. Или Их?
  Гордыня одолевала – я могу стать равным богам. Могу ли? Узнаем, а пока… помыться-побриться. Где эти чёртовы носки? Я имею в виду – чистые. Ага, вот они. Какой пиджак надеть? А вот никакой! Футболку с надписью. Какую выбрать? Ага, вот: «Не верь, что все там будем. Некоторые пойдут дальше». Джинсы-кроссовки. Демократично, по контрасту с моим замом. Пусть народ видит, кто из начальников ему ближе. Тем более, что сегодня я ещё не начальник. Но уже старший научный, руководитель аспирантов и одного докторанта, автор недописанных статей и не утверждённых планов, разработчик новых экспериментов и…
  Да никто – хрен с бугра.
  Нервишки ни к чёрту. Решение принял, но чем ближе срок, тем больше метаний. Ну да, повышенная устойчивость психики. Была бы обычная – в окошко бы сиганул? Со своего седьмого.
  Хотел было позвонить Аллочке, но вовремя одумался – неприлично в такое раннее время тревожить звонком столь богемную даму. Всего-то девятый час утра. Нет, нельзя быть столь эгоистичным скотом.
  А если быть честным… Перестань ссать, гений, не прячься за бабу.
  В гараже раскланялся с Виктором Герасимовичем, они как раз садились в свой лимузин – не иначе, как на службу выезжать изволят.
  Зубоскалю – дергаюсь.
  Позвонил Виктору, он подтвердил договорённость. Железный мужик, настоящий друг. На его плечо и мне, мужчине, опереться не стыдно. Почему? Потому что он видит гораздо дальше и шире меня. Как бы мне, прикладному гению, не прискорбно было бы в этом признаться.
  День пролетел по намеченному плану: всё больше чужие проблемы – одолевали аспиранты, всё меньше времени для сомнений. Принял дела у зама, он с завтрашнего дня уходит на нисходящую траекторию. Счастливчик.
  С Виктором встретились, как договаривались, в тихом уголке ресторана «Крутой Кок». Ресторан с претензиями, цены заоблачные, но обслуживание на высоте – его просто не замечаешь, а всё сделано. А главное: повар там - бог. Кстати, почему ни в одном из пантеонов никто не отвечает за готовку?
  Для начала выпили по рюмочке – посмаковали хорошую водку. Безымянную, крутококскую. Для своих и особо почётных гостей. Я – почти свой, а Виктор к тому же – почти особо почётный, оба зятя хозяина ресторана пишут докторские под его чутким руководством.
  Виктор начал первым:
  - Значит, через три дня. Не отступишься, Антон?
  - Что ты меня, как инквизитор перед сожжением…
  - Вижу, что мечешься, дёргаешься. Я же тебя знаю.
  - А ты бы не  дёргался?
  - И я бы дёргался, - Виктор был честен, чего нам врать друг другу, но я видел, что он что-то ещё не договаривает, о чём-то хочет меня спросить. Наконец он решился:
  - Алле сказал?
  Вот в чём дело. Эх, Витька, Витька, и ты туда же.
  - Беспокоишься за неё?
  - Беспокоюсь, - Витька смотрел, не пряча глаз, - она мне небезразлична, но любит она тебя. За неё и беспокоюсь.
  - Если честно, то я как раз на тебя рассчитываю. Если со мной что не так… если что-то наперекосяк пойдёт… ты же рядом будешь.
  Хотел задать вопрос, а прозвучало, как утверждение. Виктор молча пожал плечами, всё и так понятно – будет. И меня в дурку определит, и Аллу поддержит. Если надо будет.
  Молча выпили, закусили. Мощный разговор у нас получается. Хотелось столько обсудить, а оказывается, что и обсуждать-то и нечего. Я решение принял, он в курсе моей работы, одобряет. Женщину поделили. Думаю, и она нас давно по полочкам в своём шкафу разложила. Всё нормально.
  Раз нормально, то ещё выпили, ещё закусили, и понёсся обычный трёп: о делах текущих, об академическом начальстве, о недопоставках оборудования. Потом вдруг случился разговор о спорте и о рыбалке, из которого всенепременнейше и чертовски логично следовало, что все бабы – суки. Нет, ну кроме Аллы. Ибо она – вообще такая сука, что ещё надобно поискать. И не найдёшь, прямо антипод Бастет, богини радости, веселья, любви и женской красоты, плодородия и домашнего очага. Ну, тут мы, надо признать, погорячились.
  Домой вернулись на обычном такси, горланя песни и теряя друг друга на последних десяти шагах перед домом.
  И чем, спрашивается, мы почти на пике отличаемся от самих себя в яме?
  Тем, что разговор начинаем о более умных вещах, с более интеллектуальных тем? Что есть более умные темы? Может быть, это всё иллюзия, а жизнь проста?
  Алла открыла дверь на мой настойчивый звонок, но прогнала, как назойливую муху. Однако попросила охранника доставить меня до дверей моей квартиры.


  Они медленно и неспешно проявлялись на фоне звёздного неба. Сначала неясное облачко тумана принимало очертания человеческой фигуры, потом прорисовывались божественные или человеческие черты, нарастала детализация.
  Я уже видел Яхве-Иегову, Аллаха, Иисуса. Деву Марию, царя Соломона, пророка Мухаммеда, Адама с Евой, бородатого Моисея, Падшего со своим нечистым легионом, противостоящих ему архангелов и серафимов. Ангелы и черти, пророки и лжепророки, святые и грешные, они были вместе. Думалось, что мало кому из них есть дело до меня, но в какой-то миг оказалось, что все глядят на мою скромную персону..
   Одни были готовы меня простить. Другие думали меня купить или одурачить. И все требовали преклонения, все хотели повелевать. И никто, никто не собирался меня понять. А уж признать равным себе… Не то, что я стремился к равенству. Ни-ни, Боже ты мой. Но почему бы хотя бы не допустить такую возможность? Почему бы не попытаться представить, что человек может вырваться из пут механизма, построенного вами, и стать творцом своей жизни? Поверить мне и в меня.
  Боялся ли я их? Нет, боялся я себя, нового. Боялся, что не выдержу настоящей жизни.
  Даже вы, боги, и вы, их приспешники, чистые и неверные, живёте всего лишь какими-то фрагментами, ролями, выдуманными нами, людьми. Не пора ли вам всем разучивать новую пьесу? Нет, нет, драматург не я, и постановщик – тоже не я. Я – заказчик. Я вас заказал.

  Будильник был бодр и оптимистичен. У меня же кошки на душе скребли. Нет, не мой котяра Толян, а тигры неопределённости, львы сомнений, леопарды... да пошли они! Брысь, твари! Нет, Толимахер, это я не тебе, скорее — себе.
  Брился и одевался тщательно (тёмно-синий костюм, кипенно-белая рубашка, строгий галстук, туфли матовой кожи), как на похороны. Свои, дабы не обременять работников похоронного бюро. Если бы мог, ещё бы и самовскрытие произвёл бы.
  В гараже меня поджидали. Виктор и Алла. Поздоровались, Виктор посмотрел мне в глаза, сказал:
  - Вижу – готов. Успеха. Очень желаю тебе успеха. Желаю успеха нам всем. Тоже хочу попробовать на себе, помни, ты обещал, что я буду следующим. И держи меня в курсе. Сразу сообщай, если что-то пойдёт не так. И если так – тоже сообщи, не томи. Я пока наверх докладывать не буду, думаю, сам сможешь чуть позже всё рассказать. Ей вот лучше всё расскажи, - он кивнул на Аллу, пожал мне руку, сел в свою повозку для бар (или барей?) и изволил отбыть.
  Я повернулся к Алле. Она взяла меня за руку.
  - Давай поднимемся ко мне. Виктор меня выдернул своим звонком буквально из постели, в двух словах объяснил, что ты собрался сделать с собой, и всё. Расскажи мне сам, а?
    
  Мы сидели у неё в студии, пили приготовленный ею кофе, и я рассказывал:
  - Тебе не хочется изменить свою жизнь? Жить всё время на пике интеллектуальных способностей, а не скатываться каждые месяц-полтора в почти животное состояние простейшего идиота? Жить на полную? Мне всегда хотелось. Я жизнь посвятил этому. Я изучал физику, биологию, историю, астрономию. Я никак не мог понять, почему мы такие, почему наш мир такой? Такой волнообразный. Что это за волны разума, когда ты то дурак дураком, а то вполне разумный и даже творческий человек?
  - Всем, наверное, хотелось, но наука утверждает…
  - Я знаю, что утверждает наука, и я знаю, что наука ни черта не знает. Гипотеза о волнах гравитации, индивидуально завязанных на каждого из нас? Расстановка сил тяготения небесных тел при нашем зачатии? Боги, стоящие у нас за плечами, передающие нити наших судеб друг другу в зависимости от того, кто сейчас тебе ближе? Ерунда! Всё ерунда и чушь, попытка научными или сугубо религиозными рассуждениями обосновать картину нашего существования. Мы настолько ничего не знаем, что даже не знаем своего происхождения! Кто мы, оттуда пришли на эту планету? Цивилизационный десант далёкой космической прародины человечества, потерявшийся и забывший о своём гнезде? Есть и такие мифы, есть легенды о небесных сынах, пришедших ниоткуда и давших начало нам. Да я сам тебе сейчас ещё кучу сказок могу придумать!
  Завелся и чуть на крик не сорвался. Алла внимательно слушала. Дурак безмозглый, зачем я всё это носил в себе, вот с кем я должен был поделиться своими сокровенными мыслями. Неужели я так низко ставлю любимую женщину, что думаю, что она ничего не поймёт? Или боюсь за неё? Или всё же беспокоюсь о себе, о том, чтобы иметь уютное и по большому счёту беззаботное убежище для себя? Нет уж, она меня поймёт.
  - Полжизни я потратил на поиск стабилизатора нашей психики, на поиск средства, способного сломать механизм, порождающий колебания уровня нашего разума. Я много работал, я создал и возглавил биоинженерную лабораторию, я подобрал отличный коллектив талантливых ребят. Я им не всё говорил, мы выполнили много работ, напрямую не связанных с моей задачей. Но почти два года назад мы синтезировали некое психотропное вещество, испытывая которое, я заметил, что подопытные крысы стали более стабильными: уменьшились приступы идиотизма, они стали лучше запоминать выученное на предыдущем пике и так далее. Не буду тебя грузить подробностями, но последние пять партий грызунов и собак обходятся без интеллектуальных провалов. Приматы так вообще потрясающи в своей стабильности.  Мы столько раз перепроверяли результаты! Я не выдержал, рассказал всё Виктору, он хоть и далёк от биоинженерных технологий, но эрудит потрясающий и ум у него блестящий. Да и умение видеть дальше моего носа. Он порекомендовал пока не светиться, хотя есть у меня подозрение, что кому-то из сильных мира сего он доложил о моей работе. Не мог не доложить. И вот подошло время испытаний на человеке. Принять средство надо именно перед пиком, чтобы последующий вскорости максимум зафиксировался. Я хочу попробовать на себе…
  - Ты хочешь перевернуть весь наш мир и ты боишься это сделать… бедный мой, - она обняла меня. Вот и сказано главное. Она всё поняла, кто б сомневался.
  - Да, боюсь. Каково это – всё время жить на пике? Не знать спасительных бездумных выходных, отвечать за каждый свой поступок, не имея в резерве благословенного оправдания…
  - ...жить полной жизнью, любить по максимуму, а не только животной страстью…
  - …творить. Я даже не знаю, как такая стабильность разума  скажется на нашей способности творить. Я не хочу стать сверхразумным механизмом. Да и любить рассудочно не хочу. Я не хочу тебя терять.
  - Ты думаешь, что можешь разлюбить меня? Вот так вдруг и сразу? Не верю, и не надейся на это, любовничек…
  Кто о чём, а женщина… как вшивый о бане, ни к  селу, ни к городу пришло на ум. Смогу ли я вот так спонтанно находить такие своеобразные сравнения в состоянии стабильности?
  Алла тем временем потянула меня от столика, за которым мы сидели, к мольбертам.
  - Я переделала ваш с Виктором портрет. Полностью, да и не портрет это вовсе. Это… смотри сам, кажется, я невольно угадала.
  Она осторожно сняла ткань, прикрывавшую полотно на мольберте.
  На холсте были две белые крысы с человекообразными лицами, в которых вполне явственно угадывались наши с Витькой физиономии. Крысы наклонились над лабораторным столом, на котором толпились крошечные человечки. За спинами крыс стояли и плыли в бездонном пространстве многочисленные боги, демоны, духи, герои древних легенд и религий. Они хотели увидеть, что мы делаем. Они тоже боялись. Боялись найти равных себе.
  Мы с Витькой тоже боялись того же. Но было понятно, что мы сейчас перешагнём через свои страхи.
    
  В лаборатории меня тщательно обследовали. Два специально приглашённых психолога на разных тестах провели замер моих интеллектуальных способностей, сравнили с предыдущими показателями и подтвердили, что я на почти на пике. Все данные занесли в базы журнала наблюдений. Самый раз принимать своё средство.
  Лаборантка ввела мне его внутривенно. Ничего не произошло, но возможно, что люди ещё проклянут этот момент. Я сам уж точно ещё не раз об этом пожалею.
  Следующую дозу надо ввести через шесть часов, потом ещё одну через шесть.
  Кем я стану через половину суток? Буду ли я ещё человеком в общепринятом смысле этого слова? Колеблющимся, сомневающимся, теряющим разум по графику, да и без него? Безумие, не оставь меня. Возвращайся хотя бы иногда.


  Дрогнуло пространство, изумлённый вопль вырвался из сотен миллионов глоток. Боги, герои, духи, демоны застыли на своих данных им физическими законами орбитах. В гигантском механизме звёздной системы степенно двигались планеты, опоясавшись сверкающими кольцами обломков. Луны внешне послушно сопровождали своих владык, втайне надеясь сбежать на свободу. Кометы неслись к звезде и обратно, распушив хвосты,  теряя вещество вблизи и красоту вдали от повелителя-солнца. Поля и волны пронзали всё это великолепие. А в астероидных поясах роились, иногда сталкиваясь, крупные горы, скалы и просто булыжники, камушки и куски льда – обломки разбитых олимпов и промёрзших до дна стиксов.